В исключительных обстоятельствах

Левашов медленно прошел вдоль вагона. «Может быть, она? — подумал он. — Или Коля со своим задрипанным портфелем?..»

Разойтись двум встречным в коридоре узкого вагона просто так, на ходу было нелегко. Приходилось останавливаться, прижиматься лопатками к стене, втягивать живот...

Вот в таком коридоре Левашов столкнулся утром со стариком из соседнего купе.

— Извините, молодой человек... Мы с вами до этого нигде не встречались? — спросил тот.

— Не знаю... Может быть.

— А где вы работаете, если не секрет?

— На Курилах. Уруп.

— Нет, не бывал. На Шикотане бывал, на Кунашире, а вот на Урупе не приходилось. Но я ничего не потерял, верно? Там то же, что и везде, — туман, дожди, приливы, отливы. Как говорится, труба пониже да дым пожиже?

— В общем-то люди на островах живут примерно одинаково. Одни хуже, другие лучше, одни интересно, другие скучно, но примерно одинаково. А что касается трубы и дыма... Наша труба — вулкан Колокол, без малого полторы тысячи метров. На Курилах немного найдется подобных. А если дымом назвать туман, то в других местах таких и не бывает.

— Скажите, если не секрет, кем вы работаете? Судя по вашему ярко выраженному патриотизму, вы...

— Сейсмолог.

— Вот оно что! Прошу прощения... за поверхностность суждений. Вы, сейсмологи, смотрите вглубь.

— Да. На поверхности многие вещи выглядят одинаково.

— Я вижу, вы не только сейсмолог, но и философ... — старик неожиданно протянул руку, — давайте знакомиться... Моя фамилия Арнаутов. Иван Никитич. Экономист.

— Левашов. Сергей.

— Очень приятно. А знаете, Сергей, идемте к нам в купе, а? Обсудим проблемы сейсмологии, вы расскажете, что такое цунами и с чем его едят... Если вы, конечно, никуда не спешите...

— Куда спешить...

— Тогда прошу. — Арнаутов широко открыл дверь в свое купе. — Вот познакомьтесь, мои попутчики... Это Олег. Мне кажется, неплохой инженер и человек неплохой, но летун... Хотя нашему купе не изменяет — уже сутки лежит... Вы, Олег, не обижаетесь? А это Виталий. Человек без определенных занятий, как он сам представился. Виталий, я правильно выразился?

— А мне, батя, один черт, как ты выражаешься.

У Виталия было смуглое лицо, длинные пушистые ресницы и тонкие губы.

Виталий сидел закинув ногу за ногу и сцепив пальцы на коленях.

— Ох-хо-хо! — простонал Олег, тяжело переворачиваясь на спину. — Интересно, когда этот буран кончится и кончится ли вообще.

— Разве это буран! — воскликнул Арнаутов. — О! Вы не видели бурана в пятьдесят седьмом году! — Он восторженно причмокнул, будто буран пятьдесят седьмого года был свидетельством его собственной силы и удали в то время. — Приезжаю из командировки — нет дома. Только по скворечне и нашел. А возле трубы соседнего дома стоит мой знакомый пес и, извините, делает черное дело.

— А у вас часто бывают командировки? — спросил Левашов.

— Да, — сказал Арнаутов.

— Что же делают в командировках экономисты?

— Командировочные экономят! — засмеялся Виталий. — Чем больше буран, тем больше экономия!

— А знаете, молодые люди, — сказал Арнаутов, — я даже доволен, что все так получилось... Посидим, отдохнем, языки почешем... Время идет...

— Пенсия идет, — подхватил Виталий.

— К вашему сведению, молодой человек, — сказал старик с достоинством, — у меня уже два года в кармане пенсионная книжка на сто двадцать рублей. Если вы, конечно, что-нибудь понимаете в этих вещах.

— Да уж в ста двадцати разберусь! Но не понимаю, батя, чего же ты сидишь здесь, на острове?

— О-о! — протянул старик многозначительно и обвел всех взглядом, словно призывая в свидетели. — Вы видите, с кем я разговариваю? Я разговариваю с пассажиром, — медленно проговорил Арнаутов, и в его голосе прозвучало презрение.

— От пассажира слышу! — бойко ответил Виталий.

— Ха! А вот я как раз и не пассажир. К вашему сведению, все островитяне делятся на экипаж и пассажиров. Да. Остров — это корабль. На нем есть экипаж, который работает постоянно, по нескольку десятилетий без роздыха. — Арнаутов горделиво глянул на Левашова, — Экипаж! И есть пассажиры, которые отлеживаются в теплых каютах и меняются каждый рейс, другими словами — каждый сезон. Больше одной зимы они не выдерживают.

— Не знаю, батя, из какого ты экипажа, но умотаешь с острова раньше меня. Это точно.

Старик кротко взглянул на Виталия и опустил голову. Помолчав, заговорил тихо и как бы неохотно:

— К вашему сведению, молодой человек, мне отсюда уже не уехать. Слишком долго я жил здесь. Все эти Сочи, Гагры, Крымы не для меня. Делать мне там нечего — это одно, да и помру я там.

— А здесь? — спросил Виталий.

— Старикам нельзя менять место жительства, тем более сахалинским старикам. У меня в Ростове дом, машина, сад яблоневый... Не скажу, чтоб все это легко досталось, но досталось...

— Хорошо живешь, батя! — Виталий покрутил головой. — Я бы не отказался... Ему, видите ли, машина досталась, а он так говорит, будто ему по шее досталось. А скажи, батя, откровенно, не для лохматых ушей — неужели на зарплату ты дом себе построил в славном городе Ростове, да машину купил, да сторожа нанял для своего яблоневого сада? Или нашелся какой-то побочный, независимый доход, а?

Левашов уже хотел было остановить Виталия, но вдруг увидел, как смутился старик.

— Вот так-то, батя, — Виталий тоже уловил перемену в Арнаутове. — А то все мы горазды молодежь учить да себя в пример ставить. Вот спросить тебя в честной компании — на какие такие шиши ты дом в Ростове купил?

— Уж спросили кому надо, — ответил старик.

Посмотрев на Олега, Левашов увидел, что тот лежит на полке, закрыв глаза, и чему-то про себя улыбается. Словно знал он что-то про всех, но не считал нужным говорить об этом.

— Это не разговор, — сказал Левашов. — Так и я у тебя могу спросить, на какие деньги едешь, на какие живешь...

— А я отвечу! Отвечу! Геолог я. А зимой геологи не у дел. Не веришь — возьми карту острова, и я тебе сейчас все речушки, все поселки, все горы и прочую дребедень наизусть с севера на юг прочешу. Идет? За каждую ошибку, рубль плачу. А если не ошибусь — ты мне десятку! Ну? Вот так-то, братцы-кролики. Вот так-то... А что старик на руку нечист, — сказал Виталий зловещим голосом, — так это факт. Верно, батя?

— Стар я для таких дел...

— Неужто скопить удалось? — дурашливо ужаснулся Виталий.

— Удалось.

— Знаем, как такие вещи удаются. Слыхали, в день отъезда ребята центральный гастроном взяли? Вот им и удалось.

— Я ведь сколько лет думал, — продолжал Арнаутов, — вот в Ростов приеду, тогда уж поживу... Все откладывал, откладывал... А сейчас понял — поздно. Не могу я туда ехать. Видно, с острова мне одна дорога осталась.

— Скажу я тебе, батя, народную мудрость, — Виталий засмеялся. — Год за годом идет, время катится. Кто не блудит, не пьет — ох, спохватится!

— Придется нам о сейсмологии в другой раз поговорить, — сказал Арнаутов и вышел из купе.

Левашов хотел было выйти вслед за ним, но передумал. Он посмотрел на Виталия, мимоходом окинул взглядом чемоданы, узлы, повернулся к Олегу.

— Обиделся старик.

Олег не ответил. Его крупное, мясистое лицо было неподвижно и бесстрастно. Только легкое пренебрежение можно было заметить в выражении глаз, в форме больших сочных губ, в изогнутых бровях.

— Ну и дурак, что обиделся, — отозвался Виталий.

— Он не дурак, — проговорил Олег медленно. — Он — старик. Если бы ты со мной так поговорил...

— Так что было бы?

— Уже отливали бы тебя, — Олег спрыгнул с полки и сел рядом с Виталием, положил ему руку на плечо, участливо заглянул в глаза и повторил: — Отливали бы тебя, парень. Если бы, конечно, захотели. Я бы не стал.

— Чего ж ты не заступился, раз такой смелый?

— Успеется, — улыбнулся Олег. — Тымовское еще не скоро. До Тымовского еще много чего случится, верно говорю? — обернулся он к Левашову.