Страница 9 из 42
Вызывает командир корвета еще кого-то, отошли в сторону и о чем-то тихо так разговаривают. Ну, думаю, Евгений Николаевич, а теперь тебе и подарок ко дню рождения будет. В гости попал. Расстреливать будут. Подходит командир корвета.
— Ладно, — говорит он, — мы еще разберемся, кто ты, немецкий или советский. Расстреливать я тебя пока не буду. Мне рулевой нужен.
Так я стал стоять на руле английского корвета охранения.
Дней через пять показался караван. И наши суда в конвое. Командир на мостике, я за штурвалом, говорю ему:
— Вон «Шексна» идет, там меня знают. Запросите, пересадите на «Шексну».
А он все никак меня отпускать не хотел. Потом уж пересадил на английский транспорт, который в Мурманск шел. Там и разобрались...
В Мурманске уже новый караван готовится — в Англию идти. Попал я на «Ветлугу». Ребята на «Ветлуге» знакомые, из старых конвоев, помнят еще, как меня взрывной волной выбросило, а тут и потопление.
— Ну, Джек, ты невезучий, с тобой опасно в рейс идти!
Смеялись, конечно. Пошли...
«Ветлуга» старая, после рейса должна на ремонт становиться. Совсем хода не имела. А капитан хороший был, рыбак, с северных морей. Фамилии не помню. Обожженное такое лицо было... Капитан хороший, а сделать ничего не мог. Отстали мы от конвоя. Идем одни. Раз появилось судно немецкое, военное, сыграли мы боевую тревогу. А что сделаешь 45-миллиметровой пушкой, кое-как установленной на корме? Ничего не сделаешь. Только немец не подошел даже к нам, видно, такая старая калоша была, что и снаряда решили не тратить. Дошли до Англии, разгрузились и пошли в Саут-Шилдс на ремонт. Там громадные, знаменитые доки. И в доке приходит к нам на борт английский офицер конвойной службы с нашим представителем.
— Нужно английское судно перегнать из Саут-Шилдса в Абердин. Рейс короткий будет. Обратно вернетесь поездом. Нужны опытные моряки, знающие английский. Кто из вас говорит по-английски?
— Вот Лепке, и английский знает, и штурманом плавал.
— Вы Лепке? Нам нужен третий штурман. Пойдете?
Недолго думал — что на берегу болтаться? В море-то лучше. А ремонт займет месяца полтора-два. Еще двое наших ребят согласились. Пошли...
Пароход назывался «Джассон». Капитан англичанин. Старший помощник, второй штурман — англичане. Я пошел третьим. А палубная команда — всех национальностей. Кого там только не было — негры, их больше всего, малайцы, китайцы, французы, бельгийцы... И многие из местных, безработных набраны.
Капитан сам время выхода выбрал — чтобы и туман был, и штормило. Но шторма особенного не было все-таки в июле-августе Северное море не очень штормит.
Идем. Часов семь вечера было, как раз моя вахта. Я в ходовой рубке, какая-то карта мне понадобилась. Ищу карту. И раздается взрыв, сильно так тряхнуло судно. Свет погас, я в полной темноте. А крен сильный уже, и крики на палубе. Тут сообразил — чего я эту карту ищу? — надо вахтенный журнал хватать и на палубу. Нащупал журнал, сунул под робу и к двери. А дверь в рубке заклинило. Пока с дверью возился, пока на палубу выскочил, шлюпки уже отошли от борта. Судно тонет, надо куда-то деваться. Ну, тут уж недолго думал — прыгнул за борт. Вода, конечно, холодная, но не такая, как осенью или зимой, — держаться можно. Сумерки, но еще видно. Почему-то все ближе к ночи случалось мне тонуть. Плыву, шлюпок из-за волны не видно, а тут, на мое счастье, трюмная лючина — доска с куском брезента болтается. Вот я и зацепился. Ну, плавал не очень долго, час там или полтора. А совсем темно. Потом вдруг всплеск, и вижу огонек такой направленный, шарит по морю. И луч прямо на меня... Слышу — немецкая речь. И тут меня выхватили из воды, стукнули крепко и на шлюпке — к подводной лодке. А она совсем близко всплыла. Люк открыт, беготня, но все делалось молча — молча в люк, причем очень грубо так, в люк сунули. Привели в закуток, темно, лампочки полупритушены. Присмотрелся там еще двое оказалось, а кто не разберу.
Даже говорить друг с другом не захотелось. Такое настроение паршивое было. Ну, чувствую, попался так попался. Плохо дело. Мокрый весь, трясет, озноб какой-то. Только теперь слабость почувствовал — сильно ушибло взрывом да на шлюпке добавили еще. Дело дрянь, тьма египетская, мерзко на душе.
Сколько мы там были? Спали ли? Никто нас не трогал. Вдруг клинкетная дверь в наш закуток открылась, команда короткая, отрывистая — и нас пинками выталкивают на трап.
Вышли на палубу. Подводная лодка стоит у причала. Деревянный такой причальчик, вдали какая-то глухая стена виднеется, длинная, довольно далеко до нее, примерно с полмили. День был, солнце сквозь туман проглядывало, и мне показалось, что я вроде бы здесь бывал, давно еще, когда практикантом ходил. Вроде бы это устье Эльбы... Потом уже, после войны, когда я капитаном на «Сормовском» плавал, а рейсы наши были «река - море» и мы часто из устья Эльбы в море выходили, я все вглядывался не увижу ли то место, где они меня вытащили, где этот причальчик знаменитый был? Так я и не нашел того места. А мне все кажется где-то западнее порта Куксхафен это было, так, миль 10-15 от порта. Искал я эту глухую стену, в бинокль просматривал. Никак не мог найти. Как будто этого места и не было.
— Евгений Николаевич, — спрашиваю, — а на «Джассоне» ушли вы из порта...
— Саут-Шилдс. От Куксхафена до Саут-Шилдса немного хода... Порт Саут-Шилдс! Чудов туда заходил! вспомнил капитан.
— Евгений Николаевич, я ведь разыскал Вадима Владимировича Чудова. Он теперь в Моринспекции. Просил вас написать ему. И я рассказал капитану о встрече с Чудовым...
— А-а... Женька Лепке! Нашелся! Вот чудо-то! Ха-ха-ха, — грохотал тогда капитан Чудов в маленькой комнате Моринспекции.
Только такой голос, такой смех и мог быть у командира торпедного катера, совершавшего фантастически смелые рейды в тыл врага, нападавшего на фашистские транспорты, отчаянного моряка.
— Ну о моих рейдах потом, — рокотал Чудов, — расскажите про Женьку, простите, Евгения Николаевича, ха-ха-ха... Виделись? В Калининграде? Плавает? Молодец, Джекки Арлекин! Ха-ха-ха... Почему Джекки Арлекин? На «Веге» мы его так прозвали. Веселый парень был, Джек, Женька... Ну и крепкий мужик! Про таких говорят — «Даст по башке — мало не будет!»
Капитан Чудов отдышался, закурил сигарету, жадно глотая дым, и снова загрохотал:
— Мы как-то пришли в Англию, году в шестидесятом. Я уже демобилизовался, на рыбаках ходил. Ну, и что же? Северным морем проходили, и в Саут-Шилдс, порт английский, зашли. Я на палубе, и поднимается к нам на борт англичанин, немолодой уже, моряк, в порту работал. Поздоровались, провел я его к себе в каюту. Оказалось, что очень ему русские моряки по душе, плавал с нашими ребятами в северных конвоях. И что-то он говорит мне и спрашивает про «лээп ке». Что за слово такое, «лээп ке»? Никак не пойму. Копаюсь в памяти — лээп ке, лээп ке? Как перевести? Вроде бы плеск волн? Лээпке? Или про рифы меня спрашивает? Не понимаю, — говорю, — лээп ке... А он:
— Лээпке. Кэптэн Эджени Лээпке. Рашен сейлор Лээпке.
— Бог ты мой! Женька Лепке? Евгений Лепке? Да это же мой друг, май фрэнд!
— О, иес! И мой хороший знакомый. Мы с ним делали рейс на одном пароходе, — и называет какой-то пароход, не помню какой.
Оказалось, они вместе плавали, и их судно немцы торпедировали. Я ему рассказал, что Лепке жив-здоров, а вот где плавает, не знаю. А англичанин так глаза выпучил, руку согнул и бицепсы показывает:
— О, иес! Очень сильный моряк. Но он не как английский сейлор. Никогда в зубы не даст. На флоте без этого нельзя. Рашен сейлор хороший, гуд сейлор, но ненормальный сейлор.
Капитан Чудов выпускал клубы дыма как из пароходной трубы, рассказывая мне о встрече с англичанином.
— Да если Женька даст что там с ними будет, ха-ха-ха... Мало не будет! В самый раз придется, все смеялся капитан Чудов. — Вот такой был случай в порту Саут-Шилдс, не мог успокоится Чудов. — А Женьку хочется повидать. Какой адрес? Обязательно напишу...