Наследник Агасфера

Фредди жил в двухэтажном особняке, расположенном в престижном районе города, который примыкал к парку.

— Располагайся и чувствуй себя как дома, — сказал он, опуская жалюзи.

Сняв плащ, виолончелист улучил удобный момент и обнял гостя за талию. Отступать было некуда. Свист, отвечая взаимным объятием, так сжал мягкое тело Фредди, что тот, слегка поморщившись, на выдохе прошептал:

— Немного пиано.

Свист мысленно процитировал Блока: «Виновны ль мы, коль хрустнет ваш хребет в тяжелых, нежных наших лапах?»

Фредди, потирая поясницу, удалился в ванную комнату. Свист через просторный холл прошел на кухню, оборудованную по последнему слову техники, и заглянул в холодильник. Продуктов хватило бы на неделю.

— Если тебя не затруднит, приготовь что-нибудь на ужин, — крикнул Фредди из ванной. — У меня от возбуждения повысился аппетит.

Гость достал из холодильника бутылку шампанского «Мадам Клико», ананас, коробку сардин и оливки, но во рту появился вяжущий приторно-сладкий привкус халвы. Не дожидаясь нового знакомого, он налил фужер золотистого вина и, сделав несколько глотков, внимательно прислушался. Шум льющейся воды прекратился.

«Должно быть ванна наполнилась до краев», — подумал Свист. Он развязал галстук, снял пиджак и повесил в прихожей рядом с одеждой Фредди. На мраморном столике Свист увидел кожаную папку для документов. Минуту помедлив, он расстегнул «молнию». В папке, кроме загранпаспорта, лежали выездная виза и билет на самолет. Снимая рубашку, Свист крикнул, обращаясь к Фредди:

— Оставь мне немного мыла. Я иду к тебе с грязными мыслями.

Фредди, распаренный, розовый, как трехмесячный поросенок, нежился в хлопьях мыльной пены.

— А почему ты в брюках? — спросил он удивленно.

— Не будем спешить, — безучастно произнес Свист, вытягивая из петель брючный ремень. — Сейчас ты получишь то, о чем не мог и мечтать. Такого кайфа ты не испытывал никогда.

Что-то в голосе гостя насторожило Фредди, и он, опираясь на края ванны, сделал попытку принять вертикальное положение. Это было последнее желание в его жизни. Свист накинул ремень ему на шею и, туго затянув петлю, держал до тех пор, пока тело не обмякло и безвольно опустилось в мыльную воду.

Бывший «принудчик» тщательно вымыл руки, смыл с лица косметику и вернулся на кухню, прихватив свои новые документы. При тщательном изучении он понял, что ему еще раз улыбнулась удача. Лучшего варианта нельзя было и предположить. Совпадали возраст, и цвет волос, и черты лица. Не было надобности менять фотографию. Нужно было только изменить прическу и сделать несколько дополнительных штрихов. В прихожей он разыскал очки, еще недавно принадлежавшие Фредди, и примерил их перед зеркалом. Они были ему впору. Свист стал рассчитывать время. Рейс на Женеву был через сутки. До столичного аэропорта дорога занимала около семи часов. Нужно было терпеливо ждать утра и не отвечать на звонки. Гостей Свист не ждал. Фредди, конечно же, предупредил своих знакомых о скором отъезде. Единственной, кто мог войти в дом, была домработница. Фредди, как старый холостяк, наверняка, пользовался ее услугами. Выходило, что ждать утра было небезопасно.

«Нужно избавиться от покойника до наступления рассвета», — подумал Свист.

Он вытащил неподатливое, непомерно отяжелевшее тело в прихожую и, протерев банной простыней, закатал в ковер и стянул брючным ремнем.

Широкое ночное шоссе было пустынным, как старое забытое кладбище. Лишь изредка навстречу попадались огоньки одиноких автомобилей и со скоростью исчезали вдали. Свист включил магнитофон. Органная мелодия наполнила салон траурным звучанием.

«Да, Фредди, ты был прав», — подумал про себя Свист, обращаясь к невидимому собеседнику. — Бах стал для тебя предвестником самой большой перемены в твоей жизни. Пусть эта мелодия станет для тебя реквиемом». Притормозив после дорожного знака «узкий мост», Свист остановил машину, открыл багажник и вытащил завернутого в ковер Фредди. Прогнув тело пополам, он положил его на пыльные перила моста. Затем осмотрелся по сторонам, достал пудовую гирю, которую нашел в гараже, пристегнул ее к ремню, связывающему тугой свиток, и сбросил тело в негостеприимно чернеющую внизу воду.

Глава 15

ПОКЛОННИК ТУРГЕНЕВА

В пятистах метрах от Триумфальной арки, оспаривающей у Эйфелевой башни право быть символом Парижа, на одной из множества площадей расположен пятизвездочный отель. Здесь селилась только избранная публика. Номера в отеле были двух категорий — люкс и апартаменты. В основном посетителями были иностранцы, чей счет в банке исчислялся семизначными цифрами. Нередко в сверкающем бронзой и черным мрамором фойе в сопровождении слуг важно проплывали ближневосточные шейхи или голливудские звезды.

Свист рассчитывался за номер. Девушка за стойкой смотрела на него с одобрением: белоснежная рубашка, неброский светло-синий галстук, идеально подходивший к сшитому на заказ костюму. И голубые глаза, почти такого же цвета, как галстук. Когда он щурился, в уголках глаз веером собирались морщинки. Это было единственное, что выдавало его возраст.

«Такой стройный, подтянутый. А ведь ему больше сорока», — подумала девушка. Она на мгновение закрыла глаза, пытаясь запомнить его лицо — загорелое, открытое, волевое, похожее на профиль римских императоров, отчеканенный на старинных монетах.

Свист достал чековую книжку, заполнил чек и расписался: Кристиан фон Бранденбург. Выписав квитанцию, девушка приколола чек к счету.

— Благодарю Вас, месье фон Бранденбург. Надеюсь, Вы были довольны обслуживанием.

Свист не говорил по-французски, и из всего услышанного разобрал только свое имя. Но по тому выражению, с которым это было сказано, по ее смеющимся бледно-зеленым глазам цвета стеклянных осколков, омытых морским прибоем, по приветливой улыбке он понял, что ему говорят что-то хорошее. У него поднялось настроение. Захотелось сделать для нее что-то значительное, поделиться частицей успеха, который сопутствовал ему в последнее время. Ведь она была не просто служащей отеля. Она была тем человеком, кому он впервые выдал чек, подписанный новым именем. Вдобавок, она была очень привлекательна. В особенности ее руки, тонкие, с длинными пальцами, они могли бы принадлежать китайской фарфоровой статуэтке или служить сюжетом для целой картины. С ней Свисту хотелось бы быть не только вежливым, но и галантным. Вежливость беспола, лишена красок и оттенков, а галантность сексуальна. Захотелось сказать ей: «Ты прекрасна, как венецианская куртизанка». Он перегнулся через стойку и поцеловал ее руку.

Швейцар, одетый как генерал национальной гвардии, распахнул перед Свистом дверь и, получив чаевые, кивнул двум гарсонам. Те с поразительной быстротой раскатали по мраморным ступенькам, уходящим вниз, к стоянке автомобилей, ковровую дорожку. Свист, немного помедлив на входе и давая время гарсонам закончить свое дело, не спеша спустился по лестничному маршу и сел в подъехавшее такси.

— В Бужевиль, — сказал он шоферу и протянул визитку, на которой был написан нужный адрес.

Автомобиль мягко тронулся с места и, быстро набирая скорость, направился в предместье Парижа. Неделю назад через фирму, торгующую недвижимостью, он приобрел в Бужевиле дом, принадлежавший Тургеневу. Он был глубоким почитателем таланта выдающегося русского писателя и втайне завидовал ему. Когда-то давно Свист написал несколько рассказов, но так и не решился их издать. Тогда он преследовал другую цель. В какой-то момент он осознал: для того, чтобы стать настоящим художником слова, недостаточно одного трудолюбия. Необходима была искра Божья. К своему огорчению, Свист понял, что для создания высокохудожественного произведения у него не хватает дарования, и он оставил литературу. Но где-то, в глубине души, жалел об этом. И надеялся, что когда-нибудь напишет что-нибудь стоящее. То, что удалось купить дом Тургенева, Свист считал добрым знаком: «Случайностей не существует, все на этом свете либо испытание, либо наказание, либо награда, либо предвестие», — вспомнил он Вольтера.