Круги жизни

— И надо же было мне приехать сюда в командировку, чтобы увидеть ее! Из автобуса. Вот и спрыгнул… Она здесь! Понимаете, здесь! Почему — не знаю. Но здесь! И я ее найду! Теперь-то найду!

Розовый милиционерчик, слушая парня, глядел все виноватей. И подхватил:

— Мы кого хошь отыщем… Говоришь, в синем платочке с цветами? Ну а брюнетка или блондинка?

— У нее…. У нее…. — восторженно сказал парень. — У нее каждый волосок: горит!

— Не может быть! — поразился милиционер. — А какого цвета волосы?

— Цвет? — растерялся Витя. — Пепельные… Хотя скорей каштановые. Только… — Он запнулся.

Я себе ясно представил: те три дня, что ехали вместе, наверно, смотрел ей в глаза. Не отрываясь — в глаза! До того ли было, чтобы задерживать взгляд на голове.

— А может, брюнетка? — насмешливо спросил дежурный.

— Нет, нет! Что вы, — смущенно запротестовал Витя. — Светлая она. Блондинка, но не совсем…

— Крашеная… — догадался розовый милиционерчик.

— Нет! — с негодованием отверг Витя. — В ней ничего искусственного! Все свое!

— Ну, ну, не обижайся, — сказал розовый. — Может, у нее родинка есть приметная? Вот ежели бы шесть пальцев, разыскали бы мигом…

— Не смеете про нее так говорить! — покраснел Витя.

— Для твоей же пользы спрашиваем. Помочь хотим, дура, — покровительственно сказал розовый милиционерчик. — Без нас тебе ее не найти.

Киргиз, продолжавший хранить молчание, вдруг решительно вмешался:

— Пойдем! — и взял Витю за руку.

Через окошко милиции мы увидели, как они вышли на улицу. Накрапывало. Киргиз показал парню на коляску мотоцикла. Тот сел. И укатили искать Нину. Интересно, видел ли ее на самом деле? И найдет ли?

Зашел в первое попавшееся кафе….

Вкусно поесть не удалось: стоишь в очереди с подносиком в руках, раздача с медлительностью XVIII века, и когда, наконец, ставишь на поднос нечто под названием «щи», и холодные котлеты с белесоватым налетом застывшего сала, и бледно-красный кисель в граненом стакане — от желания поесть не остается и следа.

Заведующий этого кафе напомнил мне того бухарского продавца халвы из народного анекдота, который орал на базаре: «Сахарная халва! Душистая халва!

О аллах, хвалю тебя, что ты создал столько людей и народов!» Кто-то, заинтересовавшись, спросил: «Почему тебя радует, что аллах создал столько людей?» — «Попробуй мою халву — узнаешь!» Прохожий бросил продавцу монету, взял халву в рот и выплюнул: «Ну и дрянь! Никогда больше в рот не возьму твою халву!» — «Вот и ответ на твой вопрос, — сказал продавец. — Если бы людей было мало, кому бы продавал я халву?»

С металлическим привкусом киселя во рту вернулся в гостиницу. На мое счастье, один номер освободился. Поспал среди дня часика три и с прояснившейся головой отправился на балет «Чолпон». Вместо тебя в кресле слева сидела скромно одетая девушка, гладко причесанная. Сидела, чуть склонив голову, отчего казалось, что глядит на все исподлобья. Ее облик был мне приятен и в то же время досаждал слабый, но ощутимый запах сладковатых духов. Ты знаешь, с запахами у меня свои, особые отношения. Чтобы слова эти не казались тебе пустой фразой, расскажу кое-что, сейчас всплывшее в памяти.

Подарок поэта

Москва, зима 1933/34 года. Поэтесса Аделина Ефимовна Адалис привела меня к Осипу Мандельштаму: жил на Тверском бульваре, во флигеле Дома Герцена. Привела, чтобы послушал мои «киргизские рассказы» (некоторые из них уже были напечатаны). Ей они нравились, вероятно, хотелось, чтоб понравились и ему.

И вот сижу в его низенькой, темноватой комнатке, заставленной мебелью. Сижу за столом и читаю. Осип Эмильевич, низенький — под стать комнате, — смотрит на меня внимательными глазами, сидя на сундуке. Изредка повернет голову к Адалис, тогда успеваю заметить его птичий профиль и где-то возле уха клок встрепанных седоватых волос. От него «сыплются искры», как бывает у очень нервных людей. То и дело вскакивает с сундука, опять садится, чувствую, не от того, что скучно, просто так устроен.

Прочел ему два рассказа — «Звездопад», «Жара, товарищи!» — и умолк. Осип Эмильевич вскочил с сундука, пробежал несколько раз из угла в угол своей крошечной комнатки, ни разу не наткнувшись при этом ни на ножку стула, ни на угол стола, потом остановился и, глядя в упор, спросил:

— Что у вас с носом? Я опешил:

— С носом?

— Да, — сказал он, еще раз пробежавшись по комнате. — Зрение у вас хорошее. Просто отличное! Слух тоже. А что с носом? — И опять уставился на меня, ожидая ответа.

Я был поражен: суметь разглядеть, слушая рассказы… Дело в том, что в раннем детстве мне вырезали аденоиды. Помнил это со слов матери. Из-за этого почти не ощущал запахи. Только самые резкие! Не ощущал, ну и не писал… Но чтобы заметить это, слушая рассказы! Объяснил Осипу Эмильевичу, в чем дело.

Потом был подробный разговор о рассказах: он говорил и хорошее (уменье, которое не каждому дано) и плохое (прямо и без обиняков — и это дано не каждому). Разговор был для меня интересным, но не о нем речь. С того дня стал принюхиваться, думать о запахах, вписывать их в прозу. Добрых два года нюхал все, с силой вдыхая в себя ароматы, и с каждым годом стал ощущать их острей. Оказалось, и обоняние можно развить. Так Осип Эмильевич подарил мне мир запахов.

24 апреля. Фрунзе

Зашел сегодня пообедать в столовую рядом с рынком. Думаю, дай пообедаю здесь, может, кормят лучше? И на этот раз не ошибся: большой выбор национальных блюд, даже бешбармак — гордость киргизской народной кухни. Взял лагман, налили мне его в кису (огромную пиалу). Выбрал ложку получше и сел за столик. Ко мне подсели трое студентов — один русский, двое киргизов. Дурачась, один из киргизов воскликнул, кивая на тарелку товарища:

— Сидят марсиане у себя на планете Марс, смотрят в свои телевездескопы на земной шар и вдруг обнаруживают, что Абдрасул взял три палочки шашлыка! Тут все марсиане закричат: «Ура! Ура! Теперь у нас ясное доказательство, что Земля населена разумными существами!»

— Уйди ты! — отмахнулся Абдрасул, продолжая разговор с русским приятелем, начатый раньше. — Пойми! Даже ошибочный путь не всегда бесплоден…

Его приятель серьезно слушал и ел. Абдрасул стащил зубами с палочки кусочек шашлыка, торопливо проглотил и, размахивая палочкой с оставшимися кусочками, продолжал:

— … Возьми Кеплера! Идиотское учение о «музыке сфер» вдохновило его на открытие третьего закона движения планет. А на этом законе, в свою очередь, Ньютон построил теорию тяготения…

Тебе, вероятно, покажется дуростью, что так подробно описываю это. В том-то и дело, что разговор оказался «к чему». Однако здесь я… Когда киргизскому акыну надо сменить веселую песню на грустную, он перестраивает свой комуз… Тут и я дам другой строй своей «колибри». Расскажу тебе одну трагическую историю, чтобы стало понятно все, что пришло на ум.