Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 5



Бегунок рассказал о своей попытке добраться до Шефа. В Тихий Кабинет, конечно, не попал: вначале Полканыч его отфутболивал, затем Зам воли лишил. Но парень оказался бойцом! Получив отлуп, он сумел подкараулить Шефа на стратегическом отрезке между черным выходом и белым "Шевроле". В ноги бухнулся, усыпив тем самым бдительность охраны, сказал что-то историческое, ухмыльнулся и ударил Шефа ножом.

Нож ломается, словно о железо. Начальнику хоть бы хны. Начальник -- непротыкаем. Парня берут и вяжут подскочившие громилы. При этом едва не убивают: за такую оплошность шеф им пупки вывинтит.

Смертельно избитый зализывает раны в тайных подземельях власти. На допросах ему мерещатся черти с раскаленными кочергами. Всюду нечисть, -- понимает он и что-то такое произносит вслух; сокамерники шепчутся и беззлобно издеваются над психом. Затем происходит необъяснимое событие: дежурный сержант, узнав о его мании, тихонько устраивает ему побег. Сержанта увольняют с особо тяжкой формулировкой "за несоответствие", это мы уже потом узнали…

Выпытав подробности и сопоставив факты, пришли мы к выводу: нет, не сказочная нечисть правит бал на этой планете. Вполне реальные космические пришельцы захватили власть путем подколодного вползания в административные органы. Благоев читал об этом в одной незаурядной книжке. Там еще девка-роботиха всем и каждому давала копоти… впрочем, это к делу не относится.

Один за другим заходят в лабораторию чиновники. На одинаковых лицах застыло одно и то же выражение: смесь виртуальной значительности и виртуальной деловитости. Возможно, Зам генерирует их прямо на пороге, -- создает из воздуха, как факир голубей.

Выждав паузу, достаточную для погружения в транс, он вновь начинает искриться энергией и доброжелательностью:

– - Друг мой человек! Как же мы с тобой похожи! Ну, давай по одной!

– - Давай, друг! -- отвечаю я злобно. Наш безмолвный поединок завершается вничью.

Приняли грамм по семьдесят.

– - Хэви металл! -- охает Зам. Замер, глаза свои лучистые закатил, рот приоткрыл. Дикий вид, нечеловеческий оскал. Недочихнувший трибун. Нарк на взлете.

– - Хард-эн-хэви! -- поддакнул я.

– - Жгуча красна ртуть!

– - Прожигает грудь!

– - Ох и метко влилась!

– - Ох, славно утряслась!

– - Нравится? То-то. Между нами: это еще один тест. Проверка личных качеств. Расплав пьем! Люди от него дохнут. Что скажешь, дружок?

– - Выкуси, дружище! Меня таким не свалишь. Славянский метаболизм.

– - Проверить тебя, что ли, на чём покрепче?

– - Валяй, проверяй. Люблю неприевшееся. Как-то в порту мужики цистерны растамаживали. В одной метанол. Ну они на него как тараканы на йогурт. В другой -- дезэтиленгликоль. Чудная такая жидкость. Дико сушит. Ветер с моря дул… звездам несть числа, сосчитать не мог… встал на цистерну, крылья расправил, рванул, разбежался, оторвался! Тело оставил где упало, а сам -- заре навстречу! А метанольщики, дурни, недозакусили, что ли… в реанимацию им персики носил…

– - Люди с одного глотка мрут!

– - Это у кого иммунитет не наработан.

– - Да ты и не человек вовсе!

– - А кто? Кот в сапогах? Думаешь, яду налил -- отравил? Врешь, не возьмешь! Мы пьем все! Наливай!

– - Куда я денусь? Сейчас, только кровь твою возьмем. Проверим, кто ты есть и почему не мрешь… -- и он ловко воткнул иглу мне в вену.

Вот чудик! Крови захотел. У меня ее на троих!

– - Весело у тебя, дружище! И рад бы остаться, да подпись мне нужна! -- сказал я. -- Сбегаю и вернусь, лады?

– - Стой! Ты по какому вопросу?

– - Да все по этому же! По личному! Ты бы давно его решил и бумаги мне отдал, да твой Шеф, бюрократ потомственный, рогом уперся… извини, что я так прямо? Свои люди… Попытка не пытка: вдруг проскочу, а?

Алгоритмы присутственного места хорошо мне известны. Прения завершаются как бы вничью: ладно, попытайся, но это в первый и последний раз. Если Шеф откажет, на глаза мне не показывайся!





Тихий кабинет оказался трехстенной залой с бесконечной перспективой. Окна в два ряда. Что-то яркое неприятно бьет в глаза. Оттуда, из-за штор… Окна выходят на север. Там, в северной стороне, горит, пылает потустороннее сиреневое солнце.

– - Итак, вам надоело невольное бомжевание человека-за-общественным-бортом, -- заключает Шеф, поглядывая на меня как жокей на необъезженную лошадку. Я скромно киваю.

– - И вас изумляют странные повадки официальных лиц, препятствующих вашей легализации на этой планете.

Он не спрашивает и не уточняет, он подводит итог некоторой фазе моих взаимоотношений с властью -- непременной и скучной фазе. Неспособный прорваться к Шефу не заслуживает звания человека, решаю я. Он кивает моим окаянным мыслям и ехидно любопытствует:

– - Скажите, зачем вам все это?

– - А так. Пропишусь. На работу устроюсь. Тихую женщину в ЗАГС поведу.

– - Ну ляпнул! На работу он! Ха! Еще чего!

– - Право имею.

– - О чем вы говорите? Зачем вам ноша сия? Зачем вам статус землянина? Панские вытребеньки, дорогой мой! Не тратьте себя! Оставайтесь неземным! Быть самим собой -- привилегия избранных; вы -- избранник!

– - Я такой как все! -- заявляю твердо.

– - Ха-ха. Как все! Еще бы! Отпечатки он мне принес! -- противно хохочет Шеф. -- Такой простой и человечный. Менял он лица как перчатки, менял свой пол и отпечатки…

– - Вы мне не верите?

– - Знаете, я всегда верю тем, кто приходит ко мне. У меня установка такая: верить каждому. Но иногда вера вступает в противоречие с вещами очевидными. Как пена на дне бокала. Как курс доллара. Как зеркало на рассвете. В упрямое противоречие с упрямыми фактами -- с уликами, выражаясь материалистически. Да ты на себя посмотри!

– - Зачем? Зауряден, незаметен. Справку имею. Вот и все мои факты.

– - Как бы не так! О, все совсем не так! Ты особенный! И знаешь это! Нет, я понимаю: быть особенным -- значит, жить по-особенному, а это трудно. Трудно отделить себя-для-других от себя сокрытого, -- может, и не надо, но приходится. Гнет чужаков… лиловое облако над толпой… повседневщина, тиски, боль в висках… Необходимо притворяться что как все и что понятен насквозь… Я не уличаю, я убеждаю! Я не цербер. Я твой гид.

– - Гид, точно! А я -- человек!

– - Похож, похож, не спорю. Особо продвинутый кроманьонец, ха-ха… Ты -- недокументированное двуногое. Человекообразный пришелец.

– - Поклеп!

– - А я отвечу! Потому что знаю!.. Ты, думаешь, первый? На просвет тебя вижу! -- он придвинулся ко мне. -- Ты -- вечный школяр! Всю жизнь учишься незаметности, заурядности, двуличию, тихим прыжкам и правильному поведению в типовых сценариях. Обучившись этому, изменяешься в сторону сквозной понятности. Теперь ты не боишься несвободы, ты назвал ее осознанной необходимостью. Ради свободы быть несвободным ты помещаешь себя в круг чужих глупых представлений о себе и других, обо всем на свете. Торчишь в том кругу и не высовываешься. Ты уже понял и принял главное правило общежития: не высовываться! Высунешься -- сшибут как кеглю. Ох, нелегкая это работа: не высовываться!

– - Ничего трудного. Посмотрел направо, посмотрел налево…

– - Хохмишь, лось! Голова дана тебе не затем, чтобы крутить ею. Голова обязана болеть! Такие как ты -- наша вечная головная боль. Некоторые до того входят в роль, что забывают главное: они всего лишь актеришки. Потребности их персонажей становятся их собственными потребностями. Вочеловечивание, ха… тихая женщина, бр-р…

– - Что вам не по нраву, гид? Каких вы предпочтений, цербер любезный?

– - Вот, кстати, о предпочтениях. Мы можем -- и должны! -- пройти все тесты. Вино, женщины, карты. С вином вы уже разобрались, кажется. Возьмемся за женщин. А, может быть, -- он плутовски подмигнул, -- за мальчиков возьмемся?

– - Брысь! -- ответил я.

– - Принято. Ну а в картишки перекинемся? Выиграешь у меня -- все бумаги подмахну.

– - Обязательно выиграю! -- воскликнул я.

– - Бывает, бывает… А как проиграешь, что тогда? Не спеши, не отвечай! Поразмышляй, пока есть время. Выбор требует времени. Я не тороплюсь. Я здесь, я с тобой! Я помогу! Семь раз примерь -- да плюнь на все! слышал, небось?