Страница 18 из 26
На рыбалку мы шли сначала вдоль выложенного красивым кирпичом непроницаемого забора, за которым стоял погруженный в темноту президентский дворец. Болтаться в ночное время вблизи него не рекомендовалось, ибо запуганная, нервная охрана стреляла без предупреждения и частенько попадала. Из парка, окружавшего французское посольство, доносился тревожный крик павлина.
Компания перешла широкую асфальтированную дорогу, перегороженную на ночь барьерами и металлическими пластинами с длинными шипами, способными проколоть шину колесного танка. Отсюда был виден угол президентского дворца с прилепленным к нему уродливым бетонным дотом. За дорогой начинался песок. До моря оставалось метров семьсот по прямой. Уже слышался шум прибоя.
Территория эта считалась запретной зоной и охранялась несколькими солдатами, обычно крепко спавшими в небольшом двухэтажном домике. В толстом бетоне его второго этажа во всех направлениях были прорезаны бойницы, служившие одновременно вентиляционными отверстиями. Подойдя к сторожке, мы постучали в обшитую металлом дверь, находившуюся почти на метровой высоте от песка.
Через минуту на пороге появился заспанный солдат с АКМом на плече. Поприветствовав его, мы вручили ему пачку российских журналов, которыми нас бесперебойно снабжало посольство. Поправив автомат, охранник принял подарок с тем безучастным видом, с каким лошади принимают овес, и вновь заперся в домике. Второй пограничник с автоматом перекрыл дорогу: растянувшись поперек нее, он крепко спал как убитый. Будить его мы не рискнули и тихо обошли тело по песку.
Мы взошли на мол, за которым простиралась акватория порта. Вода мерно поднималась и опускалась, словно дышала. Мол представлял собой каменную гряду, сложенную из обломков скал и бетонных пирамидок. По другую его сторону волновался и шумел открытый океан. Рыбаки рассыпались по гряде мола. Я решил ни за кем не увязываться, будучи уверенным, что найду самое лучшее место.
Устроившись поудобнее у самой воды, я аккуратно и с удовольствием расположил на плоском камне банку с наживкой, нож, термос с кофе и сигареты. Было еще рано, около четырех утра. Стояла ночная тьма, но из порта уже выходили лодки с рыбаками. Это были длинные и узкие долбленки с кормой такой же острой, как и нос, поэтому мотор подвешивали сбоку на борт. На некоторых пирогах было два мотора — по одному с каждого борта.
Я почувствовал вдруг железную уверенность в удачной рыбалке, а главное в том, что поймаю ту самую синюю рыбу. Не успел я нанизать наживку, как за спиной послышался шорох. Обернувшись, увидел осторожно спускавшегося ко мне Кодякова. Он был мокрый с головы до ног. Присев рядом со мной на корточках, он попросил закурить.
— Ты что, в воду упал? — спросил я.
— Нет, волной окатило, — ответил он, прикуривая. — Хорошо еще не смыло. Вдобавок, какая-то сволочь так клюнула, что удочку из рук выдернула... Полная непруха. Сейчас пойду доставать.
Он, кряхтя, полез наверх и вскоре исчез за камнями. Я наколол на крючок кусок свиного сала и забросил удочку. Кусок я отрезал приличный в расчете на крупную добычу. Размениваться на мелочь не хотелось. К моему восторгу клюнуло сразу. Я дернул удочку, но она не поддавалась. Ну, думаю, вот она, настоящая добыча!
Поднатужившись как следует, выдернул из воды маленького бычка. Он забился так глубоко в камни, что я чуть было не сломал удилище. Здоровый кусок сала он умудрился заглотить лишь благодаря своей несоразмерно большой пасти. Бычок оказался скользким, и продержать его в руке я смог не более секунды. Рыбка упала на камень, а с него в воду. Раздосадованный, я вновь нанизал наживку на крючок и забросил его. Теперь уже не клевало.
Из темноты, как по волшебству, бесшумно появился африканец и стал раскладывать свои принадлежности в двух шагах от меня. На сотню метров от меня никого не было, но ему почему-то хотелось быть именно рядом со мной. Забросили удочки. Африканец терпеливо молчал. Через какое-то время у меня появилось желание сказать что-нибудь.
— У моего приятеля рыба только что утащила удочку, — сообщил я.
— Бывает, — спокойно ответил парень, глядя на поплавок. — В прошлом году рыба утащила одного бенинца, моего знакомого. У него была очень толстая леска, и он намотал ее на руку. Когда рыба рванула, он упал в воду и не смог освободить руку. Он выплыл на поверхность, кричал, пытался перегрызть леску, но не успел. Рыба потащила его за собой в океан. Его так и не нашли. Очень большая была рыба.
— А что за рыба?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Ее никто не видел...
Вскоре я перешел на другое место, но и там никто из морских обитателей не прельстился на мое угощение.
Видимо, я задремал от вынужденной неподвижности, потому что, когда из воды вдруг прямо передо мной с шумом вынырнуло какое-то чудище, свалился с камня и ощутимо ударился седалищем о землю. В следующий момент я понял, что это здоровая, как чемодан, черепаха. Чем я привлек ее внимание, было непонятно. Впрочем, интерес ее ко мне быстро угас. Понаблюдав, как я, кряхтя и ругаясь, встаю на ноги, черепаха тихо хрюкнула и погрузилась в черную воду.
Поубавив амбиции, я стал нанизывать на крючок кусочки поменьше и попостнее. Это было встречено с энтузиазмом со стороны мелкой морской живности, но то, что мне удалось вытащить, могло обрадовать разве что соседского кота Барсика. Я понял, что крупная рыба здесь весьма привередлива и к грубой тяжелой пище не привыкла.
С восхождением жаркого светила интенсивность клева снизилась. От предлагаемой мной жирной свинины, похоже, начало воротить даже вечно голодную мелочь. Пришлось выпросить у ребят несколько аппетитных креветок. Я и сам облизывался, нанизывая их на крючок, а уж мелочь набрасывалась на деликатес тучей и раздирала его в мгновенье ока. Крючок вдруг зацепился за что-то. Я несколько раз дернул удочкой.
— Сейчас крючок с поплавком на дне оставишь, — равнодушно предсказал ловивший рядом Кодяков.
— Что же делать? — спросил я.
— Лезть в воду и отцеплять. Незадолго до этого он достал из воды свою удочку вместе с утащившим ее здоровенным окунем. При этом так радовался, словно это был не окунь, а горшок с золотом. Я снял майку и шорты и осторожно полез в воду.
— Вот сейчас тебя мурена и прихватит за одно место, — оживился Кодяков. Он не спускал с меня глаз и, похоже, приготовился к захватывающему зрелищу.
— А они здесь есть? — с тоской спросил я.
— Для тебя найдутся, — радостно заверил он.
Репутация у мурен была нехорошая: то ли они были ядовитые, то ли какая-то зараза была у них на зубах, одним словом, боялись мы их панически. К счастью, крючок зацепился неглубоко. Мне быстро удалось его высвободить и вернуться на берег невредимым. Кодяков был явно разочарован. Он хотел мне что-то сказать, но в этот момент у него клюнуло.
После продолжительной и искусной борьбы он вытащил на камни большую, похожую на сома, рыбу. Крючок крепко застрял в ее широкой жесткой пасти.
— Дай-ка мне кусачки из сумки, — спокойно попросил Кодяков, придерживая рукой рыбу.
Я положил удочку и начал рыться в его барахле.
— Не надо кусачек, — через секунду сказал он, извлекая из пасти рыбы половинку перекушенного ею стального крючка. — Этой палец в рот не клади, — добавил он, опасливо косясь на нее.
Но все же это была не синяя рыба. Постепенно я начал о ней забывать. Азарт брал свое. Снова клюнуло. Рыба оказалась сильной. Меня несколько удивило, что она не ходит по кругу, не рвется в океан, а держится в одном месте. «В камни ушла», — догадался я. Перебравшись на торчавшую из воды бетонную пирамидку, я принялся тянуть леску руками вертикально вверх. Я чувствовал, как рыба сопротивляется, и это еще больше распаляло меня. Леска начала потихоньку подаваться, и меня удивило, что процесс этот несколько затянулся. Леска пошла совсем легко, и на поверхности показался омерзительного вида шевелящийся темно-коричневый ком.