Мечта пилота

Положение усложнилось, но Бесфамильный решил не сдаваться. Ни одним жестом он не показал охватившего его беспокойства. Отправив разведчиков отдыхать, он долго разговаривал с Беляйкиным. Потом вышел из кабины и стал ходить вокруг самолёта, что-то соображая. Егоров и Канин, сняв чехлы с моторов своих машин, пытались очистить их от набившегося во все неровности спрессовавшегося снега. Профессор Бахметьев, забыв обо всём, вёл свои наблюдения, переходя от прибора к прибору.

Так прошло несколько часов. Убедившись, что один он вряд ли найдёт выход из положения, Бесфамильный приказал всем собраться в кабину.

– Придётся потолковать, – сказал он, когда все расселись. – Начальник экспедиции предложил нам самим искать выход. Да и чем он может помочь нам, если мы лишены возможности даже принять самолёт?

– Я хотел бы знать, – спросил после минутного молчания профессор Бахметьев, – на какое время мы обеспечены продовольствием?

– На три месяца.

– Ну и отлично, – продолжал профессор. – Если нам не суждено вырваться отсюда, то за три месяца мы проделаем такую научную работу, что нам долгие годы будет благодарен весь мир. Надо только систематически, ежедневно отсылать результаты наших наблюдений по радио в Тихую. Беляйкин располагает достаточными научными силами, чтобы этот материал обработать и систематизировать…

– Позвольте, профессор, – перебил его Бесфамильный, – мы совсем не собираемся замуровывать себя в этом ледяном гробу. Наблюдения наблюдениями, но нам надо что-то придумать, чтобы результаты этих наблюдений мы же сами и обработали на Большой земле.

– Что же вы предлагаете? Идти пешком? На это я не согласен. Что нам это даст? Без собак, нагрузив на себя хотя бы одно продовольствие, мы далеко уйти не сможем. Нам не дойти даже до льдины, где сможем принять спасательный самолёт. Подобное решение – верная гибель. По-моему, у нас единственный выход – растянуть продовольствие хотя бы на пять месяцев, сидеть на месте и работать до конца. Может быть, за это время поблизости образуется подходящая площадка, и мы сможем подняться…

– Я понимаю профессора, – вступил в разговор Байер, – но не разделяю проповедуемой им обречённости. Зачем нам это? Да полноте, сможем ли мы спокойно работать, зная, что через пару месяцев нас ждёт неминуемая гибель? А что если новый шторм разрушит нашу машину?

– Ну и что же? – спокойно возразил Бахметьев. – За это время мы найдём площадку, и к нам прилетят самолёты. Я уверен, что на родине будут приложены все усилия к тому, чтобы нас спасти. Но если даже нас и не удастся спасти, то мы дадим столько научного материала, что цена наших жизней будет недорогой платой за него…

Байер вскочил взволнованный. Чуть не крича, размахивая руками, он доказывал профессору, что "преступлением будет сидеть сложа руки". Канин горячо поддерживал его.

– Профессор прав, – внезапно ввязался в их спор Шевченко, поднимаясь с койки. Байера и Канина настолько поразила эта неожиданная реплика лётчика, что они на несколько минут лишились дара слова. Воспользовавшись их молчанием, Шевченко продолжал: – Мне нравится профессор, нравится мужество, с которым он решил, казалось бы, неразрешимый вопрос. Не мы первые погибнем в ледяном плену Арктики…

Бесфамильный с не меньшим удивлением слушал спокойные слова Шевченко. Он уже пожалел, что не пресёк в самом начале этого опасного спора. Но глаза его боевого товарища выражали столько уверенности в победе, что с их выражением как-то не вязались слетающие с губ слова. Поймав тревожный взгляд командира, Шевченко понимающе кивнул головой и продолжал:

– Всё это так, но мы не сдадимся до последней минуты. Не сдадимся! Помните, так называлась газета, выходившая в легендарном лагере Шмидта. Эти слова станут и нашим лозунгом. И у нас не дрогнет сердце! Мы смело умрём, если обстоятельства принудят нас к этому. Но… не попробовать ли нам ещё раз, прежде чем умирать, постараться улететь отсюда? Возвращаясь из своей неудачной разведки, я заметил немало ровных льдин, засыпанных снегом и осколками льда. Правда, ни одна из них по своим размерам не годится для взлёта даже моего "ястребка". И важно не это. Важно то, что только небольшие перемычки торосов отделяют эти льдины друг от друга. Арктика до сих пор предоставляла нам готовые аэродромы в неограниченном количестве. Она избаловала нас, и мы повесили носы, не видя одного из таких аэродромов. Я предлагаю повнимательней обследовать прилегающие к самолёту засыпанные снегом ледяные поля, выбрать из них те, которые разделены наименьшими перемычками, и попробовать расчистить их. Я уверен, что таким образом мы соорудим площадку, вполне достаточную для взлёта обоих самолётов.

Наконец все поняли, куда клонил хитрый Шевченко. Его предложение было принято с радостью. Оно воскресило угасшую было уверенность в благополучном исходе перелёта.

Все выскочили из кабины и разошлись в разные стороны, тщательно осматривая каждый метр льда под ногами.

"Г-2" стоял неподвижно, тяжело опираясь крылом на созданную этими людьми ледяную гору. Правая лыжа беспомощно висела над трещиной. Удастся ли людям снова поднять в голубую высь эту машину?..

ОТСТУПЛЕНИЕ

Вечером 23 апреля начальник экспедиции сообщил Блинову радостную весть о том, что Бесфамильный благополучно достиг полюса, и приказал немедленно начать эвакуацию, двигаясь пешком по направлению базы. В лагере поняли, что в соревновании двух экипажей победил тот, которым руководила железная дисциплина и выдержка.

…Багровое солнце, как привязанное невидимой нитью, медленно вращалось, описывая широкие круги над горизонтом. Солнце ослепляло людей, на секунду выглянувших из спального мешка без полярных очков. Морозный ветер обжигал лица, разукрашивая инеем ресницы и усы.

Распоряжение начальника экспедиции не застало врасплох "блиновцев". Они давно знали, что их ожидает тяжёлое, полное неожиданностей отступление. Каждый из них имел достаточно свободного времени, чтобы трезво взвесить все трудности предстоящего путешествия по дрейфующим льдам. Невольно вспоминались многие подобные переходы, кончавшиеся трагически. Приходили на память имена американца де Лонга, русского Седова и итальянца Кверини; имена многих из команды судна "Святая Анна". Всё это были люди, погибшие при отступлении из безмолвного ледяного плена.

Следуя прекрасному принципу: "будь готов к худшему", не строя никаких иллюзий, "блиновцы" спокойно готовились к трудной эвакуации. Люди были далеки от паники и, честно говоря, никто – за исключением, пожалуй, Грохотова – не сомневался в счастливом конце предстоящей экспедиции.

Лагерь свёртывался…

Находившийся ещё под впечатлением аварии Блинов, как никогда, чувствовал на своих плечах тяжёлый груз ответственности за благополучный исход эвакуации, за доверенные ему жизни людей, с которыми несчастье связало его тесными узами дружбы. Теперь он не торопился, работал сосредоточенно, пытаясь предусмотреть всякую мелочь.

Весь день 24 апреля ушел на окончание сборов. И время не пропало даром. На четырёх до предела нагруженных нартах было всё, что, казалось, на сто процентов обеспечивало успех перехода. Ни одна группа людей, собирающихся в подобное путешествие, не была ещё так вооружена для борьбы с Арктикой, как группа Блинова. В её распоряжении были аварийная рация, приборы для ориентировки и точного определения места стоянки по солнцу, шёлковые палатки, примуса и наконец двухмесячный запас продовольствия. В расчёте на будущее каждый участник перехода получил ручной компас. Сейчас близость полюса делала этот прибор бесполезным.

Перед выступлением Блинов вызвал по радио базу и лично договорился с Ивановым о связи. Условились, что каждый раз, прежде чем выключаться, радисты точно договариваются о часе восстановления связи. Кроме того два раза в сутки – в двенадцать часов ночи и в двенадцать часов дня – было установлено по двадцать "аварийных минут". Ежедневно в это время на рации базы должен был обязательно дежурить Фунтов.