Возвращение Артемиды

Пройдя первые двери, они остановились перед распорядителем. Тот объяснил, что для того чтоб попасть в ресторан, требуется заранее заказать столик.

Мокшин предъявил жетон клуба «Анаконда» и вопрос был исчерпан. Распорядитель щелкнул пальцами, к нему подошел, как показалось Саше, один из охранников.

Он проводил новых посетителей до дверей клуба.

Внутри клуб «Анаконда» выглядел как обычный ресторан. В окнах — зеркальные стекла в обрамлении тяжелых штор из темно-зеленого плюша, слегка притушенное освещение. Струнный квинтет играл что-то из Моцарта. На каждом столике стоял подсвечник с зажженной свечой. Официанты в париках и ливреях, немецкий фарфор на столе, столовое серебро. Зал был заполнен на две трети. По внешнему виду можно было сказать, что публика здесь собралась весьма разнообразная.

Но вот что у всех было непременно одинаковым, так это выражение лица.

Высокомерно-надменные взгляды по отношению ко всему, что их окружало.

Казалось, что горстка сидящих в этом клубе, и есть элита из элит Земли и Фербиса. Избранные, равных которым не существует. Правда, как быстро заметил Саша, блюда, которые они ели, не имели никакого отношения к тем, какие могли себе позволить члены клуба. Для них членство было скорее подтверждением принадлежности к чему-то недоступному всем и каждому, нежели потребность в особом питании.

Саша помог даме сесть за стол, сел сам, к столику подошел официант. Он подал две красные кожаные папочки и вежливо поинтересовался: — Из какого меню изволите заказать? Саша по диагонали пробежал глазами поданный перечень блюд.

— Из этого.

Таня, надо отметить с порученной ролью она справлялась великолепно, держалась непринужденно и в высокомерии окружающим не уступала.

— Ты уже что-то выбрала? — Да. Черепаховый суп, молодые побеги бамбука и фруктовый салат.

— Чудесно, — сказал Саша, — а мне суп из акульих плавников и… и… и жаренные лягушачьи лапки, вымоченные в коньяке.

— Напитки? — учтиво поинтересовался официант.

— Мне «Перье», — сказала Таня.

— Да, пожалуй, — согласился Саша. — И в завершении кофе… по-румынски? Два кофе по-румынски.

Официант поклонился и удалился за заказом. Саша еще раз, стараясь это делать как можно непринужденнее, окинул зал взглядом. Знакомых ему лиц не было.

— Молодец, — сказал он Тане, — хорошо держишься.

— Для этого много ума не надо.

— Здесь есть кто-нибудь, кого ты уже видела раньше? — Никого, — ответила Таня.

— А если бы и были, все равно не сказала бы.

— Не сказала.

Ждать, пока принесут заказ, пришлось около пятнадцати минут. Саша и Таня непринужденно беседовали, обсуждая новые подробности из жизни сильных мира сего, о моде. Они сидели наискосок от входной двери, ближе к окнам.

Причем Саша видел всех, кто входил в клуб и при желании, слегка отвернув и опустив голову, мог обезопасить себя от «узнавания».

Когда принесли заказанные блюда, Саша вдохнул их запах и чуть не захлебнулся слюной. В этот момент двери открылись, в зал вошел толстячок землянин в смокинге, скорее всего японец, ведя под локоток молоденькую мулатку в темно-красном вечернем платье. Они прошли по залу и сели за соседний с Мокшиным столик, прямо за Таниной спиной.

— Из какого меню будете заказывать? — Из клубного, — холодно ответил толстячок.

Официант ушел и через пару минут вернулся с клубным меню. Жестом руки толстячок показал, что его следует передать даме. Мулатка лениво окинула предлагаемые разносолы взглядом и заказала: — Сердце Вертера в чесночном соусе.

— Да… Мне то же самое, только с хрустящими пальчиками, — добавил толстячок, — и с укропом. Бутылку «Клико» и… мороженное.

— Мороженное позже, — уточнила мулатка. Толстячок кивнул головой, подтверждая сказанное.

Официант, отвесив элегантный поклон, удалился. В тот момент струнный квинтет взял очередную минутную паузу. В слабом гуле зала сказанное за соседним столиком было слышно достаточно отчетливо. Таня от неожиданно услышанного чуть не вздрогнула. Саша сидел дальше, чем его спутница, но и он хорошо разобрал все слова. Под названьями могли скрываться какие угодно блюда, но на ум шло только одно, и от этого становилось очень неуютно.

Когда за соседний столик принесли заказанные блюда, квинтет играл вальс Свиридова. Таня на свое счастье сидела спиной и не видела этого. Зато Саша видел все. На одной тарелке лежала кисть руки со скрюченными пальцами и человеческим сердцем на ладони, как будто влюбленный юноша отдает своей возлюбленной самое дорогое. Сверху композиция была облита чесночным соусом.

Струйки его стекали с одной стороны и образовывали на тарелке небольшую лужицу. Все это было украшено зеленью, двумя маслинами и долькой какого-то экзотического фрукта. На другой тарелке кисть была хорошо обжаренной, с золотистой корочкой. Очевидно, в этом случае компоненты готовились по отдельности и уже впоследствии совмещались в единое целое. Сверху все было посыпано укропом и так же украшено маслинами с долькой неведомого плода.

У Мокшина вдруг зарябило в глазах. И так сильно, что сравнить это можно было с экраном телевизора, из которого выдернули антенну. Саша зажмурил глаза и через пять секунд открыл их. Зрение вернулось, но аппетит пропал.

Причем совсем. Таня не видела заказанные блюда, поэтому она спокойно покончила с супом и принялась извлекать из фруктового салата понравившиеся ей кусочки.

Мокшин сделал глубокий вдох и призвал на помощь все самообладание, какое только у него было. Щеки его медленно начали розоветь.

В клубе играла музыка, посетители продолжали ужинать, не обращая внимания на окружающих. Таня как прежде держалась свободно, а вот Саше напротив, было очень тяжело. У него вдруг возникло желание подстрелить сладкую парочку, сидящую за соседним столом. Но он сдержался. Допив кофе, Мокшин подозвал официанта, рассчитался за ужин, после чего практически сразу же, они с Таней направились к выходу.

За столиком возле самых дверей сидел одинокий землянин и через соломинку потягивал коктейль из высокого конусообразного стакана. Он вскользь бросил взгляд на покидающих клуб, когда те почти поравнялись с ним. Саша этого не заметил.

Возле ресторана, один за другим, стояли четыре оранжевых «Фаэтона». Швейцар в поклоне открыл заднюю дверцу первого из них.

— На проспект «Четвертого принца», — сказал Мокшин садясь на заднее сиденье и откинул голову на подголовник.

На проспекте они вышли и прошли метров пятьдесят в обратную сторону, прежде чем оказались у машины Мокшина.

Ночь была оплачена, поэтому Таня сильно удивилась, когда клиент довез ее до дома, а сам не вышел из машины. Но как говорится, раз оплачено, то все что пожелаете. На прощанье Таня одарила Сашу обворожительным поцелуем, но Мокшину сегодня было не до девочек.

Саша лежал на кровати и смотрел на мир сквозь узкие щелочки приоткрытых глаз. Комната была залита утренним солнцем. Сколько раз, просыпаясь на квартире родителей, вот так, из-за солнечных лучей, он обещал переставить кровать от окна, и всякий раз забывал об этом, как только, надев шлепанцы, заходил в ванну. Вот и сейчас, приходя в себя под прохладным душем, он лишь на секунду задумался, что и на этой квартире та же история. В трубах горячей воды вдруг упало давление и прохладный душ в две секунды превратился в ледяной.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! — разнесло по этажам. — Ни-фи-га се-бе Шар-ко. — пробормотал Мокшин дрожащим голосом и суетливо вертя вентели.

После водных процедур Саша вернулся в комнату. Первое, что он увидел, был смокинг, висящий на спинке стула. Саша постоял пару минут рассуждая: И откуда берется такая гадость, вроде той, что приснилась ему сегодня ночью? Затем медленно подошел к стулу и запустил руку в правый внутренний карман. Из кармана он достал золотой жетон по ободку которого была сделана надпись в готическом стиле «Анаконда», а в центре змея, вывернувшись восьмеркой, изображая символ бесконечности, пожирала себя за хвост. Подкидывая золотой кругляк щелчком пальца и хватая его в лёт, Саша побрел к телефону.