Страница 17 из 60
— Заметь себе, Свичнет, — прервал чтение Бакстер, — этот тип пишет примерно так же, как ты рассуждаешь, когда напьешься.
Я должен стараться сохранять самообладание. Ровно неделю назад я, сгорбившись, сидел в углу вагона в ожидании отправления, а Белла, стоя на перроне, что-то щебетала мне в окно. Как всегда, она сияла красотой, излучала эту свежую, полную радостных ожиданий молодость, что показалась мне совершенно новой и в то же время дразняще знакомой. ПОЧЕМУ ЖЕ знакомой? И тут меня осенило: Белла выглядела в точности так же, как в ту ночь, когда мы стали любовниками. И теперь, на первый взгляд сама доброта (ведь не она, а я сказал, что мы должны расстаться), она выбрасывает меня вон, как стоптанную туфлю или сломанную игрушку, испытав ОБНОВЛЕНИЕ посредством кого-то еще, кого я так и не увидел, на кого она положила глаз утром того же дня, ибо мы приехали в Париж: из Марселя всего шесть часов назад. В течение этих шести часов она не встречалась ни с кем, не говорила ни с кем, кроме меня и содержательницы отеля, — ведь я все время был подле нее, если не считать посещения ближайшего собора, которое заняло не больше получаса, — и за эти шесть часов она успела заново влюбиться! Воистину для ведьмы нет ничего невозможного. Вдруг она сказала:
— Обещай, когда приедешь в Глазго, передать Богу, что мне скоро понадобится свечка.
Я пообещал, хотя послание показалось мне либо бессмыслицей, либо ведьминским заклинанием. Настоящим я выполняю свое обещание.
Но отчего же, выполнив его, я не могу противиться искушению рассказать Вам больше, рассказать Вам все? Откуда это непреодолимое желание поведать В А М, Мефистофель Бакстер, сокровенные тайны моего невинного и измученного сердца? Не в том ли дело, что Вы — я убежден — уже и так их знаете?
— Католицизм способен излечить его от безумия, — заметил Бакстер. — Приобщившись к таинству исповеди, он перестанет докучать всем подряд своими заемными, второсортными излияниями.
Видели ли Вы два года назад в Королевском театре «Ночь ошибок» Оливера Голдсмита, величайшего из ирландцев, в постановке Биртома-Три? Герой — живой, умный, красивый джентльмен, любимый товарищами, поощряемый старшими, привлекательный для женщин. У него есть только один недостаток. Он хорошо чувствует себя в обществе женщины, лишь если она служанка. С добропорядочными девушками из его собственного сословия он держится скованно и официально, и чем красивее и милее собеседница, тем более он неловок и тем менее способен ее полюбить. В точности мой случай! В отрочестве у меня не возникало и тени сомнения в том, что только женщины, зарабатывающие на жизнь трудом своих рук, не испытывают к Данкану Паррингу, как он есть, глубокого отвращения, и в итоге единственной категорией женщин, которые меня привлекают, стали работницы. Подростком я вследствие этого считал себя каким-то уродом. Поверите ли Вы мне, если я скажу, что, поступив в университет, я обнаружил, что ДВЕ ТРЕТИ студентов в точности таковы? В большинстве своем они затем преодолели себя, женились на респектабельных женщинах и завели детей, но сомневаюсь, что они действительно счастливы. Мой инстинкт оказался сильнее, чем у них, или, возможно, я оказался слишком честен, чтобы изменить себе. Голдсмитовского героя в конце концов спасает прекрасная наследница из его круга — она переодевается служанкой и подражает ее говору. Увы, такая счастливая развязка невозможна для адвоката из Глазго, родившегося в XIX веке. Вся моя любовная жизнь протекала под лестницей и за кулисами моей профессиональной жизни, и в этой-то убогой обстановке я испытывал те же восторги и подчинялся тому же нравственному закону, что и наш шотландский народный бард Робби Берне. Когда я уверял очередную трепещущую красотку, что буду любить ее вечно, я был совершенно искренен, и, конечно же, я женился бы на любой из них, не будь пропасть между моим и ее общественным положением так велика. Моих немногих бедных незаконнорожденных кутят (простите мне это словцо, но на мой слух кутята звучит теплее и человечнее, чем дети или малыши,), моих немногих бедных кутят (их было меньше, чем пальцев у вас на руках, мистер Бакстер, ибо моя осторожность предотвратила появление на свет множества других), моих немногих бедных кутят я никогда не оставлял на произвол судьбы. Все они нашли приют в благотворительном заведении моего друга Куорриера. Вы знаете (если читаете «Глазго геральд»), что этот выдающийся филантроп пестует таких вот несчастных малолеток, а потом отправляет их в Канаду, где они приобщаются к сельскому труду в приличных условиях на неуклонно продвигающейся к северу границе нашей империи. Матери их тоже не пострадали. Ни одна из очаровательных судомоек, пленительных прачек, неотразимых уборщиц отхожих мест не потеряла из-за Данкана Парринга даже одного рабочего дня, хотя из-за скудости и нерегулярности отпускаемого им свободного времени мне нередко приходилось ухаживать за несколькими разом. Невинный в глубине души, несмотря на гадкое поведение — честный в основе, но лицемер на поверхности, — вот каков был человек, мистер Бакстер, которого Вы представили Вашей так называемой племяннице.
С ПЕРВОГО ЖЕ ВЗГЛЯДА я понял, что для этой женщины классовые различия лишены всякого значения. Хотя она была великолепно одета по последней моде, она смотрела на меня так же игриво и радостно, как служанка, которой сунули полкроны и которую пощекотали под подбородком за спиной у хозяйки. Мне было ясно, что она видит под личиной адвоката настоящего Парринга и принимает его с распростертыми объятиями. Желая скрыть смятение, я сделался холоден, что Вы могли приписать дурному воспитанию, но сердце мое колотилось так, что я боялся, как бы Вы не услышали его стук. В делах сердечных лучше всего идти напрямик. Оставшись с ней наедине, я осведомился:
— Нельзя ли будет встретиться с вами еще раз, поскорее, так, чтобы никто больше не знал?
Она была изумлена, но кивнула. Я спросил:
— Окно вашей спальни выходит во двор? Она улыбнулась и кивнула. Я сказал:
— Поставьте сегодня вечером, когда все лягут спать, зажженную свечу на подоконник. Я принесу лестницу.
Она засмеялась и кивнула. Я сказал:
— Я люблю вас. А она в ответ:
— Один такой уже есть.
И когда Вы вернулись, мистер Бакстер, она уже вовсю болтала о своем нареченном. Ее хитрость поразила и взбудоражит меня. Даже сегодня она кажется мне невероятной.
Но хотя я наивно верил, что обманул Вас, обманывать ее я не пытался никогда. Я поведал ей о своих былых прегрешениях с такой полнотой и откровенностью, на какие в этом письме у меня не хватит ни места, ни решимости,
— И на том спасибо! — проговорил Боглоу со сдавленной яростью. ведь я, слепой дуралей, верил, что скоро мы станем мужем и женой! Я не мог себе представить женщину из среднего сословия, двадцати с лишним лет и неравнодушную к мужчине, которая НЕ мечтает о замужестве, тем более если она сбежала с возлюбленным из дома. Настолько я был убежден, что в ближайшем будущем сочетаюсь с Беллой браком, что посредством безобидного обмана приобрел паспорт, где мы были означены как муж: и жена. Это должно было облегчить, с точки зрения формальностей, наш медовый месяц на континенте, куда я предполагал отправиться, как только будет заключен гражданский брак. И клянусь всем на свете, что мое намерение превратить Беллу Бакстер в Беллу Парринг не имело ничего общего с корыстью. Честно говоря, Ваше поведение при оформлении завещания заставило меня предположить, что Вам, возможно, скоро предстоит отправиться в мир иной, но я был уверен, что до нашего возвращения из поездки Вы, во всяком случае, доживете. Самое большее, что я надеялся получить от Вас, сэр, по денежной части, — это скромное постоянное содержание, которое позволило бы мне обеспечивать Беллу тем же, к чему она привыкла, живя у Вас. Несколько тысяч в год хватило бы вполне, и, по словам Беллы, выходило, что щедрости Вашей в том, что касается ее — женщины, которую Вы выдаете за свою племянницу, — нет предела. Вы оба, должно быть, от души хохотали над тем, как ловко удалось меня провести! Ибо, когда в тот теплый летний вечер мы садились на лондонский поезд, я предполагал выйти в Килмарноке * где заранее сговорился с местным чиновником, чтобы тот нас встретил, принял в своем доме и сочетал браком. Вообразите теперь мой ужас, когда не успели мы доехать до Кроссмайлуфа, как она заявила, что НЕ МОЖЕТ ЗА МЕНЯ ВЫЙТИ, ПОТОМУ ЧТО ПОМОЛВЛЕНА С ДРУГИМ!!!