Закат Аргоса

Прежде, до встречи с ним, Дэйна считала себя опытной в такого рода вопросах, но с Ринальдом, для начала, обнаружила разницу между развращенностью и настоящей искушенностью. Поспешная возня двух потных тел ничего общего не имела с истинной близостью, которой он непременно требовал и добивался.

«Не бойся изучать меня и себя саму, крошка, — говорил он, — поверь, в человеке куда больше интересного, чем ты полагаешь!» И Дэйна изучала, будучи весьма прилежной ученицей…

«Говори со мной», — советовал он, и она, даже не догадывавшаяся раньше, о чем и зачем говорить в постели, спрашивала, что он желает услышать? «Что ты меня любишь, например, — улыбался Ринальд. — что тебе нравится мое тело. Это очень просто, нужно только не сдерживать себя».

«Не бывает вообще людей, вообще мужчин или женщин, даже лошадей вообще, — продолжал он. — Каждый неповторим, каждый — единственный, в каждом есть своя тонкая струна, которую можно найти и заставить звучать, и у всех она разная, только никогда не ленись искать».

Знал бы лэрд, во что она обратит его искренность…

Дэйна, с позволения Ринальда, осторожно перевернула несколько страниц в его книге, обратив внимание на идеальный почерк писца.

— Сколько же ты сил должен был потратить, чтобы сотворить такое, — произнесла она.

— Дело того стоит, поверь, — ответил Ринальд. — Я рад, что тебе нравится, ведь вся древняя мудрость, сохраненная для нас, не утрачена лишь потому, что кто-то позаботился сберечь ее. Достойно похвалы мужество воина, увенчавшего себя победами в битвах и смертью от ран, но не менее прекрасен незаметный труд никому не известных писцов, которые работают, пока не ослепнут. Я. всегда ими восхищался и считаю книги настоящим чудом, — он провел рукой по переплету. — Меня еще отец этому научил.

Через несколько дней после этого разговора Дэйна попросила Ринальда сопровождать ее в Тарантию, куда намеревалась отправиться по делам, связанным с монастырем, и лэрд охотно согласился. Он не так уж часто покидал поместье и уже порядком нигде не бывал, так что предложение «жрицы» пришлось весьма кстати.

Они очень неплохо проводили время в столице, как вдруг Дэйна обратила внимание лэрда на вереницу повозок, движущуюся в сторону центральной площади и сопровождаемую толпой возбужденных зевак.

— Что это? — спросил Ринальд.

— Не знаю, как и сказать тебе, — вздохнула женщина, — Здесь это не редкость… Казнь, но не совсем обычная, по-другому не объяснишь. Видишь ли, дорогой, киммерийцу мало того, что он уничтожает жрецов и магов. Не довольствуясь этим, он давно уже отдал приказ истреблять также их манускрипты, которые сваливают без разбора в огромные кучи и сжигают.

— Но это же… это… позор и варварство, — задохнулся Ринальд.

— Так он и есть варвар, что тебя удивляет? — произнесла Дэйна. — Придем отсюда.

— Нет, — Ринальд, как зачарованный, пошел за повозками и следовал за ними вместе с толпой до тех пор, пока не увидел собственными глазами, как люди Конана сбрасывают манускрипты на землю, топча коваными сапогами переплеты, точно ненужный хлам, и сразу с нескольких сторон подносят к ним чадящие факелы.

Дэйна всё время наблюдала за лэрдом, лицо которого было искажено гневом и настоящим страданием, а губы шевелились, беззвучно произнося слова проклятий. Вот он не выдержал и рванулся вперед, к гигантскому костру, дым которого закрывал всё небо… Дэйна всей тяжестью повисла на лэрде, стараясь его удержать.

— Не надо, милый, не надо, — умоляла она, — да ведь за одну только попытку что-то спасти тебя самого объявят колдуном и предадут смерти!

Он стряхнул ее и продолжал идти прямо па солдат, оцепивших место пожарища.

— Куда прешь, — крикнул один из них, — ну, назад!

— Вандалы, дикари, — прорычал Ринальд, — как вы смеете уничтожать саму мудрость?!..

Ему крупно повезло — лэрд не был арестован, его просто жестоко избили, ибо силы были слишком неравными, и он не мог оказать достойного сопротивления.

— Я же просила тебя не вмешиваться, — говорила затем Дэйна, промывая глубокие ссадины на его лице. — Это бесполезно, пока киммериец у власти, он не остановится, доколе не превратит Аквилонию в землю полнейшей дикости.

Ринальд поднял на нее страшные, заплывшие глаза, в которых стыла непримиримая решимость.

— Не успеет, — произнес лэрд. — Клянусь. Дэйна поняла, что одержала победу.

Они возвратились в поместье, и Ринальд почти сразу сказал:

— В течение двух лун, Дэйна, не приезжай ко мне.

— Почему? — удивилась женщина.

— Я убью киммерийца, — заявил лэрд, — но для этого я должен подготовиться к схватке — он достаточно опасный и сильный противник.

Тогда же Ринальд послал одного из своих слуг за Айганом с настойчивой просьбой немедленно приехать. Его друг не заставил себя дожидаться.

— Ну, парень, какие дела? — весело спросил он, спешиваясь и заключив Ринальда в объятия, — скучно стало или помощь нужна?

— Нужна, — подтвердил рыцарь. — Придется тряхнуть стариной, упражняясь в бое на мечах.

— Ого! Да ты, никак, намерен кого-то прикончить? — сообразил Айган.

— Намерен. Аквилонского короля.

Прежде чем Айган успел собраться с мыслями и решить для себя — что это: шутка, бред или правда, Ринальд рассказал ему всё, что знал об узурпаторе и самозванце.

— Я вызову этого пса на поединок, — мрачно закончил он. — И да хранят меня боги.

— Точно, — согласился Айган. — помощь богов — это как раз то, что тебе очень понадобится, потому что на меня можешь не рассчитывать. То, что ты задумал — безумие чистой воды, к королю тебя никто и близко не подпустит, а головы тебе на плечах не сносить за один только этот вызов.

— Он будет драться со мной! — воскликнул Ринальд. — Будет! И я смогу победить, потому что правда на моей стороне. Самозванец не должен оставаться на троне. Может быть, я и на свет родился только ради того, чтобы восстановить справедливость и законную власть в Аквилонии.

Айган только вздохнул, уразумев, что дело серьезно. Лэрд всегда отличался отменным упрямством и от задуманного не отказывался, хотя подчас его идеи вступали в противоречие со здравым смыслом и диктовались скорее великими страстями, единственно и способными возводить душу до великих дел. Умеренные страсти — удел заурядных людей, а лэрда Ринальда можно было назвать каким угодно, но только не заурядным. Верный Айган множество раз вместе с ним пожинал плоды его склонности доводить всё до предела и идти до конца, и понимал, что, похоже, пожизненно обречен этим заниматься, едва только Ринальда озарит очередная благородная идея служения некоему важному делу, в которое он тут же ввяжется сломя голову и не думая о последствиях, о том, что высокие идеалы слишком часто имеют свойство с треском рушиться, погребая душу под своими печальными обломками.

Надеяться на то, что лэрд изменит принятое решение, было бессмысленно, а покинуть его Айгану совесть не позволяла, и вот более двух лун кряду он, терзаемый наихудшими предчувствиями, сражался с Ринальдом в учебных поединках чуть ли не с восхода до заката солнца. Но и этого лэрду показалось мало. Он сообщил другу, что намерен продать поместье и до турнира жить в монастыре.

— Но зачем? зачем?.. — в отчаянии спрашивал Айган. — тебя что, гонят отсюда?

— Я так решил, — отрезал Ринальд. — У меня с братьями один путь, и мы должны держаться вместе.

Полученные за свои земли деньги он вручил Дэйне, которая и вдохновляла его на «великий подвиг во имя Аквилонии».

Волей-неволей, нравилось ему это или нет, Айган оказался втянутым в заговор. Признаться, ни сам Эвер, ни его приближенные с самого начала не вызывали у него особых симпатий, на Айгана высокие слова не производили впечатления, а вся затея казалась безнадежного однако он поставил условие: на бой выйдет не обязательно Ринальд. Они с другом станут тянуть жребий, а там уж как судьба распорядится.

И она распорядилась…

Один из «братьев» отправился в Тарантию, чтобы отвезти Конану свиток, скрепленный личной печатью лэрда, в котором Ринальд, изложив все резоны, коим согласно киммериец не имел никаких прав на трон и должен был отречься от престола в пользу истинного наследника или же защищать свое царствование и честь на турнире, король ответил согласием сразиться. Теперь отступать было поздно.