Страница 23 из 25
Сошлись мы на удивление быстро. Впрочем, что тут удивительного: ведь это же Полинезия — здесь не принято понапрасну тратить время на пустые церемонии; здесь каждый открыт каждому. Так было и с нами. Он протянул мне изящную визитную карточку — золотом по черному глянцу и представился: Анри Р., владелец крупнейшего во Французской Полинезии информационного агентства «Р...т». Так вышло, сказал он по-французски с едва угадываемым англо-саксонским акцентом, — из чего я заключил, что он либо «марите», либо «перетани», только никак не «фарани» — в общем, вышло так, что он задержался в конторе и выбраться утром в порт — к прибытию Барка — не смог, хотя о приходе парусника узнал одним из первых. Оно и понятно: profession oblige (профессия обязывает (франц.)). Освободился же он только к вечеру. И пришел к месту швартовки, что называется, к шапочному разбору — посетителей на Барк уже не пускали. И я взялся исправить неловкое положение. Решил сам показать гостю парусник. И показал. Мы прогуливались по всем палубам и между делом вели разговор о море, парусах, людях моря... Вспоминали. Мысленно путешествовали в прошлое...
Анри рассказал о себе. Сам он попал на острова Южных морей пятьдесят с лишним лет назад, когда был совсем еще желторотым юнцом. Полуамериканец-полунемец, он начинал на Таити простым репортером в местной газетенке, потом со временем создал свое агентство — метрополия нуждалась в новостях с далеких заморских территорий. Благодаря своему живому, общительному характеру Анри хорошо знал всех именитых героев, обитателей Последнего рая, и со многими — из своих современников — был знаком лично. Рассказал он и про Поля-Эмиля Виктора, которого уже с полгода как не было среди живых.
— Тело его предали не земле, а морю, как он и завещал, — тяжело вздохнул Анри. — Завернули во французский флаг и опустили в океан с борта патрульного фрегата. Так я потерял своего старого друга. Мы были знакомы больше тридцати лет. Он не любил покидать Бора-Бора, словно боялся не вернуться. Я часто навещал его там, в уединении. Это был кусочек его рая. В общем-то — призрачного.
— Отчего же призрачного? — спросил я, проникаясь интересом к собеседнику.
— Все дело в том, — просто сказал Анри, — что Поль-Эмиль, в сущности, сам придумал свой мир. Вернее, он окружил себя теплой, красочной иллюзией и отрекся от холодного одноцветия прошлого. У него это получилось. Новая, странная жизнь затворника. Почти робинзона. Жил он в обыкновенном полинезийском домике — «фаре». Точнее, у него их было несколько. Однажды и навсегда он облачился в гавайку и «парсу» — отрез цветастой ткани, чуть ли не до пят, надел на голову шляпу-плетенку из листьев пандануса, словом, обрядился в полинезийскую одежду и уже больше не мог носить ничего другого.
Анри немного помолчал.
— Впрочем, Полю-Эмилю в отличие от многих других повезло, — говорил он. — Он был именит и богат. И вполне мог позволить себе эдакий пустяк — купить... нет-нет, всего лишь взять в пожизненную аренду крохотный островок Тане, в коралловом кольце Бора-Бора. Кстати, — заметил Анри, — «тане», в переводе с таитянского, означает «мужчина». Так что название острова вполне подходило его хозяину. Ведь Поль-Эмиль был силен и телом, и духом. Отличался благородством и щедростью. В общем, он был, как бы ты сказал, из породы романтиков-удачников... Хотя задумай Поль-Эмиль купить или взять в аренду тот же Тане или другой островок сегодня, у него ничего бы из этого не получилось... Потому как многое изменилось с тех пор во Французской Полинезии. Хоть она и огромна, теперь земли здесь не всем хватает. Ее здесь в тысячу раз меньше, чем воды. Правда. Так было всегда...
Вот оно — единственное из морских странствий/ описание коего пробудило во мне неугасимый интерес к этой чужедальней земле.
Дени Дидро
И я знал историю, связанную с куплей-продажей клочка райской суши здесь же, неподалеку от Таити. Героем ее был человек, ставший потом куда более знаменитым, чем Поль-Эмиль Виктор. Другими словами, персонажа этой истории звали Марлон Брандо.
А началась она с того, что однажды, в октябре шестидесятого, в гавани Папеэте бросил якорь старинный парусник. Так возродилась великая таитянская и самая романтическая морская легенда. Это было возвращение «Щедрого дара» — «Баунти», как явствовало из названия парусника. Начались грандиозные съемки одноименного фильма. Грандиозные уже потому, что американская кинокомпания «Метро-Голдуин-Мэйер», снимавшая «Баунти», подарила Таити 27 миллионов долларов, ни больше ни меньше. И на время съемок обеспечила две тысячи таитян невиданными заработками — тех, кто был занят в массовках, был бутафором или возводил декорации...
Так вот, в тот октябрьский день на борту нового «Баунти» на Таити впервые прибыл тридцатишестилетний Марлон Брандо, еще не успевший оттанцевать «Последнее танго в Париже» и уж тем более стать бессмертным «Крестным отцом». Как бы то ни было, Брандо выпало играть главную роль и в этом красочном фильме-воспоминании — о самом знаменитом в морской истории мятеже. И фильм этот повлиял на судьбу Марлона Брандо как, пожалуй, ни один другой...
— Да еще как повлиял! — чуть ли не воскликнул Анри. — Лет через пять или шесть Марлон снова вернулся на Таити. Здесь он женился и взял в аренду, аж на девяносто девять лет, крохотный атолл Тетиароа, что значит Птичий остров, к северу от Таити.
— Наверно, ему там неплохо живется? — предположил я.
— Сейчас его там вообще нет, — разом опроверг мое предположение Анри. — Последнее время он нечастый гость в своих собственных владениях. И туристов на Тетиароа увидишь чаще, чем самого хозяина. Когда же он, случается, приезжает, то всех выпроваживает восвояси.
— Как это так? — удивился я.
— Очень просто. Он терпеть не может публику. Особенно последние годы...
— После дела Шейенн?..
— Да-да, после того громкого скандала, многолетней давности.
Значит, ты слыхал... его любимый сынок Кристиан, не знаю там за что, прикончил жениха своей сводной сестрицы Шейенн. И та наложила на себя руки. Эта история потрясла Штаты. А Марлона — ты бы видел. Я хорошо его знаю. И уж ты поверь, он здорово тогда переживал. А после замкнулся в себе. И с тех пор не желает ни с кем общаться. Ну разве что кроме меня, — улыбнулся Анри. — Да и то редко.
После короткой паузы, как видно, что-то вспомнив, мой собеседник договорил:
— Ну а в том, что Брандо выбрал именно Тетиароа, есть знак свыше. Я так думаю. Да ты сам посуди. Первыми белыми, высадившимися на этот атолл, были капитан того, первого «Баунти» Уильям Блай и его старший помощник Флетчер Крисчен — он же главарь мятежников. А Крисчена в фильме играл Марлон Брандо. Согласись, в этом есть что-то символическое.
Такая вот история.
Но куда более символично другое. Во второй раз Марлон Брандо прибыл на Таити уже другим путем — не морем, а по воздуху: пока шли съемки «Баунти», на Таити успели построить международный аэропорт. Этот дар острову преподнесла Франция. С тех пор Таити и другие архипелаги Южных морей стали легкодоступными.
— И так обесценилось понятие Последний рай, — заключил Анри устало. — Уже нет долгого ожидания встречи с мечтой, обещавшей рано или поздно стать явью. Ведь раньше как бывало? Человеку нужны были месяцы, годы, а то и вся жизнь, чтобы добраться сюда. Зачастую это был путь страданий — via dolorosa. А что теперь? Двадцать восемь часов лета из Парижа — и ты, считай, здесь. А из Штатов и того меньше...
Но то, что последовало затем со стороны метрополии, стало фактом вообще из ряда вон выходящим Во всяком случае, по отношению к Последнему раю это было сущим варварством. В конце пятидесятых — кстати, именно тогда Владения Франции в Океании стали официально называться Французской Полинезией — французы покинули Алжир. И в шестидесятых начали строить два испытательных ядерных полигона — на атоллах Муруроа и Фангатауфа, в южной части архипелага Туамоту. И это означало...