Страница 32 из 35
– Ну, рассказывайте. – А че, всё нормально, – отозвался Цуцик. – Давуа? – удивился Слава, снимая зубами с шампура кусок мяса. – А мент?
– Мы-то здесь причем? – удивился Цуцик. – Похоже, они просто знакомы, – заговорил Ржавый. – Тем хуже для нас, – заключил Слава, на секунду прекратив пережевывать, а затем продолжил. – Друга он обязательно найдёт. – С ними был еще один, из его отряда, – уточнил Ржавый. – Да нам теперь один хрен! Если он землю рыть начнёт, мало не покажется. Как всё прошло?
– Да нормально всё! – несколько возбудился Цуцик. – Я не тебя спрашиваю! – крикнул Слава. – Всё нормально, Слав, – спокойно ответил Ржавый. – Сделали в лучшем виде. Аккуратно и без шума. – Ну, хорошо, если так. А тебе, Цуцик, я завидую. Всё у тебя всегда нормально, всё всегда хорошо, – сказал Слава и вдруг спросил кивнув на Цуцика. – Когда отдавали, он молчал?
– Как рыба, – доложил Ржавый. – Перехватите что-нибудь на кухне и давайте к Дому Художника. У Штыря там в шесть стрелка с подольскими. Поприсутствуете. Ты их всех знаешь.
– Сделаем. – хором ответили бойцы. – Всё, – сказал Слава и жестом кисти руки скомандовал удалиться.
Очнувшись, Васильков увидел вокруг себя одну лишь темноту. То есть он ничего не увидел. Признаться, Паша даже подумал, что находится в зале с колоннами. Там, в зазеркалье. Но, мгновение спустя, вспомнил, что уже успел вернуться домой. Голова сильно болела. «Черт! Почему все так любят бить меня по голове?!» – подумал Паша, потирая ноющую макушку. Васильков не знал, сколько прошло времени с того момента, как он очнулся, похоже, пару часов. Думал Паша только об одном. Кто его сюда притащил и зачем? Ответа не было, но ничего хорошего это происшествие не предвещало. Тем более что меча у Павла с собой не было. Вдруг дверь отворилась и в проёме, залитом солнечным светом, появилась фигура очень толстого человека. Громадного. Многие любят поесть, но чтоб так сильно!..
– Вставай. – сказал толстяк. – Стою, – ответил Паша. – Пошли. – Иду. Дважды чуть не споткнувшись на крутой лестнице, Васильков выбрался из подвала на свет. Он даже не успел осмотреться. Сильным толчком в спину толстяк задал ему направление и придал начальное ускорение. В комнате, куда Васильков в полном смысле слова влетел, сидели трое, один в кресле, двое на диване. Никого из них раньше Васильков не видел. Капюшона среди них не было, но выражения их лиц только подтвердило дурные предчувствия.
Тот, кто сидел в кожаном кресле, вынул изо рта сигару, положил ее в пепельницу стоящую на небольшом круглом столе справа от кресла. Ни проронив ни звука он потянулся к бутылке Мартини и набулькал в высокий стакан на одну треть. Сидящие на диване были словно двое из ларца, одинаковых с лица. Черные костюмы, черные галстуки, белоснежные рубашки. Они сидели молча, безразлично взирая на Василькова. Головы их, плавно переходили в плечи, натренированные челюсти медленно, пережевывали бублигум. – Подумать только, из-за этого прыща и столько неприятностей! – воскликнул сидящий в кожаном кресле, очевидно, самый главный. – Грохнуть его – и проблем больше не будет, – предложил близнец, сидящий на диване. – Грохнуть мы всегда успеем, – сказал главный. – Эт точно, – утвердительно сказал второй близнец. Паша хотел, было, спросить, за что, но вовремя одумался. Он стоял посреди комнаты и ждал. Ждал, что будет дальше. – Ну? Сразу всё расскажешь или сначала тебе пальцы сломать?
– То есть я что-то знаю? – осведомился Паша, показывая искреннюю заинтересованность. – Если не знаешь, то умрёшь, – успокоил второй близнец и Васильков ему почему-то сразу поверил. – Ты знаешь Фомина?
– Знал, – ответил Паша. – Как вы познакомились?
– Он подошел ко мне в Доме книге на Калининском. – Что, сам? – спросил первый близнец. – Ну да. Я искал одну книгу, а он услышал. – Ну и?.. – Ну и сказал, что её сейчас все ищут. Раньше никто не верил в её существование, а теперь она всем нужна. – Что за книга?
– А черт её знает, – Паша пытался изобразить беспечность. – Какой-то орден Хранителей… Да мне плевать. Мой приятель знает американца, который выложит за неё двести штук зелёных. Сорок процентов мои. – Со-лид-ны-е баб-ки. – присвистнув, сказал второй близнец. – И из-за них ты убил Фомина?
– Я его в тот день даже не видел. Он позвонил мне. Сказал, что книга скоро будет у него дома. По пути к Фомину меня на Тверской забрали в милицию. – За что?
– В машине я вёз старинный меч. Бумаги есть? Нет? Значит, украл. А когда отпустили, он уже мертвый был. – Меч, книги… Ты что, антиквариатом торгуешь?
– Так… пару раз получилось, – Васильков пожал плечами. – Что-то я про тебя не слышал, – сказал главный. – С кем еще знаком из антикваров?
– Я фамилию не спрашивал, зовут Тимофей Валерьянович, – Паша обрадовался тому, что так ловко сообразил про дядю Тимофея, но через десять секунд пожалел об этом. – Я про него слышал. Он тоже умер? – спросил главный. – Д-да… Нет, что вы. У него сердечный приступ… – начал оправдываться Васильков, но ему не дали закончить мысль. – Слушай сюда. Антиквары после знакомства с тобой умирают. Но меня остальные не касаются. Скупой платит мне и Фомин мне платил за то, чтобы оставаться в живых. Ты грохнул Фомина, значит, я не обеспечил ему безопасность. Под моим крылом много антикваров. И что они подумают? Что я беру деньги и не выполняю своих обещаний. Ты собрался мой бизнес сломать?
– Да я же говорю, я не уб… – Заткнись! – крикнул главный. – Ты поживёшь еще немного, пока я во всем до конца не разберусь. Если захочешь что-то рассказать, скажешь толстому.
Толстый перевел свои поросячьи глазки на Василькова. – Убери его отсюда, – сказал толстому главный. – И наподдай ему для сообразительности, – добавил первый близнец. Толстый выполнил последнее распоряжение с усердием. Спускаясь в подвал Васильков, успел сосчитать девять ступенек. Остальные он пролетел. Дверь захлопнулась и вокруг снова стало темно. Паша, потирая копчик, сделал несколько шагов, на ощупь нашел стену и, сползая по ней сел на пол.
На следующий день после визита к Скупому полковник ехал к Василькову, чтобы проведать его. На телефонные звонки никто не отвечал. Могло, конечно, оказаться, что Паша просто где-то шлялся, мало ли, какие у него планы, но на душе у дяди Леши было неспокойно. Недалеко от дома Василькова Лукьянов не сразу понял, что увидел припаркованный у обочины Фольксваген. Полковник остановился и вернулся к машине Павла. Он внимательно осмотрел её и, не заметив ничего подозрительного, положил ладонь на капот. Капот был холодным, значит, машина стояла здесь давно. Быстрее ветра Лукьянов добежал до квартиры Василькова. Дверь никто не открыл. Подозрения подтверждались. Что-то случилось. И почему Паша бросил машину так далеко от дома? Сыскарь из Лукьянова был почти никакой, поэтому пришлось звонить Серебряникову. Слава богу, тот оказался на месте. У Лукьянова был свой ключ от квартиры Павла, но он решил дождаться приезда Серебряникова. Через сорок минут на дороге показался милицейский Лендровер. Как и просил Лукьянов, Серебряников приехал один. Ключом дяди Леши они открыли дверь в квартиру Василькова. В квартире все было в полном порядке. Следов обыска или борьбы видно не было. Это не успокаивало, скорее даже добавило тревоги.
Серебряников с Лукьяновым вернулись к машине Павла. Осмотрев Фольксваген, Серебряников заметил небольшие повреждения заднего крыла и фонаря стоп-сигнала. – Он не говорил, в него никто «не въезжал» на днях? – спросил Серебряников. – Да вроде нет, – ответил дядя Леша, скривив губы. – Может, зимой кто стукнул?
– Нет, вмятина свежая. Металл не заржавел. – Ничего не понимаю, – выдохнул Лукьянов. – Дело пустяковое, почему он машину бросил? Собрался ГАИ вызывать?
– Легко проверить. Серебряников сел в Лендровер и включил рацию. Результат запроса был отрицательным. Подобного происшествия с участием Фольксвагена не зарегистрировано во всём городе. – Та-ак… Час от часу не легче… – сказал Лукьянов. – Не спеши. Отчаиваться еще рано. Как говорил Жеглов, всегда есть человек, который что-то видел или слышал. У подъезда напротив сидели бабульки, которые видели, как трое разговаривали-разговаривали, а потом дали молодому по макушке, погрузили его в машину, и только их и видели. А уехали они на черном жипе. – Ну вот, уже легче, – сказал Серебряников, когда они отошли от бабулек. – Кое-что уже знаем. Давай езжай по своим делам, а я займусь этим жипом. – Да какие к чёрту дела!