Тайный заговор

— Не переживайте, — рассмеялась Жюльетт. — Мои вкусы в еде очень скромны. Люблю простую итальянскую кухню: пиццу, пасту и морепродукты.

— Очень хорошо. Я зайду за вами, синьора. А что касается расследования, я еще подумаю.

Долго и цветисто расписывая, какое наслаждение доставит ему сегодняшний вечер, Клаудио провел Жюльетт до лифта и попрощался. Он подождал, пока двери лифта закроются, а затем вернулся к экрану и ввел слова «scandalo»[17] и «Leonardo».

Через несколько секунд на экране появилась старая газета.

«Приговор после скандала с Леонардо — семь лет лишения свободы для укрывателя краденого Альберто Ф.»

Клаудио Сотеро ухмыльнулся.

Давно уже предстоящее рандеву не вызывало у Жюльетт такого волнения. Стоя перед зеркалом, она скептически смотрела на себя: не старит ли ее новый костюм и не покажется ли она Клаудио чересчур зрелой? Но поскольку костюм выгодно подчеркивал достоинства ее фигуры, Жюльетт решила оставить все как есть. Кроме того, ей действительно очень шел зеленый цвет.

Жюльетт не стала надевать шляпу, сделала очень скромный макияж, а волосы просто зачесала назад, благодаря чему казалась моложе. Затем она присела в ожидании звонка портье.

Клаудио Сотеро появился с точностью до минуты. Когда он протянул Жюльетт красную розу, она внезапно смутилась, вспомнив юность.

— Вы знаете Пьяцца Навона? — спросил Клаудио, когда они шли к стоянке такси, расположенной перед отелем.

— Нет, — ответила Жюльетт, — я знакома только с несколькими из римских достопримечательностей: церковь Святого Петра, Колизей и форум, но не более того. Я всегда приезжала сюда только по делам, и у меня не было времени на осмотр достопримечательностей.

Клаудио со смехом хлопнул в ладоши и воскликнул:

— Но Джульетта! Вы просто обязаны познакомиться с Римом поближе. Рим — самый прекрасный город на земле! Если вы не против, я познакомлю вас с Римом настолько, насколько вы пожелаете.

Кому бы не понравилось подобное предложение? Жюльетт с улыбкой кивнула и направилась к такси, но Клаудио взял ее за руку и мягко подтолкнул к «ламбретте», стоявшей на тротуаре.

— Надеюсь, вас не смутит, если мы поедем на мотороллере?

— Нет, наоборот, — заверила его Жюльетт, подумав при этом, каким образом она сядет на транспортное средство Клаудио в своей узкой юбке.

— Знаете, Джульетта, в Риме ни один разумный человек не станет ездить на машине. Перед каждым перекрестком приходится стоять в пробке. А на «ламбретте» можно проехать везде.

Клаудио заметил настороженный взгляд, которым Жюльетт одарила его мотороллер.

— Не бойтесь, — с улыбкой заметил он, — дамы сидят на «ламбретте», конечно же, на дамском сиденье, как раньше почтенные дамы в седле — обе ноги с одного бока, обычно слева. Все очень просто, вот увидите.

Клаудио завел мотороллер, Жюльетт села позади него так, как он сказал.

— Нужно держаться за меня обеими руками, Джульетта! — крикнул Клаудио и нажал на газ.

Он вел свою «ламбретту» настолько быстро, что Жюльетт стало страшно. Она изо всех сил вцепилась в Клаудио и постепенно прониклась доверием к его стилю вождения. Ей понравилось.

Они промчались через Пьяцца Колониа, на которой возвышалась триумфальная колонна Марка Аврелия, мимо пантеона с его импозантным куполом, по улицам, закрытым для всех видов транспорта, и менее чем за двадцать минут добрались до Пьяцца Навона, одной из прекраснейших площадей Рима.

— На такси мы были бы сейчас только на Пьяцца Барберини, — лукаво улыбнувшись, сказал Клаудио и помог Жюльетт слезть с мотороллера. Он припарковал «ламбретту» перед рестораном, где прямо на обвитой плющом площадке стояли накрытые белыми скатертями столы. Повсюду горели гирлянды из красных, зеленых и желтых лампочек. Изнутри доносилась громкая музыка, ария из оперы Верди. Официанты в длинных белых передниках ловко сновали между столиками, неся над головами гостей подносы с бокалами и блюдами. Со стороны казалось, будто они стараются выиграть соревнования на скорость.

Большинство столиков были заняты. Клаудио схватил Жюльетт за руку и потащил к единственному свободному столику в уголке.

— Надеюсь, Джульетта, вам понравится. Вы должны знать, что здесь подают самое лучшее жаркое из овощей во всем Риме.

Жюльетт были по душе эти восторженные заверения молодого человека, который постоянно улыбался и подмигивал, словно сам себя не воспринимал всерьез. Поэтому Жюльетт не придала значения, когда Клаудио громко, так что было слышно за соседними столиками, заявил:

— Джульетта, вы — самая прекрасная женщина, с которой я когда-либо ужинал!

— Schmeichler,[18] — сказала Жульетт по-немецки.

— Schmeichler? — переспросил Клаудио. — А что такое «Schmeichler»?

Внезапно из-за соседнего столика раздался низкий грудной голос:

— Adulatore.[19]

Голос принадлежал полному мужчине с коротко подстриженными седыми волосами и ухоженными бакенбардами, который сидел один. Подмигнув, Клаудио поблагодарил услужливого соседа за помощь в переводе, затем наклонился к Жюльетт и, прикрыв рот ладонью, тихо сказал:

— Сумасшедший писатель из Германии. Частенько приходит сюда позавтракать.

— Но сейчас же полвосьмого! Как он может сидеть здесь за завтраком?

— Это вы у него лучше спросите, Джульетта, — ответил Клаудио, быстро взглянув на соседний столик. — Говорят, он спит целый день, а ночью работает. Разве он не похож на церковного князя шестнадцатого века?

Жюльетт, изучая меню, украдкой поглядывала на соседа. Она отметила его импозантный вид и должна была признать, что Клаудио прав. Конечно же, она заказала «самое лучшее жаркое из овощей во всем Риме» и по совету Клаудио вино «Кастелли» с Албанских гор. На Пьяцца Навона спустилась ночь. Хотя весна еще не наступила, погода была вполне весенней. Жюльетт не могла наглядеться на дома и церкви, обрамлявшие площадь подобно трехмерным картонным декорациям.

— Мы, итальянцы, влюблены в наши площади, — сказал Клаудио, поймав восхищенный взгляд Жюльетт, — поэтому в нашем языке площадь женского рода. У вас, немцев, площадь мужского рода. Вероятно, в этом и заключается причина того, что у ваших площадей такое кровавое прошлое.

Совсем неглупые мысли у этого мальчика, подумала Жюльетт.

— Но вы не расстраивайтесь, Джульетта, — продолжал Клаудио. — У этой прекрасной площади тоже кровавое прошлое. Во времена римлян здесь были беговая дорожка и цирк для гладиаторов. Позже из его стен выросли дома и церкви. А четыреста лет назад по праздникам римляне по колено заливали Пьяцца водой, потому что их это забавляло.

Официант принес жареные морепродукты. Но прежде чем они приступили к еде, Клаудио протянул Жюльетт через стол фотокопию.

— Должен вам кое в чем признаться, — сказал он, приняв расстроенный вид. — От меня не укрылось ваше разочарование, когда я не смог вам помочь. Честно говоря, я знал, что именно вы ищете, но мне не хотелось выкладывать это сразу. В противном случае я вряд ли увидел бы вас еще раз. Вот посмотрите. Вероятно, это то, что вы искали.

Жюльетт бросила взгляд на лист бумаги и нахмурилась.

— Вы наверняка этого не знали, не так ли? — сказал Клаудио. — «Приговор после скандала с Леонардо — семь лет лишения свободы для укрывателя краденого Альберто Ф.».

— Альберто Фазолино, — тихо произнесла Жюльетт. — Я догадывалась. — Она быстро пробежала глазами статью и как бы между прочим спросила: — Когда это было?

— Сообщение датировано июнем 1986. Тут говорится, что Альберто Ф. продал картину маслом Леонардо да Винчи одной из американских компаний за тридцать пять миллионов долларов. Картина, как и все произведения Леонардо, не была подписана, но полотно и краски соответствовали времени написания, и все эксперты были едины во мнении, что речь идет о настоящем Леонардо. К счастью, компания попросила знакомого рентгенолога обследовать картину более внимательно. При этом выяснилось, что под мнимым Леонардо находилась картина Розарио Бертуччи, не очень известного художника. Бертуччи был украден из одного музея за два года до описываемых событий.

17

Скандал; раздор, смута.

18

Schmeichler — льстец (нем.).

19

Adulatore — льстец (итал.).