Страница 17 из 53
Мария Петровна долго не могла оторвать глаз от этого зрелища.
Шредер заметил её.
— Почему здесь мадам Ладильщикова? — спросил он своего ассистента.
— Ей очень нравятся наши львы, господин капитан, и ваша работа, Она просит маленького львенка.
— Никому и ни одного, — резко проговорил Шредер. Поздоровавшись с капитаном как можно любезнее, Мария Петровна с улыбкой сказала:
— У вас, господин Шредер, такие прелестные крошки. Покажите нашей публике своих львят. Это будет чудесное зрелище.
— Не понимаю, какое зрелище? Они не знают ни одного трюка.
— А вы, господин капитан, покажите львят без всяких трюков. Просто выпустите их на манеж, и пусть они резвятся, играют.
— Странно. Просто так играют? Что в этом интересного?
— Много интересного! Пусть так просто играют. Поверьте мне, нашей публике это очень понравится.
— Можно попробовать, — сказал Пауль Финк, которому понравилось предложение Марии Петровны.
В воскресенье на детском утреннике служители вынесли на арену несколько ящиков и открыли крышки. Львята высунули из ящиков мордочки и, ошеломленные ярким светом и множеством людей, юркнули обратно. Зрители весело засмеялись. «Трусишки! — кто-то крикнул. — А еще львы!..» Шредер, стоявший посредине манежа с бичом в руке, подал знак, и служители, опрокинув ящики, вытряхнули зверят на опилки. Львята сбились в кучу, испуганно посматривая на Шредера. Укротитель понял, что он своим присутствием сковывает малышей. Как только Шредер вышел из клетки, зверята быстро освоились, посмелели, и начались веселые детские забавы малышей: они гонялись Друг за другом и цеплялись зубами за хвосты, игриво резвились, мягко приседали и прыгали, сталкивались, падали и кувыркались; разбежавшись, они круто меняли направление — бросались в сторону; сцепившись, катались клубком по земле, сбивая с ног зазевавшихся товарищей; вот один малыш, упав на спинку, выбросил все лапы вверх, а другой насел на него и хочет схватить за шею, но это ему никак не удается. Временами львята издавали звуки, похожие не то на густое кошачье мяуканье, не то на тонкое рычанье. Когда же Пауль Финк пустил на манеж несколько деревянных шаров, тут началось настоящее столпотворение. Львята сначала отскочили от шаров, а потом стали катать их по манежу, срываясь и падая. Дети захлебывались от смеха.
Но ещё более чудесное зрелище произошло в конце Представления, когда Пауль Финк и служители стали хватать львят и сажать их в ящики. Разыгравшиеся зверята не хотели уходить домой и удирали от людей. Люди гонялись за львятами по арене, ловили их за хвосты, а маленькие хищники, отбиваясь, царапались и кусались. Служители с силой запихивали львят в ящики, но они открывали мордочками крышки и высовывались наружу.
В цирке стоял сплошной смех и веселый визг ребят. Долго и дружно аплодировали дети капитану Шредеру и звонко кричали:
— Ещё! Ещё! Ещё!
После утренника, на котором они присутствовали, Николай Павлович и Мария Петровна зашли за кулисы. Их встретил повеселевший от успеха Шредер.
— Я не совсем понимаю вашу публику, — сказал он. — Я делаю смертельный звериный номер — и ей не нравится, я ничего не делаю — ей нравится. Странно!
— Таков наш народ! — сказал Николай Павлович. — Он добродушный, не любит жестокости.
У капитана Шредера было приподнятое настроение и ему вдруг захотелось сделать «добрый жест». Поклонившись в сторону Марии Петровны, он сказал:
— Благодарю, мадам, за хороший совет. Затем обратился к своему ассистенту:
— Пауль, пусть мадам Ладильщикова выберет себе малыша.
— Зер гут. Мадам, прошу, — просияв улыбкой, сказал Пауль Финк.
Вчетвером они подошли к большой клетке-вольеру, в которой играло с десяток львят.
— Пожалуйста, мадам, выбирайте, — сказал Пауль Финк.
Шредер вошел в вольер с хлыстом в руке. Львята шарахнулись от него к дальней стенке и хрипло замяукали, зарычали.
— Молчать! — резко крикнул капитан.
Вслед за Шредером в вольер вошла Мария Петровна и, шагнув к львятам, сбившимся в кучу, ласково поманила одного львенка рукой:
— Иди ко мне, малыш, иди.
Тело его было покрыто волнистыми сероватыми волосами, а на этом песочно-сером фоне рассыпаны темноватые пятна и полосы, как у леопарда. Красивый львенок! И глаза у него добрые.
Львенок, пугливо озираясь на Шредера, настороженно подошел к Марии Петровне и, почувствовав ласковое прикосновение её руки, упал вдруг на спину и стал мягко хватать её лапками за ноги.
— Ишь ты, какой смелый, игрун, — улыбнулась Мария Петровна. — Вот его-то мы и возьмем.
— Можете ошибиться, мадам, — сказал Шредер, — С возрастом у них меняется характер.
— Ничего. Попробуем сами ему сделать характер, — тихо произнес Николай Павлович.
Шредер криво улыбнулся.
— Русские — самонадеянные люди.
— Какие уж есть, не взыщите, — отрезала Мария Петровна, и лицо ее стало вдруг розовым.
— Вы очень решительная женщина, — сказал капитан Шредер, — я уважаю таких.
Пауль Финк был очень рад, что разговор окончился благополучно. Хозяина он боялся, а чету Ладильщиковых уважал, особенно Марию Петровну. У себя в Германии он привык думать о женщине, как о матери и хозяйке дома. а эта, энергичная и разумная, работает со зверями наравне с мужем. О, такая женщина достойна уважения!
Пауль Финк посадил облюбованного львенка в корзинку и передал ее Марии Петровне.
— Прошу. Осторожно, пожалуйста, Мария Петровна, а то поцарапает.
— Спасибо, Пауль. Благодарю, капитан.
Мария Петровна бережно прижала корзину к груди И понесла. В это время готовилось второе дневное представление, и за кулисами столпилось много артистов и униформистов[6]. Идя впереди Марии Петровны и расчищая ей путь, Пауль Финк громко сказал:
— Прошу, господа артисты, открыть дорогу,
— Женщина «ребёнка» несет! — шутливо воскликнул клоун Жорж Паташон, маленький толстячок с наивным-детским лицом.
Артисты отходили в стороны и театрально шутливо кланялись.
— Пожалуйста, пожалуйста.
Вслед за Марией Петровной шел Николай Павлович и улыбался.
Смешно семеня короткими ножками, Жорж Паташон подбежал к Марии Петровне и шепеляво пролепетал:
— Разрешите посмотреть?
Клоун уцепился пухловатыми пальчиками за мешковину и чуть приподнял её. Из корзины высунулась мордочка львёнка и ощерилась.
— Ой! — притворно испуганно воскликнул клоун и отскочил в сторону. Взглянув на Шредера, стоявшего в раскрытой двери конюшни и самодовольно улыбающегося, Жорж добавил многозначительно: — Весь в хозяина!
Все артисты и униформисты засмеялись. Розовато-белое лицо Пауля заалело, и он потупился. Ему было стыдно, но в то же время в этой злой шутке Пауль чувствовал правду.
Проводив Ладильщиковых до выхода из цирка и любезно раскланявшись с ними, Пауль Финк вернулся в конюшню.
— Что сказал клоун? — спросил его Шредер,
— Так, господин капитан, глупая шутка…
— Какая шутка?
— Клоун сказал, что… львенок… весь в… отца.
6
Униформисты — рабочие манежа