Страница 27 из 67
Смерть птицы
Было это тут же, в Андижане, в том же двадцать третьем. Шел я мимо ряда чайхан, возле одной увидел толпу. Протискался. На помосте чайханы густо сидели люди в халатах, чалмах, тюбетейках. По обрывкам узбекских слов, которые тогда уже знал, понял: только что кончился бой перепелов. Страсти еще не улеглись.
Как всегда, на помосте сидели две партии — друг против друга. Каждая ставила деньги на своего перепела. В клетке шевелился перепел-победитель. Во главе проигравшей партии сидел старик с реденькой бородкой, в железных очках и чалме, судя по общему уважению, опытный биданабоз, специалист по перепелиным боям. Во главе выигравшей — сравнительно молодой узбек (а может, таджик), красивый, хотя и рябой, со сросшимися бровями, из-под которых насмешливо посверкивали глаза. Он подшучивал над проигравшими. Я не настолько знал язык, чтобы понимать его остроты.
Вдруг к старику подошел какой-то ремесленник: лоб повязан платком, на плечах простой халат. Вынул из своего рукава перепела, молча протянул старику. Тот не спеша взял птицу за ножки, не говоря ни слова, стал разглядывать. Рябой биданабоз искоса взглянул и лениво усмехнулся: перепел выглядел жалким, тщедушным.
Обычно в клетке перепел втягивает голову, свешивает хвост и делается похожим на шар, при каждом шаге словно бы кивает, кажется толстым, важным. Но когда его извлекают из рукава, со слипшимися перьями, и он испуганно вертит головой, обнажая ржаво-бурое горлышко, перепел выглядит маленьким и несчастным. Поэтому я был удивлен, когда, протянув птицу обратно, старик сказал ремесленнику:
— Твоему перепелу цены нет! Всех побьет. Его надо подержать в темноте еще дня четыре. Да кормить…
Он сказал чем, но я не понял. Тут рябой биданабоз пошел в атаку, он направлял уколы своих острот не на старика — на перепела! — хотя косвенно слова его относились и к старику сопернику. «Ежели волк не сожрет, коза до Мекки дойдет!» — образец его насмешливого красноречия. Он всячески раззадоривал старика, пока тот опять не протянул руку к ремесленнику и взял перепела. Рябой поблескивал глазами, а старик испытующим оком разглядывал и разглядывал птицу, дул в маховые перья и под брюшко, провел пальцем по серому роговому клюву, потом поднял голову и сказал: — Собирайте! — Это значило: готов сейчас же этого перепела выпустить в бой и отвечать за него всем своим авторитетом.
Пронесся говор. Рябой биданабоз тоже взял перепела, мельком оглядел, вернул старику и развязал пояс. Вытащив из него пачку бумажных червонцев, небрежным жестом положил на помост. Тотчас же со всех сторон к нему потянулись руки с деньгами. По количеству рук понял: его перепел — знаменитый боец, имеющий прочную славу победителя многих поединков. Тщательно пересчитав деньги, рябой объявил ставку, не помню цифру, помню: ее размер всех поразил.
Старик повернулся к ремесленнику — хозяину перепела, спросил, сколько поставит тот. Ремесленник смущенно выложил пять измятых рублевых бумажек. Старик с сожалением, почти с укоризной сказал:
— Вырастил такого бойца, а денег нет… Жаль!
И повернулся к людям. Кое-кто начал класть перед ним по одной, по две бумажки: видно было, в авторитет старика верят, но слава того перепела заставляла людей опасаться делать крупные ставки. В результате кучка денег перед стариком оказалась ничтожно мала по сравнению с тем, сколько собрали противники. Бою явно не суждено было состояться.
Вот тут-то старик всех удивил, извлек из своего шелкового пояса солидную стопку денег, подсчитал, положил на помост, развернул пояс еще на один оборот, вынул какие-то бумаги — оказалось, документы на владение домом и садом. Над толпой пронесся вздох изумления, из соседних чайхан повалил народ. Наконец оба биданабоза особым движением подбросили перепелов друг на друга. И возгорелся бой.
Толпа, тесно сгрудившись, не дышала: на карту была поставлена жизнь и судьба старика. Даже перешептываться опасались, чтобы не потревожить дерущихся птиц. Взъерошенные, остервенелые, с глазами, от ярости ставшими буро-красными, перепела наскакивали один на другого, норовя клювом угодить в голову. Наскакивая, они чуть приоткрывали крылышки. Сразу стало видно: достойные соперники! На своих ножках с длинными пальцами, без шпорцев, они прыгали по войлоку, разостланному на помосте. Иногда, превращаясь в два осатанелых крутящихся шара, взлетали и опускались опять, не прерывая драки ни на секунду.
Вдруг старик протянул обе руки и, прикрыв голову своего перепела ладонью, взял его под брюшко и вывел из боя. Все оживились, громко заговорили, принялись за чаепитие. По условиям перепелиных боев каждый биданабоз, чтобы дать отдых птице, может ее взять, однако в течение всего боя имеет право сделать это не больше трех раз.
Спустя несколько минут бой возобновился. Опять все сидели не дыша. Никакими словами не передать тебе степень напряжения этого боя. Скажу все же, очень скоро стало видно, что перепел рябого дрался с большей ловкостью, да и по силе явно превосходил.
Старик и рябой по очереди брали своих птиц, давали им короткий отдых. Причем последние два раза старик брал перепела, спасая его в опасный момент, рябой же брал перепела скорей из вежливости, чтобы все видели: уважает седины. Это увеличивало всеобщий азарт. Наконец перепел рябого изловчился и клюнул противника в глаз. Глаз сразу вытек. Перепел ремесленника не прекратил битвы, продолжал сражаться и с одним глазом. Видно было, с каждым мгновением слабел. Слабел, но сражался!
Все сидели бледные. Чаще и чаще перепел рябого нападал, а тот, второй, изворачивался. В следующую секунду перепел ремесленника сам нападал, но тут же получал отпор клювом в голову. Удары в голову становились все страшней. И хоть каждый удар был бесшумным, он звучал, как барабан, исторгая из сотен глоток клокочущий вздох.
Вдруг перепел ремесленника упал. Все на помосте вскочили, чтоб лучше видеть. Перепел вновь встал на ножки, стремительно бросился на противника, не долетев до него, опять упал. Голова его откинулась, в клюве показалась капля крови.
Не вздох, а стон прокатился по чайхане. Все не двигались с места. В наступившей тишине увидел: рябой биданабоз протянул руку к кучке денег, лежавшей перед ним, и подвинул ее старику. Жест великодушия, он показался мне фальшивым.
Но старик как ни в чем не бывало вынул из кучки червонец, подозвал чайханщика.
— Возьми… — протянул червонец. — Выкопай могилу и похорони с честью!
Чайханщик бережно поднял с помоста мертвую птицу и унес. А старик стал выдавать выигрыши (выигрыши?!) каждому из своей партии. Под конец повернулся к ремесленнику, стоявшему позади, протянул и ему скромный выигрыш — десять рублей.
— А за то, что вырастил такого перепела… — И добавил ему еще двадцать пять рублей из объемистой кучи денег, оставшейся перед ним.
Совершенно сбитый с толку, я спросил какого-то узбека: в чем дело? Тот объяснил: оказывается, есть старинный обычай — если побежденный перепел не бежал с поля битвы, а погиб наступая, победителем считается он. Это бывает исключительно редко. Перепел ремесленника умер, выиграв бой.
Удивительный обычай. Как правило, в нынешних играх и состязаниях, да и в средневековых рыцарских поединках победителем считается тот, кто физически победил. Только в любви побеждает сердце, а не сила, и то, как тебе известно, далеко не всегда. Жизнь слишком рано заставляет нас ценить силу, а потом и связанные с нею власть, деньги, удобства, но вместе с ними из сердца человека часто уходит то, что единственно в состоянии сделать его счастливым: близость с правдой, когда победитель — тот, кто не бежал с поля боя. Великий инстинкт природы — весеннюю битву самцов — люди сумели превратить в зрелище, но присуждают победу здесь, в Средней Азии, так, как будто победители не перепела, а люди, и не просто люди, а самые лучшие из них.
20 апреля. Наманган
Сегодня остро пожалел, что нет рядом здесь Арсения Тарковского — поразмышлять вместе о судьбах искусства. Музыка и стихи: вот жердочка, по которой мы ходим друг к другу. Видишь ли, мне очень хотелось из Андижана съездить поглядеть знаменитую араванскую пещеру, испещренную рисунками первобытных людей. Однако, чтобы добраться до Аравана, а оттуда в пещеру, пришлось бы потратить дня два: их у меня не было. Вздохнул и поехал в Наманган.