Страница 11 из 154
— Не все! — отрезала Манька, помянув недобрым словом обманную реку. Если бы не река, она уже поговорила бы с Благодетельницей и вернулась назад, рассказывая сельчанам, как хорошо ее приняли во дворце.
— Все! — отрезал незнакомец. — Если ты об этой, — он махнул рукой в ту же в сторону, куда направлял ее, — правильнее реки не сыщешь. А то, что ушла не туда, так это ты неправильно смотрела! Кому-то река течет так, кому-то так, а для третьего на месте стоит. Вот если бы вместо тебя была Мудрая Женщина …
Манька не ответила, загнула ветви, пролезая в чащу, натыкаясь на сучья. Шла она вслепую, зажмурив глаза. Какая разница, в какую сторону идти, если и так ясно, что заблудилась. Никто искать не будет. Значит, надо идти, пока не выйдешь на поле или на ту же реку.
Незнакомец засеменил следом, недовольный тем, что она уходит от разговора.
— Конечно, я не против, если внутренности твои будут рассмотрены, — он забежал вперед и завис перед нею, немного осветив место. Не понять как, просто вдруг стало светлее и видны стволы вокруг. — Даже рад… Но помилуй, умереть можно здесь: мыло, веревка, подходящий сук — все есть! К чему такая спешка угодить в пространные места?
Манька резко остановилась, болезненно сжалось сердце. Не об этом ли говорил кузнец господин Упыреев, когда приказывал не пугать Посредницу высказываниями о дурно пахнущих гнилостных отходах загаженных людей? Она прищурилась. По глупости или преднамеренно незнакомец натолкнул ее на размышления? Странно, что самой не пришло в голову. Как можно вынуть внутренности и не убить человека? Может, ведут ее как вола на заклание? Не зря кузнец ухмылялся, намекая на Царствие Небесное, на скорую геенну и жертвенного агнца…
И этот… тоже ухмыляется!
Она до боли сдавила посох в руке. Наверное, побледнела. Но ведь Благодетельница была доброй! Ее любили! А разве полюбили бы злого человека? И так много рассказывала о себе, о своей мудрости, о добром расположении к народу. Может, странный полупрозрачный незнакомец — призрак еретика? Просунув посох внутрь чащи, она пригнула хилые деревца к земле, освобождая проход: до Посредницы еще далеко, а когда встретятся, будет осторожной. И если незнакомец намекал на правду, то задорого она сложит голову.
С другой стороны, сколько раз она пробовала сунуть голову в петлю? Если есть, кому, к чему брать грех на себя?
— Мне все равно, — упавшим голосом призналась Манька. — Дойду, там видно будет.
— Вообразила ты себе, что дорога будет легкая. Но ведь поняла уже, что не волной электромагнитной полетишь, как Радиоведущая, ногами потопаешь, в железо обутыми, — вкрадчиво произнес незнакомец. — Разве не устала? Стоит ли, Маня, продолжать твое путешествие, если конец один? К чему мучения твои? Вот сук… Вот веревка…
Манька стиснула зубы, стараясь не показать, что думает о том же. Характерная черта в каждом, кого она встречала — начинала злить. Зря она ела железо, хоть и не убывало его, будто нарастало на старом месте?! Не было у незнакомца повода гневить ее подозрениями, будто бы она не искренна в своем намерении. Ведь не было рядом Благодетельницы, зачем же идеализировать ее и прогибаться, стараясь выставить все так, будто он Благодетельницу любит, а она нет? Откуда столько желания угодить Идеальной Женщине? Она не претендовала ни на первое место, ни на второе, и не со зла искала ее, а чтобы поговорить.
— Может, покажешь, как это делают? — процедила она сквозь зубы, не останавливаясь. — А намылить я помогу!
Незнакомец, кажется, не ожидал такого нелюбезного обхождения. Он растерялся, поотстав, глядя ей вслед. Шмыгнув носом, нагнал, пристроившись сбоку.
Некоторое время продирались сквозь ельник. Вскоре он закончился. К своей радости, Манька обнаружила забытую грязную дорогу, поросшую травой и мхом, укрытую сухой хвоей и не сгнившими прошлогодними листьями. Она бы и не заметила — наверное, ночь была в самое темное время суток, но незнакомец стоял на колее, проделанной человеком, а деревья в том месте ровно раздвинулись, открывая чистый участок неба с яркими звездами. Незнакомец висел в воздухе, как светляк, но при этом сам ничуть не светился, скорее наоборот, выглядел еще мрачнее, как те пугающие образы на море-океане, от которых вдруг дрожь пробирала по телу. Он словно бы подсвечивал себя со всех сторон, а чем, непонятно, источника у света не было.
Незнакомец тоже облегченно вздохнул, будто вымотался не меньше.
— Фу-у! — произнес он, отряхивая с плаща сухие веточки, сняв несколько с ее волос.
Манька усмехнулась, вспомнив, как проплывал он сквозь деревца, не забывая скорчить при этом мучительную мину. Его фантастическая способность удивила ее. Не человек, а туда же!
Неловкое молчание затянулось.
Было темно, силуэты елей и полуголых лиственных деревьев то угрожающе надвигались со всех сторон, то отодвигались в отсвете незнакомца. Манька шла торопливо, насколько позволяло железо. Дорога постепенно становилась накатанной, а спустя час колеи, затопленные талой водой, стали глубокими и сделали ее непроходимой. Свернули на обочину и шли уже по едва оттаявшему краю. Глаза ее привыкли, теперь она видела дорогу довольно неплохо. А еще через час лес вдруг резко оборвался, открыв взору деревню на краю поля, знакомую до боли, освещенную уличными фонарями.
Жители уже спали, огни горели лишь в трех-четырех домах. Наверное, забыли выключить свет, или бодрствовали, как бывало она, когда мучила бессонница. До рассвета было далеко, но первомайская ночь короткая. На земле еще лежала темень, но воздух наполнился голубоватыми рассветными сумерками. Небо стало светлым, звезды гасли одна за другой. Здесь страх оставил ее.
Манька с радостным видом обернулась к незнакомцу, чтобы поблагодарить.
Но он опередил.
— Не стоит! Не все в этом мире имеет запах мертвечины. Рад был нашему знакомству, — он доброжелательно кивнул, словно сожалея, что расстаются. — Куда ты теперь? Домой? Вижу, год не прошел для тебя даром.
Манька пожала плечами.
— К Посреднице, куда же еще-то?.. — сказала она с тоскою, пугаясь своей дороги.
Незнакомец смерил ее взглядом. И вдруг оживился, заметив, как Манька с тихой надеждой прощается со своей деревней.
— Провожу, что ли немного… Посмотреть уж больно любопытно, чем у блаженных позором застолбленная дорога заканчивается! — взгляд его был не то, что добродушен, с укоризной и любопытен. Он встал рядом, будто прощался с деревней тоже. — И кто, Господи, посадил на твоей земле такое гламурное деревце? — незнакомец улыбнулся сам в себе, покачал головой, ни к кому не обращаясь.
— Ты что ли столбил, чтобы позорной ее называть? — по привычке резко ответила Манька, не имея никакого желания в этот миг видеть незнакомца рядом. Все равно он был… какой-то не материальный. И любил Благодетельницу. Пусть бы любил, она ее тоже не ненавидит — но ведь станет высмеивать. И когда дойдут, выставит в невыгодном свете — так все делали. И кого Благодетельница послушает? А деревьев на ее земле — черемуха, рябина, две яблоньки и куст смородины, да еще малина вдоль плетня. Обычные, не гламурные, которые на каждом огороде…
Ей было грустно. И больно. И тревожно.
— Без меня не обходится! — признался незнакомец, расположившись к ней.
Манька пытливо взглянула на него, вдруг сообразив, что не знает ни его имени, ни его происхождения.
— А вы… Вас как зовут? — спросила она, пожалев, что не поинтересовалась раньше.
— Дьявол, — представился незнакомец и галантно поклонился. — Бог Нечисти… Только я один, если можно…
Манька на мгновение застыла, разглядывая незнакомца искоса, забыв об осторожном обращении. В голове поднялась какая-то муть из разных предположений, но рассматривать их она не собиралась. Потом ее недоверчиво криво перекосило — минуты три Манька молча взирала на незнакомца, пытаясь осмыслить сказанное. И не сдержав лошадиное «Ыгы-гы-гы!», заливисто загоготала, расслабившись и забыв о своей печали. Встречала она чудаков и мудаков, но незнакомец переплюнул всех. Ей даже стало жаль расставаться с ним — было у него хоть что-то свое. Обычно люди дорожили репутацией, боясь подумать обнаружить поведение, не свойственное общепринятым нормам.