Закат Аргоса

— Ты убила ее, узкоглазая тварь! — заорал Треворус.

— Увы, нет, — возразила Лю Шен, — хотя она вполне заслуживает смерти! Эта женщина…

— Эулиара! — воскликнул Треворус, бросаясь теперь уже к своему цветку. — Дорогая, ты не пострадала?.. О, кто сделал это с тобой? — он заметил, что один из побегов оказался срезанным и валялся на земле под ногами, и в бешенстве обернулся на Лю Шеи.

— Ну уж не я, — девушка пожала плечами. — Зачем бы мне это понадобилось — но тут она тоже увидела нечто, заставившее кхитаянку обомлеть.

Одо был мертв.

Он лежал, вытянувшись, на том самом проклятом побеге, о котором так горевал правитель Мессантии — вероятно, несчастное животное коснулось смертоносного растения незащищенными подушечками лап; мало того, тело Одо словно на глазах сгорало изнутри, пожираемое незримым пламенем!..

Понять и сопоставить все сразу Лю Шен не смогла, зато сообразила, что теперь самое время уносить ноги, так и поступив, ловко лавируя между растениями и приближаясь к выходу из оранжереи.

Добраться до своих как можно скорее — вот все, чего ей сейчас хотелось, но Треворус не был намерен ей позволить это осуществить, он был в такой ярости, что оказывался вполне способен свернуть кхитаянке шею.

Ее выручило то, что Лю Шен выигрывала в ловкости и подвижности, к тому же девушка слишком ясно осознавала нависшую над собой смертельную опасность.

Она успела влететь в покои короля Аквилонии и захлопнуть за собой дверь прежде, чем Треворусу удалось настичь ее.

— Господин… господин…

— Что с тобой? — спросил киммериец, обняв дрожащую всем телом девушку и проводя огромной ладонью по ее волосам, утешая и успокаивая. — Кто тебя напугал?

— Я не… не напугана, — пролепетала Лю Шен, невольно прижимаясь к гиганту и всем своим видом подтверждая обратное. — Но я видела ту женщину, здесь во дворце! И цветок, который убил Одо! Он погиб, наступив на него, а она хотела, чтобы это был ты, но я успела ее…

— Так, давай по порядку, — Конан понял, что дело серьезно. — Что за женщина и кто такой Одо?

— Медальон Ринальда… там был ее портрет, и я узнала ее лицо. Женщина — Дэйна, которая втянула Ринальда в заговор против тебя! А Одо — это кот, которого Ив мне подарила. Он сбежал, я его искала, случайно попала в оранжерею, и она тоже там оказалась, и цветок, который может убивать всех, кто к нему прикасается…

— Ты не могла ошибиться?

— Нет, я хорошо запоминаю людей. Я редко ошибаюсь, Конан! О, господин, прости…

— Я сам однажды просил обращаться ко мне по имени, так что все нормально, продолжай, — ободрил ее киммериец. — Значит, говоришь, Дэйна? Она гналась за тобой?

— Не она. Треворус. Он просто взбесился, когда увидел, что цветок поврежден, а она лежит без сознания — я ее слегка ударила вот сюда, — Лю Шен показала на шею, а затем, заметно успокоившись, изложила все события куда более последовательно.

— Ты кому-нибудь еще об этом говорила?

— Нет, я сразу побежала к тебе.

— Правильно, Лю Шен. И не говори. Веди себя так, словно ничего не случилось.

— Но Треворус может устроить скандал еще хуже, чем когда…

— Когда Ринальд с ним говорил? Верно? И ты опасаешься, что тебя никто не защитит от моего гнева? Так вот, Лю Шен, за это не тревожься. Я не дам в обиду моих людей ни Треворусу, ни всему сонму богов, запомни.

— Да, Конан.

— А теперь послушай. Все, что ты рассказала, очень важно. Завтра мы покинем Мессантию.

— Но…

— Лю Шен, я не закончил. Ты становишься настоящей аквилонкой, скоро кхитайского в тебе ничего не останется, кроме глаз, если дошло до того, что ты перебиваешь короля!

— Я все равно не уеду без Ринальда! Он унижен и под подозрением из-за меня, Конан, я должна…

— Даже против моей воли? Ну, что же ты замолчала? Скажи наконец вслух, что ты его любишь, произнеси это.

— Я верна тебе, Конан.

Иногда говорить с Лю Шен казалось сущим наказанием.

— Чудесно. Сядь, — он указал на постель, и когда девушка подчинилась, лег и положил голову ей на колени. — Ты верна своему королю, но я еще и человек, который не может требовать ни от тебя, ни от кого-то еще убить в себе все остальные чувства, иначе мне будут служить не люди, а чудовища. Я стану сейчас говорить, а ты просто слушай, поняла?

Лю Шен в ответ провела пальцами вокруг его глаз, а Конан, опустив веки, начал посвящать ее в свой замысел, спокойно и убедительно объясняя, что им обоим предстоит сделать.

Глава XXIII

Но Лю Шен напрасно опасалась скандала, которого ожидала со стороны Треворуса. Правитель Аргоса ни словом не обмолвился о ночном происшествии, слишком спеша выпроводить, наконец, аквилонцев, — и вот утром его желание исполнилось.

Иное дело, что, вернувшись после неудачной погони за кхитаянкой в оранжерею, Каину он там не застал. Женщины и след простыл. По счастью, вред, нанесенной Возлюбленной, оказался невелик, Эулиара почти не пострадала — убедившись в этом, Треворус почувствовал, что у него отлегло от сердца. Он не стал звать слуг, чтобы избавиться от останков кота, которого наскоро закопал, брезгливо морщась, под одним из своих причудливых деревьев.

…Отъехав, в сопровождении своего эскорта, на пару десятков лиг от Мессантии, Конан велел всем остановиться и о чем-то недолго, по резко говорил с Паллантидом. Наконец, тот неуверенно кивнул в некоторой растерянности от услышанного и приказал всем без исключения гвардейцам следовать за собой в сторону Аквилонии, в то время как два человека развернули лошадей и отправились назад.

Нетрудно догадаться, что этими двумя были сам властитель Аквилонии и его верная кхитаянка.

Спустя еще несколько часов они явились к ожидавшей этого визита Хромой Ив.

— Примешь гостей, женщина? — с порога спросил Конан.

— А куда от тебя денешься, — проворчала та. — Входи, только не ори так — я не глухая, слава богам. И эту, «дочку» свою приволок, ну ты смотри, тебе что, скучно без компании? Прежде и со мной неплохо было, а теперь-то, верно, думаешь — что толку от старой карги?

— Язык у тебя, Ив, настоящее помело, — заметил киммериец, — видно, только и молчишь, когда спишь.

— Я у себя дома, что хочу, то и говорю. Надо бы твою подружку с моим племянником познакомить, вот он болтать не мастер, все больше молчком.

— Еще бы: ты ж никому и слова вставить не дашь, — усмехнулся киммериец. — Только ты мне ничего не говорила про племянника, я думал, ты одна живешь.

— Так ты не спрашивал, — парировала Ив. — К тому же он тебе не помешает, живет и ладно, помешает мне, если что. Его сейчас и дома нет, сам понимаешь дело молодое. Может, еще упрекнешь, зачем я тебя про собачку не предупредила? Вот у меня сторож, — она указала на Шенара.

Их манера общаться друг с другом потрясала Лю Шен — на ее памяти, так дерзко с Конаном никто не смел разговаривать, а Хромая Ив не выражала и намека на почтительное отношение к королю Аквилонии, словно они до сих пор оставались на равных!

Впрочем, судя по всему, Ив титулов вообще не признавала. Но кхитаянку взволновало другое — упоминание женщины о некоем племяннике. Она боялась подумать о том, кем он может оказаться…

Робкая надежда и отчаянный страх боролись в душе ее, заставляя сжиматься сердце, до тех пор, пока дверь не открылась и все чувства Лю Шен не сменились мгновенным разочарованием. Ибо если она ожидала увидеть лэрда Ринальда, то этим надеждам сбыться было не суждено, по крайней мере, не на сей раз. Человек, переступивший порог, не имел к тому никакого отношения.

— Камиль! — обрадовалась его появлению Ив. — Где же ты пропадал, я уж беспокоиться начала.

Он в ответ промычал нечто невразумительное, явно смущенный и встревоженный присутствием чужих, незнакомых людей и порываясь немедленно удалиться, но Ив ловко поймала его за рукав, удерживая на месте.

— Он так-то ничего, — пояснила она для Конана и девушки, — только с детства на голову слабоват, бывает, совсем дурной делается, но если его не пугать, не кричать на него, так и ладно. Тоже, вот, наследство мне от покойной двоюродной сестрицы досталось, да куда деваться. Эх, Камиль, ты бы хоть помылся для приличия, смотреть тошно. Впрочем, что с ним говорить, он воды боится, ну что ты скажешь!