Страница 17 из 32
Но что это? В первой же комнате встречает радостная роспись: на белом полотне стен яркие, блестящие цветы. Я иду мимо семи небесных коров, сопровождаемых величавым (это самый точный для него эпитет) быком.
Художник придал их ликам удивительно разные выражения, так же как и углубленному, задумчивому взгляду. Спускаюсь вниз по другому проходу, по стенам которого вьются желтые змеи с высоко поднятыми головами и распахнутыми крыльями — символы плодородия и изобилия.
Вхожу в главный зал, свод которого опирается на четыре колонны. Каждый сантиметр пространства стен разрисован иероглифами, заклинаниями, изречениями и картинами, сценами из земной жизни Нефертари. На своих портретах (иначе не скажешь) Нефертари красавица с голубыми глазами, полная жизни молодая женщина в расцвете сил, то задумчивая, то веселая, то грустная, то радостная — любимая и любящая, жена великого фараона.
И здесь, уже в загробном мире, Нефертари стоит рука об руку со своим повелителем. Она прекрасна в белом платье, опоясанная по тонкой талии красным поясом, концы которого касаются земли, а ее высокую шею украшает драгоценное ожерелье, оставляющее открытой обнаженную грудь.
Из цикла этих картин видна вся плодотворная жизнь царицы, ее дела и развлечения, ее общение с богами.
Вот она стоит перед богом подземного царства Осирисом, в руках которого посох и цепь. Она спокойна и покорна своей участи, ей не в чем раскаиваться в прожитом, она прожила жизнь не зря.
...Когда старый египтянин в длинном галабее, с высохшим лицом в морщинах, из которых неожиданно молодо и зорко смотрели мудрые глаза, показывал мне вход в гробницу прекрасной царицы, он просто сказал:
— Там живет Нефертари.
Да, не только великие, но простые смертные, достойно прожившие свою жизнь, оставляют после себя памятный след на земле, сохранившийся через тысячелетия в жарких скалах Долины царей.
Владимир Лебедев | Фото автора
Луксор, декабрь 1997 года
Загадки, гипотезы, открытия: Через 35 веков после окончания света
Древним цивилизациям положено рождаться и умирать —история приучила нас к этому. Но странное дело: исчезновение минойской культуры, которое многие ученые объясняют катастрофическим извержением вулкана Санторин в 1500 году до Р.Х., не оставило меня равнодушным. Чем больше я узнавал о минойцах, тем труднее мне было смириться с их гибелью от природного катаклизма. Сходство с Атлантидой не убеждало, я искал доказательства невиновности Санторина — маленького вулканического острова в семидесяти морских милях к северу от Крита.
Я сошел по трапу и очутился у дверей крохотного аэропорта. Позади плескалось море, впереди тянулся склон с единственной дорогой, уводящей куда-то вверх к белеющим деревенькам, похожим на тысячи других греческих деревень. Унылый склон принадлежал Санторину — одному из самых могучих вулканов Земли, но ничто не говорило мне об этом, как не говорило и о том, что произошло здесь три с половиной тысячелетия назад.
Такси мягко приняло с места, неподвижный воздух устремился навстречу и вместе с ним — легкий, едва уловимый запах, который я однажды уже вдыхал — только совсем в других краях. Это было на Камчатке, в кальдере вулкана Ксудач. (Кальдера — вулканическая котловина, образующаяся при обрушении «кровли» нал магматическим очагом, опустошенным в результате извержения.)
Этот вулкан прославился в 1907 году, когда взрывом колоссальной силы поднял в воздух полтора миллиарда тонн земли. Спустя семьдесят лет мы поднимались на голые, безжизненные склоны — в лицо дул ветер, донося легкий, щекочущий ноздри запах...
Я попросил таксиста притормозить. Вдоль шоссе тянулись странные на вид виноградники — как будто кто-то расставил по полю сотни плетеных корзин. Это была одна из примет Санторина: лозу на острове специально закручивают кольцом, чтобы ей было легче противостоять ветру.
Корни лозы уходили в сухую, как порох, смесь мелких камешков, пемзы и шлака. Я взял горсть этой жалкой земли, поднес к лицу: да, тот самый запах, не выветрившийся за тысячелетия — запах катастрофы...
Впервые рассказ о том, как погибла минойская цивилизация, я услышал на Крите, в стенах археологического музея города Ираклиона. Гиды-экскурсоводы не без удовольствия живописали картину природного катаклизма. Впрочем, источник их фантазии был хорошо известен: катастрофа, случившаяся в Индонезии в 1883 году, в окрестностях вулкана Кракатау.
Страшное извержение Кракатау, в результате которого на берегах Явы и Суматры погибло 36 тысяч человек, по мнению многих вулканологов, довольно точно воспроизводило события на Санторинс и Крите в ту эпоху, которую Артур Эванс назвал минойской и о которой до начала двадцатого века ничего не было известно. Я часто представлял себе это древнее извержение Санторина, мне даже казалось, что я сам стою на критском берегу, глядя в оцепенении на приближающуюся клубящуюся черную тучу...
...Непроглядная и удушливая тьма поглотила Крит. Гремел гром, били молнии, с черного неба падали хлопья белого пепла — казалось, кошмару не будет конца. Но через несколько дней мгла стала рассеиваться, и у людей затеплилась надежда. Увы, они не знали, что в тот момент произошло на Санторине: середина острова провалилась, и в образовавшуюся бездну хлынуло море. Чудовищная волна, взметнувшаяся на 250 метров, покатилась в сторону Крита...
Что было потом, мне сложно было представить. Но гиды легко справлялись с финалом: «...цунами разрушило города, уничтожило флот, погубило людей. Пепел умертвил посевы и скот. Силы минойского государства были подорваны — этим воспользовались ахейцы и заняли Крит. Так погибла величайшая цивилизация...»
Паром, увозивший меня с Крита в Афины, вышел из Ирак-Лиона с большим опозданием.
— Наверстаем? — с надеждой спрашивал я у стюарда.
— Вряд ли, — отвечал тот. — У нас еще один заход. На Санторин.
— Тот самый вулкан? — простодушно удивился я. — Неужели на нем живут люди?
— Разве вы не знаете, — улыбнулся стюард, — с тех пор как на Санторине нашли столицу Атлантиды, мы высаживаем на острове тысячи туристов...
— Чью столицу? — озадаченно переспросил я.
— Атлантиды!..
Я поднялся на палубу. Ночь стиснула корабль. До Санторина оставалось часа три хода, но я не собирался ложиться спать. Мысленно возвращался на Крит, к развалинам Кносского дворца, чтобы вновь испытать восхищение изобретательностью минойских строителей, мастерством ремесленников, талантом художников — всем их солнечным и наполненным бытием. Однако это было горькое восхищение.
Ужас, сидевший во мне с детства и, казалось, давно забытый, вдруг всколыхнулся: выходит, правда все — и гнев Божий, и Апокалипсис, и конец света? Почему и нам не суждено, подобно минойцам, встретить гибель — от ядерного ли удара или от СПИДа — как роковую неизбежность, как горестный финал попыток достичь совершенства?..
Вглядываясь в темноту Критского моря, я старался припомнить то, что уже знал о Санторине. Классический вулкан-кальдера. Имеет форму разорванного кольца с диаметром внутренней бухты около десяти километров. Прежнее название острова — Тира. В средние века прославился серией впечатляющих извержений, в результате которых в центре кальдерной бухты прямо из моря поднялось несколько лавовых островков.
В 1956-м перенес сильное землетрясение — жизнь на острове едва не замерла. В конце шестидесятых греческий археолог Спиридон Маринатос обнаружил на Санторине, вблизи местечка Акротири, засыпанное пеплом древнее поселение, принадлежавшее минойской цивилизации.
Именно тогда появилась первая, приблизительная дата древнего, катастрофического извержения Тиры-Санторина: 1500-й год до Рождества Христова — рубеж необъяснимых разрушений многих городов минойского Крита. «Когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки... Атлантида исчезла, погрузившись в пучину...» — писал Платон. Маринатос оживил легенду. Казалось, еще чуть-чуть — и будут добыты доказательства идентичности минойского государства и загадочной Атлантиды.