Страница 4 из 17
«Век» послужил своеобразной «пробой пера», зато два последующих романа Олдисса, «Доклад о Вероятности-А» (1968) и «Босоногий в голове» (1969), были восприняты, и справедливо, как программные произведения «Новой волны».
Вкратце охарактеризовать «сюжет» первого романа не представит труда — сюжета, а равно и образов, композиции, концептуального стержня в романе попросту нет. Остался лишь стиль сам по себе, самодовлеющая ценность, полностью заворожившая писателя. Формально речь в книге идет вот о чем: группа исследователей, принадлежащая одному пространственно-временному континууму, составляет отчет о наблюдениях за другим вероятностным «миром». Постепенно в рассмотрение вовлекаются еще четыре «параллельные вселенные», отражающиеся друг в друге и образующие так называемую «дурную бесконечность» типа: нам показывают фотографию, на которой нам показывают фотографию, на которой… и так далее. Заинтересовать такое произведение может разве что любителя изощренных головоломок.
Если о «Докладе» изложение подчинено абсолютному объективизму в стиле французского антиромана, то во второй книге, названной критикой «„Улиссом“ научной фантастики», писатель ударяется в противоположную крайность. На сей раз в качестве метода он выбирает субъективный «поток сознания». Место действия — Европа недалекого будущего, отброшенная духовно на столетия назад; причина регресса не термоядерная война и не природная катастрофа, но катастрофа в душах людей, вызванная наркотической бомбардировкой. Главный герой — подросток Колин Чартерис, начитавшийся философа-мистика Успенского и колесящий без видимой цели по израненному, задыхающемуся от спазм разложения и варварства континенту…
Итак, сменился согласно духу времени антураж: вместо ядерных боеголовок — «галюциногенные», вместо подстриженного, гладко выбритого космонавта — нервный, дерганый подросток, потомок хиппи. В самой же идее будущего апокалипсиса западный читатель не найдет для себя решительно ничего нового.
Но это все образы, детали, а вот что касается сюжета — то он буквально вязнет в стилистических «джунглях», и пересказать его кратко не представляется возможным. У. Этелинг (псевдоним известного, ныне покойного писателя-фантаста Джемса Блиша) в своей критической монографии посвятил пересказу и анализу романа без малого десяток страниц. После чего заметил, что проделанная им работа сродни попытке пересказа «Отелло» как «пьесы, в которой негр убивает свою жену-белую за то, что она потеряла носовой платок»…
Нельзя сказать, что роман вызывает одни возражения. Многие тревожные реалии и тенденции сегодняшнего дня тонко подмечены и обобщены, стали символическими — чего стоит один образ мятущегося, одурманенного наркотиками подростка на мотоцикле, своеобразного «мессии» разлагающегося мира! Олдисс мучительно пытается разобраться, распутаться, и его голос пробивается-таки иногда сквозь сюжетные и стилевые нагромождения. Но в общем и целом после прочтения «Босоногого» не покидает ощущение бесконечного и алогичного кошмара.
Дальнейшие поиски Олдисса привели к результатам, которых не ожидали даже его поклонники. Роман «Освобожденный Франкенштейн» (1973) написан в какой угодно манере, но только не по рецептам «Новой волны» — скорее это какое-то возрождение «готического» романа, аллегорическая притча о двух ликах прогресса или же просто литературный памятник столь почитаемой Олдиссом Мэри Шелли. Герой, человек XXI века, случайно попадает в Швейцарию 1815 года, где знакомится с Мэри Шелли, ее будущим супругом Перси Биши Шелли, Байроном и… с самим Виктором Франкенштейном.[1] Роман написан вполне традиционным языком, а философские рассуждения Олдисса свидетельствуют о явном отходе от «Новой волны» и возвращении в философскую прозу. Тому свидетельством и его интереснейшая, хотя и субъективная, история научной фантастики — «Дебош на миллиард лет» (1973), в которой развитие жанра показано на широком и тщательно выписанном общественном и общелитературном фоне.
Вторым значительным писателем, частично связавшим судьбу с «Новой волной», критики называют Джона Браннера. Он долгое время оставался самым консервативным по манере письма, более «приемлемым» для читателя, ориентированного на традиционную фантастику. После дюжины романов-поделок Браннер неожиданно заявил о себе в полный голос романом «Город на шахматной доске» (1965). Эта философская притча с элементами политического памфлета вызывает в памяти кэрролловское «Зазеркалье» или «Игру в бисер» Германа Гессе.
Действие романа развертывается в наши дни в вымышленной южноамериканской стране, диктатор которой Вадос — страстный шахматист и к тому же маньяк, одержимый идеей абсолютной власти. Главный герой, специалист в области теории управления, прибыв в страну, сразу же вовлекается в сложное хитросплетение политической интриги: тут и махинации, и их разоблачения, судебные процессы и дискредитация политического противника через mass media (средства массовой информации), убийства и загадочные исчезновения…
Герой быстро убеждается, что и ему уготована роль в этой дьявольской игре. Его также смущает неоправданное внимание к шахматам в стране: играют абсолютно все, сама игра — не только символ национального престижа, но и элемент массовой культуры и даже свидетельство благонадежности… Только в финале выясняется, что все сюжетные перипетии, все главные персонажи (16 приверженцев одной политической партии, и 16 — другой) — лишь элементы гигантской шахматной партии, разыгранной Вадосом! Более того, партии, действительно имевшей место (Стейниц-Чигорин, 1892)! В послесловии автор сообщает, кто из персонажей соответствовал какой фигуре и на каких «ходах» та или иная «фигура» была «бита»…
Единственное научно-фантастическое допущение в романе — метод подсознательного внушения, применяемый на телевидении. Собственно, в наши дни ничего фантастического в этом нет: известно, что если в киноленту через определенное количество кадров вклеивать по одному чадру другого содержания, то человеческий глаз этого второго, «фонового» сюжета не зафиксирует, Но его зафиксирует мозг… Представьте себе телепередачу, в которой «за кадром» вам показывают картины, дискредитирующие, допустим, политического противника диктатора! В таком обществе не нужны никакие репрессии…
В итоге — мир, на вид вполне реалистичный, достоверный и даже скучновато-обыденный, а на поверку всего лишь шахматная партия с живыми фигурами. Трудно придумать более прозрачную аллегорию на современное автору общество.
Если данный роман написан вполне традиционно, даже слегка старомодно, то в знаменитой эпопее (иначе эту 650-страничную книгу не назовешь!) «Плечом к плечу на Занзибаре» (1968) автором принята на вооружение экспериментальная техника, к счастью, не превратившаяся в самоцель. Метод литературного коллажа применялся и ранее (например, Дос Пассосом), однако картина Браннера вышла на редкость яркой и запоминающейся. Виртуозная стилистика и композиционное решение позволили поднять антиутопию, за последние десятилетия изрядно «притупившую зубы», до уровня обвинительного документа буржуазной цивилизации, фактического отрицания ее будущего.
Это роман о земле перенаселенной… По подсчетам специалистов, во время первой мировой войны все население Земли могло бы разместиться — бок о бок, плечом к плечу — на островке Уайт (147 кв. миль). В 60-е годы потребовался бы уже остров Мэн (221 кв. миля). В 2100 году, экстраполирует Браннер, — «всего лишь» территория острова Занзибар (около 640 кв. миль). Но что это будет за мир!.
Мир тесных квартир-клетушек, всеобщей истерии (каждый индивидуум просто не в состоянии «выйти» из своего непосредственного окружения и живет в мире чужих слов, дел, мыслей, радостей, страхов и ожиданий)… Рост преступности, неонеоколониализм и международные заговоры сверхмонополий, терроризм и почти карикатурные в США леваки-«партизаны»… Обывательская массовая культура: создан даже миф о якобы реально существующих абсолютно средних гражданах, супругах мистере и миссис Каждые… Достигли невиданных размеров шпионаж общества за своими гражданами и строгое ограничение деторождения…
1
Подробную рецензию на роман см. в журнале «Современная художественная литература за рубежом», 1975, № 4.