Страница 67 из 67
— Хидыр? Покровитель пустыни?!
Да, это был он в своей простой одежде.
— Возьми из-под копыт моего коня ком земли, — сказал Хидыр. — Если тебе не поверят, что был сегодня в Халап-Ширване, вели привести слепую: помажь ей глаза, и она прозреет.
Гариб наклонился, взял из-под копыт коня ком земли, поднял голову: всадник и лошадь исчезли.
Небо стало совсем темным и покрылось звездным бисером, когда Гариб добрался до кибитки своей матери. Остановившись у входа, он громко кашлянул:
— Мать! Ради странствующего твоего сына впусти переночевать.
И услышал знакомый голос:
— У меня нет сына. Он утонул. А для ночлега есть дома богатых. Ступай в Золотую крепость — там свадьба.
— Мать, я твой сын, — сказал Гариб и вошел. Решетчатый остов кибитки был едва виден в красном отсвете угасающего очага.
— Мой сын утонул. Говорят тебе, утонул! — сердито сказала мать. — Его нет в живых.
— Не говори так со мной, о матушка, не прибавляй горя к горю!..
Гариб раздул угли очага, заплясали отблески пламени, и в их свете увидел лицо матери: она была слепа.
— С тех пор как я рассталась с Гарибом, я не расставалась со слезами о нем и ослепла. Садись, коли вошел! — добавила она сердито.
Гариб сел, оглядывая убогие стены кибитки, взгляд его остановился на сазе, висевшем на решетке:
— Что это висит у тебя на стене?
— Любопытный ты гость, — проворчала мать. — Это саз, это значит, что на нем играют и поют.
— Позволь мне взять его в руки.
— Нельзя, это саз моего несчастного сына. Уже семь месяцев ничья рука не дотрагивалась до него.
Гариб взял в руки саз и тронул струны:
— Позволь мне, матушка, пойти с этим сазом на свадьбу. Я там буду петь и играть, и все, что получу, принесу тебе.
— Не позволю, — сказала мать. — С тех пор, как нет моего сына, его саз не выходил из дома… — и добавила: — Хочешь идти на свадьбу — иди. Чего ждешь? Раз взял саз, так бери!
Перед Золотой крепостью шаха Ахмада теснился народ, из ворот доносились звуки свадебных барабанов. Какой-то старик, опершись обеими руками на посох, говорил:
— Таков этот мир: поет соловей, а роза достается колючкам.
А во дворце при свете факелов шел пир. Кто-то возгласил:
— Восхвалим невесту!
Все повернулись к пологу, за которым скрывалась невеста.
— Она словно солнце в созвездии Близнецов! Будто луна в созвездии Рака! — начал восхваления рыжебородый домула Сеитнияз-мюнеджим, вновь допущенный ко двору.
— И я бы сказал про нее «месяц», да рот у нее есть! — подхватил другой визирь. — Сказал бы «солнце», да глаза есть!
— Ее красота такова, что она может сказать: «Ручей, остановись — я буду струиться. Луна, не свети — я буду сиять!» — сказал третий.
Заиграли музыканты. Нестройным хором кричали захмелевшие гости, Шавелед хвастал.
— Она так красива, что жаль коснуться ее немытыми руками!
А по ту сторону полога сидела Шасенем и держала чашу с шербетом. Позади нее в маленькую дверь вошла Гюль-Джамаль, сестра Гариба, она вынула из одежды сосудик. Шасенем подставила чашу, и Гюль-Джамаль дрожащими руками — каплю за каплей начала капать из сосудика яд.
Музыканты на пиру умолкли. Перекрывая шум голосов, распорядитель пира крикнул:
— Эй! Есть ли человек, чье сердце воспламенилось от любви? Кто споет нам песню?!
Из теснящейся в дверях толпы вышел Гариб с сазом в руках, его папаха была надвинута на глаза:
— Позвольте мне, бедному страннику…
Шавелед сказал ему:
— Хорошо споешь — награжу!
За пологом Шасенем поднесла чашу с ядом к губам, Гюль-Джамаль закрыла лицо руками и отвернулась. Но зазвучали слова песни, Шасенем замерла.
Гости громкими возгласами одобрили первый куплет. То подыгрывая себе на сазе, то щелкая пальцами по деке, Гариб пел:
Узнав голос Гариба, Шасенем отбросила чашу с ядом.
— Так-то ты держишь клятву?! — сказала Гюль-Джамаль. — Значит, сегодня ты станешь женой Шавеледа?!
— Ты не узнала, а я узнала милый голос, — сказала Шасенем.
Гариб пел:
Распахнув полог, Шасенем спрыгнула вниз:
— Держи меня, Гариб!
Гариб подхватил ее, гости вскочили. Шавелед кинулся к Гарибу с кинжалом, замахнулся — вонзить кинжал в спину, но десять рук вцепились в его руку, и кто-то сказал:
— Не обагряй кровью свою свадьбу. Пусть сам шах Ахмад судит его…
О сердце! У одних оно охвачено пламенем, у других сковано льдом. Гариб связанный стоял перед шахом Ахмадом, Шавелед ему говорил:
— Что у тебя, кроме саза и струн? Ты умеешь только, настроив саз, бренчать на нем и драть горло. Как осмелился ты подумать о Шасенем?!
Но тут сказал шах:
— Эй, Гариб! Откуда ты взялся?
— Сегодня я был в Халап-Ширване да узнал про свадьбу и прискакал!
— Ты лжешь! — сказал шах. — От нас до Ширвана два месяца пути!
— Меня привез Хидыр на своем коне. Все засмеялись.
— На смех не ответишь смехом — смех обидится! — гордо сказал Гариб.
— А где доказательства? — спросил шах.
— У меня за пазухой.
— Развяжите его!
Ясаулы развязали руки Гарибу, он вынул из-за пазухи комок земли:
— Вот земля из-под копыт коня Хидыра. Приведите слепую, я верну ей зрение.
По повелению шаха два ясаула кинулись к выходу. Шах поглядел на Гариба, подошел к окну, кинул взгляд на площадь. Под куполом звездного неба бурлила толпа:
— Гариб… Ашик-Гариб… Гариб…
Ясаулы втолкнули в тронный зал старую Абадан, ее вела за руку Гюль-Джамаль. Гариб подошел к матери, провел по ее глазам комом земли. Абадан широко открыла глаза, ее неподвижный взор ожил, она крикнула:
— Гариб! — и упала сыну на грудь. Распахнулась дверь, вбежала Шасенем и бросилась шаху в ноги:
— Пощади Гариба, отец!
Шах посмотрел на дочь, глянул на окно, из которого неслось: «Гариб… Ашик-Гариб…» и сказал:
— Как видно, придется его голову оставить на месте, иначе как бы я отдал тебя за него замуж, если у него не будет головы.
Шасенем подошла к Гарибу. Счастливые, они взялись за руки. А старик в воротах сказал так, что услышали все:
— Пусть глупцы дуют на звезды, все равно они не погаснут!
Я познакомился с Виктором Станиславовичем Витковичем в начале тридцатых годов, полвека тому назад, в столице Киргизии — городе Фрунзе. Он очень любил Среднюю Азию, любил Киргизию. Виктор Виткович был моим другом. Мы пронесли эту дружбу через всю жизнь.
Он был участливейшим из людей. Он был добр и благороден во всех проявлениях своей прекрасной, чистой души. Он был заразительно жизнерадостен и предельно искренен в своих отношениях с людьми и в своем творчестве. Он любил людей и был любим ими.
Виктор Виткович был замечательным писателем. Его проза — еще одно свидетельство его дарования и высоких душевных качеств. Очень жаль, что он не дождался выхода этой книги.