Страница 20 из 32
В Китае Тай-Суй — «великое божество времени». Тай-Суй соответствует планете времени — Юпитеру, совершающей почти двенадцатилетний цикл обращения вокруг Солнца. Изображается с секирой и кубком или копьем и колокольчиком, улавливающим души. В подземной мифологии почитался главой управления временем и временами года. Противодействие ему, равно как и попытка приобрести его расположение, приводят к несчастью. приводят к несчастью.
— Получается, все игры со временем, независимо от того, чисты помыслы или нет, приводят к печальному концу, — сказал Юра.
— Именно так, — согласился Стас. — И это еще не все. У финикийцев был Илу, или Элим, он же Элохим (на иврите). Древнесемитское верховное божество.
Как владыка мироздания, создатель вселенной, протяженной во времени и пространстве, Илу — отец, царь годов. Схож с «Рибоно шел олам» — владыкой вечности в иудаистской мифологии.
В римской мифологии Ангерона — богиня, изображенная с прижатым к губам пальцем. В наше время ее рассматривают как богиню смены времен года.
В греческой мифологии Эон — «век», «вечность», персонификация времени.
Означает очень продолжительное, но принципиально конечное состояние времени и всего мира во времени. Вся история человечества составляет один Эон.
В грузинской мифологии есть Бедис Мцерлеби — «пишущий судьбу». В мире усопших он следит за временем жизни человека на земле в соответствии с «Книгой судеб». Если по ошибке ему попадается душа, срок жизни которой на земле еще не истек, то он сообщает об этом повелителю загробного мира, и душу возвращают телу. Доживать отпущенный срок.
У иранцев — бог Зерван. Персонификация времени и судьбы. Он существует как бы изначально. В «Гимне вечного времени» сказано, что Зерван могущественнее добра и зла. Ход борьбы добра и зла и все, что происходит в этом мире, в том числе и человеческая жизнь, предопределены. Его последователи рассматривают мир как владения князя тьмы.
В Египте Хонсу — «проходящий». Бог луны. Также имел функции бога времени и его счета. Тот — «владыка времени». Бог мудрости, письма и счета. В эллинистический период ему приписывалось создание священных книг. В том числе и «Книги дыхания», которую вместе с «Книгой мертвых» клали в гробницу.
Кстати, в «Книге мертвых» его изображали около весов записывающим результат взвешивания сердца. Татенен — бог земли, сотворивший из первобытного хаоса мир, богов и людей. Он же — бог времени, обеспечивающий царю долгую жизнь.
У алхимиков в почете был Ороборос — символ в виде кольца…
— Слушай, — перебил его Юра, — откуда ты все это знаешь?
— Хм-хм. Я археолог, историк, — ответил Стас. — Вся история, по большому счету, это миф. Или, по крайней мере, станет им через какое-то время.
— Честно говоря, — сказал Юра, глядя перед собой, — я и сам не знаю, какие выводы можно сделать из того, что я нашел. — Он повернулся и посмотрел на Стаса. — Просто столько всего открылось, чего раньше не знал, и везде присутствует понятие времени. Как будто есть какая-то закономерность, а я ее не вижу. Вообще, я надеялся, что ты мне поможешь разобраться.
— Нужно подумать. Может, что-то и придумается. Хотя, конечно, я считаю, что культ, в котором участвовал Лукавский, малоизвестный, если на сегодняшний день вообще не умерший. Но есть вполне реальные ребята со шрамами… И все же я думаю, что если мы где и сможем нащупать ниточку, так это в Италии.
Манускрипт или информацию о поезде… или что-то еще.
— Помнишь, я рассказывал, что когда мы с Бондарем ходили по рельсам, то видели, как ремонтировали заброшенный путь?
— Помню. Ты еще хотел что-то проверить.
— Я проверил.
Юра передал Стасу вчетверо сложенный лист бумаги. Стас развернул его и, монотонно бубня, прочел вслух: «На ваш запрос сообщаем, что в августе сего года на участке платформа «Красный Балтиец» (депо «Подмосковная») — платформа «Ленинградская» Рижской железной дороги никаких работ по ремонту железнодорожного полотна не проводилось…»
Знакомства Бондаря сделали чудо при оформлении документов, необходимых для поездки. Единственное, с чем он не смог справиться, так это чтобы места в самолете были рядом. Но по сравнению с той глыбой трудностей, что ему пришлось сдвинуть, это казалось сущим пустяком.
И вот день отлета настал, самолет круто взмыл в воздух. Вовкино место оказалось в середине салона первого класса у одного из иллюминаторов правого борта, из которого была видна уплывавшая вниз земля. Вовка откровенно трусил, и это было легко заметить.
— Первый раз летишь на самолете? — спросил Вовку круглолицый старичок с двумя подбородками. Он сидел в соседнем кресле и не без удовольствия смотрел на соседа.
— У-гу… — ответил Вовка, вцепившись в подлокотники.
— Зря боишься. Ты уже в самолете, а он уже взлетел. Так что если ему и суждено упасть, то только вместе с тобой. Раньше надо было бояться, пока по трапу шел.
Вовка, и до того чувствовавший не совсем хорошо, ощутил себя совсем погано.
Каждой молекулой своего естества он осознавал ту громадную ошибку, которую совершил, поднявшись на борт самолета. Он недобро взглянул на дедушку, а тот продолжил все с той же веселой интонацией.
— Я уже тридцать лет летаю и, как видишь, жив и здоров. Всего две катастрофы.
Не бойся, в этот раз все будет хорошо. Это как игра в карты — новичкам всегда везет. Правда, бывает, что один двигатель откажет или проводка загорится, но тебе это не грозит. Потому что ты летишь первый раз.
— Но вы-то совсем не в первый, — заметил Вовка. — И большинство пассажиров, могу поспорить, тоже. Количество имеет привычку переходить в качество.
Старичок взорвался смехом, и пару минут он хохотал от души. Вовка, как и прежде, зло смотрел на соседа. Наконец тот начал успокаиваться.
— Просите меня, молодой человек, — сказал старичок сквозь все еще пробивающийся смех. — Я просто не смог удержаться, чтобы не пошутить над вами. У вас было такое лицо при взлете…
Старичок почувствовал новый приступ смеха и, чтобы не обижать Вовку, мобилизовал весь свой многолетний опыт ведения переговоров. Опыт дал себя знать, и через несколько секунд старый дипломат всего лишь улыбался.
— И какой был у меня вид? — почти с угрозой спросил Вовка.
— Обреченный. Ну да ладно. Давайте знакомиться. Вячеслав Николаевич, — дедушка протянул пухлую руку.
— Вовка, — ответил Корнеев-младший и пожал протянутую ему руку.
— Значит, можно на «ты». И тогда я просто дядя Слава. Да не бойся ты так.
Все будет хорошо. Тут лету всего три часа с хвостиком.
С соседнего ряда, с кресла возле иллюминатора, поднялся итальянец и, пытаясь выйти в проход между креслами, выронил целую колоду разноцветных кредитных карточек. Собрав их, итальянец двинулся к туалету и, проходя мимо дяди Славы, улыбнулся ему. Дядя Слава ответил итальянцу такой же улыбкой, проводил его взглядом и сказал Вовке.
— Сколько знаю Маурицио, столько он роняет свои карточки.
— А вы с ним знакомы? — удивился Вовка.
— Да. Уже восемнадцать лет. Я был знаком еще с его отцом. Их семейная фирма продает «Фиат» с 1958 года. Она появилась через год после того, как была выпущена первая «Нуова-500». Эта микролитражка принесла всемирную славу «Фиату». За пятнадцать лет было изготовлено больше трех миллионов автомобилей.
— Откуда вы все это знаете? — спросил Вовка, отмечая про себя, что старикашка не такой уж и противный.
— Мы договорились на «ты», — напомнил дядя Слава. — Я работаю в нашем торгпредстве в Италии с семьдесят второго года.
— Ого!
— Вот тебе и «ого», — вздохнул дядя Слава. — Италия — прекрасная страна!
По делам службы я достаточно поездил по миру, но лучше Италии ничего не встречал.
Маурицио вернулся на свое место и при этом снова просыпал свои карточки.
— Ты один летишь в Италию?
— Нет, с друзьями. Мой отец был археологом. Недавно он пропал без вести в экспедиции.