Тайный заговор

В оконном стекле отразилась фигура Ио. Бродка облегченно вздохнул.

— Что это значит? — резко спросил Ио, увидев криво стоящую кровать.

Бродка промолчал.

Как и ожидалось, Ио сразу направился к кровати, чтобы подвинуть ее на место. Все шло точно по плану: Ио схватился за перила в изножье кровати, и в тот же миг раздался крик, словно в него попала стрела. Бродка обернулся. Он увидел, что санитар, сотрясаясь всем телом, обеими руками вцепился в кровать.

Бродка бросился к ночному столику и вырвал кабель из розетки. Теперь нужно действовать как можно быстрее. Он снял с находящегося в бессознательном состоянии санитара халат, сложил его запястья накрест, стянул их кабелем, а концы привязал к кровати.

Затем снял с ремня Ио универсальный ключ и открыл шкаф, в котором нашел свою одежду. Поспешно оделся, набросил сверху халат санитара, подошел к двери и прислушался.

Самое время, сказал себе Бродка. Вставив ключ в ручку двери, он открыл ее и осторожно просунул голову в щель.

В длинном коридоре никого не было. Бродка вышел из палаты и запер дверь. Ему стоило невероятных усилий дойти до находившегося справа выхода спокойным, неспешным шагом. Эту дверь он тоже открыл универсальным ключом, запер ее за собой и оказался на лестнице, ведущей вниз.

На полпути — Бродка уже прошел комнату для посещений — ему навстречу попалась медсестра. Сердце Бродки едва не выпрыгнуло из груди, но он усилием воли заставил себя улыбнуться.

— Привет, — сказал он, проходя мимо монахини. Женщина, которую он никогда прежде не видел, поздоровалась в ответ.

Бродка беспрепятственно добрался до конца лестницы и обнаружил, что прошел мимо первого этажа. Открыв находившуюся в конце коридора запертую дверь, он понял, что оказался в котельной. Александр хотел было повернуть назад, но за дымящимся и угрожающе шипящим котлом обнаружил железную лестницу, которая вела наверх, к узкой двери.

Бродка снял халат санитара, протиснулся между котлов и взбежал по железной лестнице. Бродка сомневался, что сможет открыть ключом Ио и эту дверь, но, вопреки его ожиданиям, ключ подошел. Александр осторожно отворил дверь. Перед ним был мощеный задний двор, на который въезжало множество автомобилей. Хотя было еще раннее утро, здесь царили шум и оживление.

Он быстро огляделся и увидел въезд, который обычно закрывался решеткой. Но сейчас, когда приезжали машины, он был открыт. Бродка не колебался. С наигранным спокойствием, но при этом даже не решаясь вздохнуть, он вышел из ворот.

Он был свободен.

Глава 6

Мюнхен, главный вокзал. Из громкоговорителя забубнил — совершенно неразборчиво, как и на всех вокзалах, — женский голос, который объявил:

— На 12-й путь прибывает «Евро-Сити» 64 из Вены, время прибытия 13 часов 36 минут.

Жюльетт боялась, что, когда поезд прибудет и на платформу выйдут пятьсот или даже больше человек, Бродки среди них не окажется. Охватившее ее отчаяние разбил вчера телефонный звонок Александра, который сообщил, что он сбежал из закрытой клиники и вместе с Титусом приезжает поездом примерно в половине второго дня на главный вокзал Мюнхена.

После своего визита в клинику Жюльетт с трудом верилось, что Бродке удалось сбежать. Он не стал рассказывать по телефону подробности, но его голос звучал твердо и уверенно, совершенно иначе, чем тогда, в комнате для посещений пациентов клиники.

«Мне нужен Бродка, — думала Жюльетт, беспокойно ходя взад-вперед по платформе. — Он нужен мне больше, чем когда-либо раньше». Одна мысль о его возвращении придавала ей сил и уверенности в себе.

Поезд приближался к платформе, как показалось Жюльетт, ужасно медленно. Прошла целая вечность, прежде чем колеса со скрипом остановились. Будучи ребенком, Жюльетт в подобных ситуациях — если ей хотелось, чтобы исполнилось ее горячее желание, — всегда молилась: «Боженька, сделай так…» Но с тех пор как Жюльетт пришла к выводу, что боженька глуховат, она отказалась от этого.

Жюльетт стояла в конце платформы, откуда хорошо видела пассажиров. Ей не пришлось долго ждать — она еще издалека разглядела среди толпы Бродку. Жюльетт бросилась к Александру, обхватила его за шею, поцеловала и прижалась к нему всем телом. Мимо них проходили люди, но Жюльетт не обращала на них никакого внимания. За эти несколько мгновений она испытала безграничное чувство счастья. Бродка вернулся.

Забытый Титус стоял немного в стороне. Ему было трудно привыкнуть к незнакомому окружению и тому, что он находился у всех на виду. Жюльетт, с улыбкой протянувшая ему руку, удивилась его серьезности и сосредоточенности.

Когда они вышли на площадь перед железнодорожным вокзалом, Бродка заявил, что на первое время устроит Титуса в маленький пансионат на Ландверштрассе. Он назывался «Таузендшен»; там часто останавливались журналисты и деятели искусства, которым необходимо было провести в городе несколько дней. Бродка был знаком с его владельцем и не сомневался, что тот не станет поднимать шум, если Титус зарегистрируется под вымышленным именем, — разумеется, до тех пор, пока Бродка будет оплачивать счет. Титус выставил это условие, предупредив, что в противном случае он не будет сопровождать Бродку в Мюнхен.

Разместив Титуса в пансионате, они поехали прямо на квартиру Бродки. Но когда они впервые за несколько недель оказались наедине, между ними возникла странная атмосфера смущения, даже неловкости. Им многое нужно было рассказать друг другу, но никто не решался начать.

Наконец Бродка перегнулся через стол и спросил:

— Жюльетт, ты еще любишь меня? После всего, что произошло?..

Жюльетт восприняла вопрос Бродки по-своему. Она решила, что он хочет лечь с ней в постель, причем именно сейчас, когда ей не хотелось интима. Вернее, она не могла, ибо в ее голове роилось слишком много мыслей.

— Я не могу! — внезапно вырвалось у нее. — Ты должен понять меня, Бродка. Пожалуйста!

Некоторое время Александр молчал. Затем он глубоко вздохнул и тихим, едва слышным голосом произнес:

— Что ж, я думал об этом. На самом деле ты тоже считаешь, что я не совсем в себе.

Жюльетт возмутилась.

— Что за чушь ты несешь, Бродка! Это совершенно ни при чем. Я люблю тебя, ты мне нужен…

— Но ты же только что сказала…

— Да, сейчас я не могу с тобой спать. Почему ты этого не понимаешь, Бродка?

Александр недоуменно глядел на нее.

— Я не спрашивал, хочешь ли ты со мной спать, я спросил, любишь ли ты меня еще или нет!

В следующую секунду они обнялись, одарив друг друга нежностью, быстро переросшей в неконтролируемую страсть. Сколько они ждали этого? Как часто, как сильно скучали они, чтобы пережить это мгновение?

Осторожно, словно боясь сделать неловкое движение, Бродка провел рукой по волосам Жюльетт, а она требовательно поцеловала его и крепко прижалась к нему. Жюльетт чувствовала, что Александр, как и она, сильно возбужден. Она начала срывать с него одежду, и вскоре они предались своей страсти.

Жюльетт, совершенно голая, сидела верхом на Бродке, который лежал на полу, и сжимала его тело своими бедрами. Она страстно вскрикивала в такт своим движениям, а Бродка брал ее со всей неистовой страстью, со всей любовью, которую испытывал к ней.

Позже, когда они, тяжело дыша, счастливые и уставшие, лежали рядышком на ковре, когда каждый из них мысленно наслаждался партнером, словно бесконечным колокольным звоном, Жюльетт с нежностью прошептала:

— Я люблю тебя, Бродка. Я буду любить тебя всегда.

И Александр наконец понял, что в их отношениях ничего не изменилось.

До сих пор ни Бродка, ни Жюльетт не рассказывали, что происходило, пока они были в разлуке. Когда Жюльетт сообщила о взломе склада и о том, что кто-то перерыл вещи его матери, Бродку снова охватили сомнения.

Титус, который не знал мать Бродки и, став свидетелем неприятной ситуации в соборе Святого Стефана, быстро и незаметно исчез, во время совместной поездки в Мюнхен предпочитал отмалчиваться. Как только Александр начинал говорить на эту тему, он замыкался. Титус справедливо полагал, что слишком мало знает Бродку, чтобы судить о его психическом состоянии и о том, способен ли его новый знакомый на подобное «короткое замыкание». Тем не менее у Бродки сложилось впечатление, что Титус что-то скрывает. Иногда ему казалось, что для внешне сдержанного экс-священника переживания подобного рода вовсе не чужды.