Алмазная скрижаль

– Эй, скорее сюда! – раздался голос Вадима. Через секунду он показался в отверстии, возбужденный и радостный. – Все сюда, это просто…

Просто было лишь для тренированного Вадима Андреевича. Проскользнув в отверстие между камней и утвердившись на неровном уступе, можно было, прижавшись спиной к белым бугристым камням, осторожно пройти по неширокому скальному козырьку. Такой переход требовал решительности и смелости. Озеро темнело глубью в этом месте. Под ногами вскипали зеленоватые волны.

За скалой простирался крутой склон, поросший диким шиповником. Его темно-розовые, опаленные солнцем лепестки осыпались при каждом порыве ветра. По-козьи петляя между кустов, можно было взобраться на крутой склон, а за ним, как в чаше, лежала низкая луговина. Трава на ней была невысокая, но яркая, блестящая, словно промытая. Среди травы сияла россыпь белых цветов, редкостных для этого сурового края. Со всех сторон низину окружали небольшие каменистые холмы.

– Это какое-то чудо! – Лика восторженно озиралась вокруг.

Посередине поляны возлежал бугристый камень – ледниковый валун. С севера он плотно оброс серо-желтым крепким лишайником. На его поверхности, ноздреватой, как непропеченный хлеб, виднелись два небольших углубления, наполненных дождевой водой. Подойдя ближе, отец Гурий рассмотрел на камне изящные следы женских ног, один подле другого.

– Стопы Самой Богородицы прошли. – Он вспомнил образ Почаевской Божией Матери. Перекрестившись, он благоговейно испил из следочков. Вода терпко пахла мхом, но была свежа и приятна на вкус. На душе стало ясно и легко.

– Камень-следовик – святыня этих мест, явно еще дохристианская. – Петр Маркович вспугнул молитвенный настрой неуместным замечанием.

Отец Гурий потупился и поспешил отойти. Его чем-то тревожил этот человек, и отец Гурий желал, чтобы гости поскорее отбыли восвояси. Душа его жаждала покоя и уединенной беседы с книгой. Люди отвлекали, застили свет, как досадная помеха, и грозили пустой тратой жизненного времени.

– Такие следы в старину почитали как следы Лады, златокудрой супруги Сварога, – настиг монаха Петр Маркович, словно желая прочитать ему лекцию, составленную из недавно прочитанных книг.

Вадим, склонившись, внимательно изучал искристую траву.

– Здесь кто-то бывает довольно часто, но ходит крайне осторожно, почти не сминая травы. Кто бы это мог быть, а?

– Бабка сказывала про Девку Огнеручицу, только, где ее искать, никто не знат…

– Расскажите, Герасим, – сразу зажглась Лика.

– Неча сказывать… Огнеручица в наших лесах живет. Из персти выводит пламя и сама как в пламени является, и над головой огонь пляшет. Вот только одежи на ней никакой не быват…

Отец Гурий вздрогнул. Неделю назад, на Иоанна Крестителя, он выбрался из своего укрывища раньше обычного. Тонкий серпик луны с ягнячьим любопытством выглядывал из-за рощицы. Вычитав утреннее правило, отец Гурий подхватил ведерко и почти вприпрыжку побежал к ручью: подгонял утренний холод. Отец Гурий решил сократить дорогу. Раздвинув цветущие заросли кипрея, он двинулся напрямик. Вот и поляна у самого ручья. В глаза плеснуло жемчужной белизной. Дыхание отца Гурия остановилось, а сердце, напротив, бешено запрыгало.

Среди розового тумана кипрея стояла нагая женщина. Капли росы дрожали, и ее волшебно-гибкое тело искрилось живой влагой. Светлые серебристые волосы были мокры от росы и струились до земли. Первый луч солнца ласкал ее нежное лицо и грудь. Она тянула к солнцу тонкие, почти прозрачные руки, и солнце пеленало ее радужной пряжей лучей.

Из рук отца Гурия с грохотом, показавшимся ему вселенским, вырвалось пустое ведро. Женщина плавно обернулась на шум, но не сжалась, не испугалась. Она с улыбкой протянула ему радужный клубок в сложенных лодейкой руках.

Еще секунда, и он бы погиб, но, совладав с искушением, монах успел перекрестить видение. Женщина, все еще улыбаясь, шагнула к нему. Отец Гурий подхватил подол рясы и бросился прочь, ломая ивняк. Несомненно, это была бесовка. Любая женщина, одна, в глухом лесном месте, испугалась бы и убежала, а эта… От более опытных в монашеском деле братьев отец Гурий знал природу этих явлений. В тот день весь ад восстал на него. Плача о грехах своих, о слабом теле, едва устоявшем в искушении, он провел несколько дней.

– Скорее сюда, – махал обеими руками Петр Маркович с дальнего высокого склона. – Здесь настоящее святилище. Смотрите! Это, без сомнения, древняя обсерватория гипербореев. – Не в меру разгоряченный для своих седин, он дрожащими руками гладил каменные желоба, проложенные в гладко пригнанных, точно обтесанных валунах, он торопливо сдирал с камней лишайник и выкорчевывал островки неприхотливой северной травки. – Это визиры, – бормотал Петр Маркович, – они смотрят по сторонам света на созвездия полярного года!

В центре выложенных квадратом серых обтесанных монолитов белел большой круглый камень, светлый кварц в зеленоватой патине мелких трещинок. Петр Маркович и Вадим присели у камня, разглядывая выбитое на камне солнце. Корона из загнутых, подобно свастике, лучей окружала неровный диск.

– Странно, визиры почему-то направлены ошибочно, да нет, они просто переориентированы на какие-то другие небесные объекты. Этого просто быть не может, – растерянно шептал старик, поднимая голову вверх и всматриваясь в прозрачно-голубое небо, словно именно оттуда должен был прийти ответ.

И ответ пришел.

– Но если ось эклиптики меняла наклон примерно двадцать пять тысяч лет назад, то это очень древний астрономический объект, в пять раз древнее египетских пирамид! – победоносно заключил он.

– Обсерватория не может существовать без тонких наблюдательных приборов, без линз, без специальной оптики. Это просто языческое капище, – с непонятным ему самому раздражением заметил отец Гурий.

– Да, действительно, – печально согласился Петр Маркович, – хотя постойте, дайте припомнить… Еще Диодор Сицилийский писал, что в стране гипербореев ему удалось увидеть Луну так близко, что можно было рассмотреть даже отдельные камни на ее поверхности. Наверняка подобные обсерватории не были редкостью у предшествующей нам цивилизации. Ведь озеро это вполне судоходно и через речные пути соединяется с Балтикой…

– А чё, изо льда можно даже очень хорошие стеклышки слить. Увеличивает сильно, только уметь надо. – Все с изумлением посмотрели на Герасима, как если бы вдруг заговорил шершавый гранит «обсерватории».

– Герасим, милый вы мой человек, вы совершили сейчас крупное историческое открытие… – Петр Маркович даже побледнел, он достал платок, отирая потное лицо и шею. – Как же я сам не догадался! Если рассчитать угол преломления и взять воду с небольшими химическими добавками, то можно получить прекрасные линзы и наблюдать звездное небо всю полярную ночь. – Петр Маркович сейчас же разложил на коленке блокнот и принялся зарисовывать план «обсерватории».

После полудня резко захолодало, приветливое солнышко скрылось. Время было возвращаться.

Поздним вечером Герасим, всего лишь пару раз ковырнув иглой, ловко вычинил обутку отца Гурия. Но против обыкновения после вечерней молитвы отшельник не стал читать книгу, его внезапно потянуло к приехавшим людям, к их горячему костру и простой беседе.

Косматое пламя далеко отбрасывало комариные эскадрильи, костер гудел, постреливали поленья, в котелке булькала густая уха. У костра, заложив руки за голову, раскинулся Герасим, раскосые глазки его сонно поблескивали. Петр Маркович и следователь о чем-то оживленно спорили. Девушка, умаявшись за день, наверное, уже спала в палатке на берегу.

– Садитесь к огоньку, батюшка. – Вадим Андреевич вскочил, поправляя бревна, чтобы отцу Гурию было удобно. Монах был интересен Вадиму, как был бы интересен любой обладатель собственной тайны. – Батюшка, а откуда вы родом, из каких земель?

– Я из Изюмца. Это такой городок на границе с Украиной.

– Вот совпадение, бывал я в Изюмце, лет тридцать назад отрабатывал практику в поселковой больнице, жаркий и пыльный городишко, но вот яблоки у вас там наполовину мед, наполовину сахар… – Петр Маркович умолк, громко выскребая ложкой котелок.