Страница 21 из 31
— Единица приехала, — говорит Анатолий Благодарев, имея в виду спуск на «Комсомолец» аппарата «Мир-1».
После короткого обмена приветствиями командир «Мира-1» Евгений Черняев сажает свой аппарат слева от нас — у большого пролома. Ему предстоит выполнить непростую операцию — ввести внутрь первого отсека лодки небольшой дистанционный модуль. Этот модуль, управляемый по кабелю, намотанному на специальную лебедку, оборудован телекамерой и светильником. Цель операции — осмотреть носовой отсек изнутри. Этот телеуправляемый модуль, испытанный лишь в бассейне, впервые будет выполнять работу на глубине 1700 метров.
Между тем мы вытаскиваем изнутри корпуса лодки длинную трубу, укладываем ее в бункер для сбора образцов, желаем удачи экипажу «Мира-1» и начинаем движение к корме. Делаем остановку перед рубкой, опускаем на тросе с помощью манипулятора гирлянду из нескольких сорбентов внутрь корпуса лодки, закрепляем трос на палубе и идем дальше — к реакторному отсеку. Садимся на палубу, хватаемся одним манипулятором за леерное ограждение, чтобы нас не снесло течением, а вторым вытаскиваем из бункера шарообразный предмет диаметром около полуметра — гамма-спектрометр. Ставим его на решетку на палубе лодки и засекаем время. Наша задача — произвести измерения в этой точке в течение тридцати минут. Потом кладем прибор на штатное место — в гнездо, оставляем на решетке реакторного отсека еще один сорбент, который, так же как и другие, будет поднят на борт судна в конце экспедиции, разворачиваемся и поднимаемся на крышу рубки — в ее кормовой части как раз находится выход вентиляционной трубы реакторного отсека. Аппарат зависает у края рубки. Манипулятором вынимаю из бункера для сбора образцов цилиндр длиной около метра — автономный гамма-спектрометр. Осторожно ввожу его внутрь вентиляционной трубы и опускаю на тросе вниз, на два метра. Трос закрепляется на выходе трубы и наверху рубки. Этот прибор будет там стоять до конца экспедиции, измеряя гамма-излучение. Мы снимем его в последнем погружении — и определим уровень радиации в непосредственной близости от реактора.
Аппарат отходит от рубки и опускается на дно рядом с левым бортом лодки. Здесь предстоит сделать еще один цикл измерений с помощью гамма-спектрометра, положив его на осадок, а также отобрать пробу осадка с помощью специальной трубки-заборника. Закончив эти операции, проходим вдоль борта лодки до кормового оперения, осматриваем лежащие на донной поверхности кормовые рули, отбираем пробу осадка, а затем отходим на 20-25 метров от кормы лодки и ставим на грунте автономный прибор, предназначенный для измерения скорости и направления течений.
Наконец посмотрели на часы: восемь вечера. Уже девять часов, как мы работаем на дне. Под водой все происходит очень медленно, каждая операция требует тщательной подготовки: соответствующим образом развернуть аппарат, забалластировать — то есть утяжелить или, наоборот, откачать балласт, придав ему нейтральную плавучесть, провести манипуляции с приборами и так далее. Работа прерывается каждые полчаса для проведения сеанса связи с «Келдышем», но это происходит автоматически, поскольку все внимание сосредоточено на действиях. Пора бы перекусить!
На корабле обед в 11.30, затем полдник в 15.30, а сейчас уже и ужин заканчивается. А мы здесь, на глубине 1700 метров, за работой забыли обо всем на свете и даже не чувствуем голода. Правда, у нас увлеченный и довольно неприхотливый экипаж, но есть и пилоты, которые вряд ли пропустят обеденное время, хоть на глубине... Достаем термосы с чаем, бутерброды, включаем музыку. Недолго работает подводное кафе: погружение еще не окончено.
«Мир-2» поднимается с грунта, зависает над лодкой на расстоянии четырех-пяти метров и движется вперед, проходит кормовую часть, минует рубку и останавливается над носовой частью. А «Мир-1» меж тем заканчивает работу с телеуправляемым модулем. Миша Макаров говорит по подводной связи:
— Замучились мы с этой штукой. Кабель очень жесткий и закручивается, как спираль, не давая модулю двигаться вперед. Женя Черняев попробовал дать полную нагрузку на движители модуля, но из блока управления пошел дым.
— Посадить бы сейчас на этот модуль Финкельштейна, — подхватывает в микрофон Женя Черняев, имея в виду конструктора телеуправляемого модуля из организации «Интершельф».
Задымление в кабине подводного аппарата недопустимо, практически это — аварийная ситуация: здесь ведь очень ограниченный, замкнутый объем. Поэтому после короткого подводного совещания решаем заканчивать работы с модулем. «Мир-1» продолжает выполнять другие пункты программы.
— Все же кое-что удалось отснять с помощью модуля внутри лодки, — говорит на прощанье в микрофон Миша Макаров. — Пусть незадачливый конструктор скажет спасибо изобретательности и умению Жени Черняева.
Мы прощаемся с экипажем «Мира-1», желаем ему удачного завершения погружения и приступаем к заключительным операциям. В который раз осматриваем, снимаем на видеоленту, фотографируем разрушения в носовой части «Комсомольца», однако при просмотрах после экспедиции выясняется, что недостает мелких деталей. Но под водой не бывает мелочей — здесь все имеет первостепенное значение. Николай Носов внимательно рассматривает трещину на левом борту в корпусе, уходящую в осадок, а наверху переходящую в большой пролом и идущую далее вниз по правому борту.
— Да, со столь серьезными разрушениями небезопасно поднимать лодку с такой глубины, — говорит он и прибавляет: — Да и денег нет!
В самом деле, даже по скромным подсчетам, операция подъема обошлась бы в 200 миллионов долларов...
В общем, наше погружение заканчивается. Нажимаю тумблеры и, захлопнув батометры, отбираю пробы воды над проломом торпедного отсека, а вслед за тем — последние пробы осадка около носа лодки и сообщаю на «Келдыш»:
— Я — «Мир-2». Глубина 1700 метров, 22 часа 40 минут. Закончили работы на «Комсомольце». Готовы к всплытию.
— Вас понял. Всплытие разрешаю, — слышу спокойный голос руководителя погружения Андрея Андреева. — Наверно, замерзли? Сауна вас ждет.
В аппарате +12 градусов, но когда работаешь и постоянно двигаешься, то холода не чувствуешь. Откачиваем балласт и отрываемся от грунта. Аппарат медленно пошел наверх. Ритмично работает насос морской воды, продолжающий откачивать водяной балласт — подъем ускоряется. И вот мы уже летим вверх со скоростью 30 метров в минуту...
В экспедиции 1993 года нам предстояло решить еще одну довольно сложную задачу — поднять спасательную капсулу. Аналогов этой операции в мире не было, потому что не было никаких специальных средств для зацепа и подъема подобных конструкций с морского дна.
В 1974 году американцы пытались поднять на поверхность советскую подводную лодку, затонувшую на глубине 6000 метров близ Гавайских островов. Подготовка к операции длилась шесть лет. Американцы построили специальное огромное судно «Гломар-Эксплорер» водоизмещением 30 тысяч тонн, оборудованное системой динамического позиционирования, телеуправляемым захватным устройством и другими техническими новшествами. Проведение операции стоило около 1 миллиарда долларов. Но... Поднята была лишь носовая часть лодки, составлявшая треть ее длины.
В нашем же распоряжении было небольшое судно «КИЛ-164», пришедшее из Мурманска, на котором была установлена большая лебедка с кевларовым тросом. Подъем капсулы должен был осуществляться через блок, закрепленный на мощной кормовой П-раме, и с помощью специального устройства, которое необходимо было ввести внутрь капсулы через открытый верхний люк. Это устройство, весящее 150 килограммов, мы назвали «зонтиком» — по принципу работы: две его мощные щеки, после прохода входной шахты люка, должны были раскрыться, предотвратив таким образом обратное движение «зонтика». Грузовой трос, предназначенный для подъема капсулы, должен был цепляться к толстому кольцу на конце «зонтика».