Закат Аргоса

Иное дело, что, едва за ним закрывалась дверь, человек этот немедленно преображался, нетерпеливо сбрасывая ненавистные лохмотья, стараясь придать себе более достойный вид и принимаясь ворчать, что не приучен скрывать свое настоящее лицо и изменять внешность, находит таковое занятие отвратительным и так далее. Ив кротко сносила его недовольство до тех пор, пока ей не надоедало выслушивать эти жалобы, а поскольку терпеливостью она никогда не отличалась, то уже на второй минуте произносила:

— Может, хватит причитать, Камиль? И незачем так усердно отмываться, все едино завтра придется снова стать местным дурачком.

— Ничего, хоть ночь посплю человеком, — отвечал он, успокаиваясь. — Конечно, этот образ меня очень выручает, только смириться с ним я все равно до конца не могу.

— Ну, потерпи, — сочувственно сказала Ив. — Лучше расскажи, что кругом слышно. Я-то, видишь, в основном дворцовые сплетни нынче собираю, тоже занятно, но тебе их не узнать, пока ты первый со мной не поделишься! Да! Пока не забыла: ты знаешь что-нибудь о цветах?

Для Ив вообще были свойственны такие странные переходы от одной темы разговора к другой, что не всегда удавалось уследить за ходом ее мыслей.

— Увы, ничего, — признался «Камиль», — никогда не приходилось иметь с ними дела. Растут и растут, красиво, конечно, но и не…

— Понятно, — вздохнула женщина. — Такая же бестолочь, как и я. Признаться, я-то и вовсе цветы не люблю. В молодости был у меня один ухажер. И так и эдак он меня обхаживал, а я только смеялась… не но сердцу он мне оказался. Даже не помню, как его звали. А я красивая тогда была, что ты! Коса в руку толщиной, не поверишь… И однажды принесли мне от этого парня цветы — я домой возвращалась, вся комната ими заполнена, да шикарные такие, загляденье. Ну, думаю, эк его разобрало… Ладно. Легла спать, а ночью чуть на Серые Равнины не угодила. Дышать не могу, из глаз слезы градом. Собрала я все веники и выкинула, ну их к Нергалу вместе с ухажером. И с тех пор с большой опаской отношусь ко всяким этим… растениям.

— Ну а теперь-то что они тебе дались? — прямо спросил «Камиль». — Не просто же так ты о них заговорила? Может, хочешь, чтобы я тебе букет подарил?

— Да на что он мне, есть, что ли? — усмехнулась Ив. — Уволь, я вроде не коза. Но ты понимаешь, знакомец твой, который так тебе не понравился, покойничек-то ходячий, Нагуд, бормотал что-то о цветке…

— А он разве снова приходил?

— Само собой. Стыдно признаться, но камешек-то он ведь умыкнул у меня! Ворюга дохлая, тьфу, — с чувством сплюнула Ив, — зла не хватает!

— И ты с ним одна… что ж меня не позвала?

— А что бы ты сделал? — резонно заметила женщина. — Он на меня нападать не собирался, нужна я ему. А ты и прежде страху натерпелся до конца дней. Нет, ни к чему мне было, дуре старой, тебя еще тревожить.

За то очень короткое время, которое Ринальд прожил в ее доме, Ив успела привязаться к нему. Наверное, потому что она давно жила в одиночестве.

Лэрд пробуждал в ней воспоминания о тех годах, когда рядом с нею находился сын, Энекенн. Она даже находила некое внешнее сходство между ним и Ринальдом. Ив понравилось наблюдать за лэрдом, смотреть, как он ест и спит, чувствовать себя нужной ему. Все-таки она была куда больше женщиной, чем всю жизнь старалась казаться, хотя, может быть, несколько поздновато поняла это.

Сейчас Ив боялась даже надеяться на то, чего ей очень хотелось — чтобы Ринальд подольше оставался рядом, а не покинул ее, как Энекенн. И если в ее силах было оградить его от некоей опасности, Ив не собиралась упускать такую возможность. Он и так достаточно много успел пережить, а впереди его ожидали новые злоключения.

Он нуждался в передышке, которую женщина была твердо намерена ему позволить: единственное, что люди способны противопоставить жестокости и несправедливости богов — это любовь и милость собственных сердец.

— Ну так, что в Мессантии слышно? — словно начисто позабыв о Нагуле, и об упомянутом им цветке, спросила Ив.

— Да ничего, заслуживающего внимания, — пожал плечами «Камиль», всем своим видом показывая, что ему крайне неприятны ее недомолвки. — Вот, разве что, денег тебе принес, — он пошарил в кармане и выложил на стол горсть мелких медных монет.

— Что-то негусто тебе нынче подавали, — заметила Ив. — С таких доходов ноги протянуть недолго. Может, плохо стараешься?

— Отстань, не издевайся, — отмахнулся он. — Еще и всерьез не побирался, только этого не хватало.

— Я, вот, еще хотела тебя предупредить — к нам вскорости, очень возможно, еще гости пожалуют, — сообщила женщина как о чем-то само собой разумеющемся.

— Что за люди? — насторожился лэрд. — Мне, может, лучше вообще уйти и не создавать тебе липших сложностей?

— Нет, успокойся. Уходить никуда не придется, живи как живешь, я их предупредила уже о своем племяннике, только не подводи старуху, не показывайся им на глаза в своем обычном обличье, договорились? Да подожди торопить события, в свой черед сам все, что надо, поймешь. — Вечно ты начинаешь темнить, — проворчал он.

Ив сделала вид, что пропустила его слова мимо ушей.

Глава XX

Разговор о цветке лэрду Ринальду пришлось вспомнить очень скоро. Ибо уже на следующий день, вновь отправившись в город, он лицом к лицу столкнулся с Рэймом. Купец, по обыкновению, был изрядно навеселе и при том выглядел мрачнее не бывает.

— Уйди с дороги, зараза нищая, — зло проворчал он, бросив брезгливый взгляд на неудачно подвернувшегося мальчишку-попрошайку и даже замахнулся, чтобы отвесить тому оплеуху, но тут чья-то рука перехватила и слегка вывернула его запястье.

— Не тронь парня, он тебе ничего не сделал.

— Что?! — возмутился Рэйм, недоуменно воззрившись на грязного придурка, осмелившегося с ним спорить, да еще хватать за руки. — Да я тебя сейчас…

— Освободись сначала, — хватка у «придурка» оказалась железная, еще бы чуть-чуть, и Рэйм рисковал остаться со сломанным запястьем, но мало того, попытавшись свободной рукой как следует врезать неожиданному противнику, купец как-то вдруг обнаружил себя лежащим на земле.

— Извини, — произнес его враг, — не рассчитал.

Боевой пыл Рэйма несколько поубавился.

— Слушай, — поднимаясь, произнес он, — а я нигде раньше не мог тебя видеть?

— Вообще-то мог, я думаю, — тот ухмыльнулся и подмигнул ему. — Даже выручил один раз и работу предлагал. Не помнишь?

— Камиль? — купец хлопнул себя по лбу и рассмеялся. — А я ведь искал тебя. Ты чего это из себя дурака строишь?

— Просто мне так надо, чтобы меня все подряд не узнавали. Идем, поговорим. Я тут обдумал твое предложение насчет женщины и готов взяться за это дело.

Так оно и было. Ринальд действительно не мог выбросить «Каину» из головы, прикидывая, что может ожидать ее в том случае, если затея Рэйма удастся.

Он знал такой тип людей, для которых завоевание сердца красивой женщины превращалось в своего рода охоту. Что греха таить, лэрд Ринальд и сам не раз становился таким охотником! В подобные моменты кажется, что ты весь мир готов отдать за один только благосклонный взгляд, случайный поцелуй, но когда достигаешь венца своих устремлений, проходит совсем немного времени, и с некоторой досадой обнаруживаешь, что от пожара, полыхавшего в крови, остался один только пепел.

Наверняка Рэйм быстро удовлетворит свою страсть, попутно приложив некоторые усилия, чтобы выбить из строптивой красавицы непокорный дух, а затем попросту передаст ее в нижнюю часть корабля вместе с парой-тройкой других женщин, которых обыкновенно берут в море для утехи жаждущих простых любовных развлечений матросов.

Капитаны некоторых судов, те, что придают значение поверью о том, будто женщины на корабле приносит несчастье, используют для тех же целей мальчишек-юнг, и это столь же обыденное и привычное дело. Но Рэйм, похоже, сторонник более естественных развлечений.

Между прочим, многие портовые шлюхи сами охотно устраиваются на корабли, и там с ними обращаются не так уж скверно, а даже с некоторым почтением, если, конечно, женщина сама не дает повода для жестокости, выполняя свою миссию и сочувствуя изголодавшимся но ласке и утешению людям, на долгие месяцы отлученным от своих семей. Дэйну в таком качестве представить трудно, но она, пожалуй, справится, как только осознает, что не имеет иного выхода, думал Ринальд без всякого злорадства — а вот если до нее и Эвера доберется Конан, это верная смерть.