Стервы большого города

Однако в передней части салона Викторию поджидало нечто совсем иное: почти полный кронштейн образцов весенней коллекции. Эту одежду отправили Нейману Маркусу в Даллас всего тремя днями раньше, и ждали назад не раньше конца недели. Сердце у Виктории упало окончательно.

– Клэр? – позвала она. – Когда вернулась коллекция?

– О! – нервно отозвалась Клэр. – Ее прислали тоже сегодня утром.

– Нейман звонил?

– Не думаю, – ответила Клэр, но с надеждой добавила: – Правда, мне пришлось сбегать в аптеку. Может быть, Зоэ приняла сообщение.

– Спасибо. – Виктория пыталась сохранить внешнее безразличие.

Она пошла по длинному коридору в свой кабинет, минуя большую эскизную и закройную комнаты, где за швейными машинками сидели четыре женщины; потом еще две комнаты, поделенные на кабинки – для рекламных агентов, помощников и молодых сотрудников-практикантов; другой маленький кабинет, занимаемый ее помощниками по корпоративным связям и связям со средствами массовой информации; и наконец, кабинетик в конце коридора, где сидела Марша Зиндерхоф, офис-менеджер и бухгалтер. Дверь Марши была, по обыкновению, закрыта и украшена табличкой «Осторожно, злая кошка!». Виктория постучала и вошла.

– Привет! – Марша оторвалась от компьютера. Всего на пару лет старше Виктории, Марша тем не менее принадлежала к разряду тех женщин, которые выглядят на средний возраст, вероятно, со старших классов. Она жила в том же районе Куинса, где выросла, и последние пятнадцать лет – все с тем же приятелем. Скучная Марша была гением по части цифр, и Виктория считала большой удачей урвать такого специалиста.

– Ты могла бы получить работу в крупной финансовой фирме на Уолл-стрит, – как-то заметила Виктория. – У тебя, наверное, была бы более высокая рабочая страховка.

– Моя лучшая страховка – твердая уверенность в том, что твои бухгалтерские книги в порядке, – ответила Марша.

Марша не любила перемен, и Виктория знала, что, вероятно, вполне могла бы платить ей меньше. Но она была твердо убеждена: там, где дело касается наемных работников, ты получаешь то, за что платишь. Люди же должны получать то, чего они стоят. Марша зарабатывала сто тысяч долларов в год плюс пять процентов от прибыли.

– Мне кажется, нас ждут тяжелые времена. – Виктория села на металлический складной стульчик перед столом. Марша могла бы иметь кабинет побольше и обставить его получше, но она сказала, что ей нравится именно такой кабинет – недорогой и тесный, – поскольку это обескураживает посетителей.

– Да. – Марша кивнула, взяв из верхнего ящика стола пластинку жевательной резинки.

– Черт! Я надеялась, ты скажешь, что все это только мои фантазии и мне незачем волноваться, ибо все будет хорошо.

– Это все твои фантазии, – согласилась Марша, энергично жуя. – Ты знаешь все дела так же хорошо, как и я, ну ты понимаешь. – Она нажала пару клавишей на клавиатуре компьютера. – Если японцы подтвердят лицензии, как и в прошлом году, все будет в порядке. Но продажи в универмагах снизились с прошлого года на пятьдесят процентов. Виктория только охнула.

– Да, неприятно, – кивнула Марша. – Негодяи. Это возвращает нас туда, где мы находились три года назад.

– А если японцы тоже нас прокатят?..

– Будет совсем плохо. В прошлом году доход от них составил два миллиона пятьсот семьдесят тысяч долларов. Не хотелось бы лишиться этого.

– Негодяи! – взорвалась Виктория. Марша вопросительно посмотрела на нее, и Виктории стало тошно.

– Но есть и хорошие новости. – Марша проглотила жвачку и взяла новую пластинку. Она ела жевательную резинку как настоящую пищу, и Виктория содрогнулась при мысли о том, на что похожи внутренности ее бухгалтера. – Аксессуары, которые ты сделала прошлой весной для магазинов беспошлинной торговли, очень хорошо продаются. Зонтики, резиновые сапожки и перчатки. Пока что прибыль составляет двести восемьдесят девять тысяч долларов, а плохая зимняя погода продержится по меньшей мере еще пять месяцев.

– Резиновые сапоги и зонтики, – повторила Виктория. – Кто бы мог подумать.

– Это именно те вещи, которые нужны в путешествии, но почему-то их всегда забываешь положить в чемодан. А красивый зонтик вообще очень трудно купить.

Виктория кивнула, слегка поморщившись при слове «красивый». Неужели оно прилипло к ней навсегда? «Виктория Форд – она такая красивая!» – написала ее воспитательница в детском саду на самой первой отчетной карточке. Это слово последовало за ней из Иллинойса на Манхэттен. «Красивая! Красивая! Красивая!» – таким был заголовок ее первого интервью «Женской одежде». Виктории так и не удалось отделаться от этого слова.

«Красивая, – думала она с отвращением. – Иными словами, безобидная. Милая, но недостаточно хорошая, чтобы принимать ее всерьез…»

– Весенняя коллекция красивой не была, – заметила она.

– Да. Не была. – Марша смотрела прямо на нее.

– Что ты о ней думаешь? Честно? – спросила Виктория, ненавидя себя за то, что проявляет неуверенность перед Маршей.

– Она показалась мне… непривычной, – уклончиво ответила Марша. – Понимаешь, в чем дело, – Марша проглотила очередной кусок жевательной резинки, – длинные юбки не очень практичны. Особенно если каждый день приходится ездить в метро.

Виктория кивнула, почувствовав укол вины. Она всех подвела, пытаясь сделать что-то новое, и даже преданная Марша разочарована.

– Спасибо. – Виктория поднялась.

– Что мы будем делать? – спросила Марша.

– Что-нибудь придумаем, – ответила Виктория с большей уверенностью, чем испытывала на самом деле. – Нам всегда это удавалось.

И пошла по коридору в свой кабинет.

Ее рабочее место находилось в залитом солнцем уголке здания: окна выходили на Седьмую авеню – шумно, но освещение того стоило. Кабинет обставили, принимая во внимание прежде всего удобство: большой обычный стол и еще один – длинный и узкий, за которым Виктория работала над своими эскизами. Одну стену покрывала пробковая панель. На ней крепились рисунки моделей на разных стадиях разработки. В центре комнаты отдали дань роскоши: четыре обитых белой кожей стула в стиле ар-деко из поместья в Палм-Бич расставили вокруг кованого кофейного столика со стеклянной столешницей.

Виктория со стоном опустилась на стул и вскрыла верхний пакет.

В нем находилось несколько рисунков, выполненных на плотной белой бумаге. Она быстро просмотрела их, сложила стопкой и откинулась на стуле, закрыв лицо руками. Как и ожидала Виктория, рисунки мисс Мацуда никуда не годились.

Виктория убрала от лица руки и сердито посмотрела на второй пакет. Серебристые буквы внезапно показались ей зловещими. Она перевернула пакет, чтобы не видеть их, и вскрыла.

Еще хуже, чем в первом! Большую часть своей жизни Виктория провела, разглядывая эскизы, анализируя их, стараясь понять, что не так и почему, и, изменив пропорции на несколько миллиметров, могла улучшить модель, сделать ее более приятной эстетически. Ей хватило нескольких секунд, чтобы понять: рисунки мисс Мацуда – катастрофа.

Виктория положила их поверх первой стопки и встала, дрожа от злости. Это было оскорблением. Талантом девушка не обладала, и, пытаясь скопировать ее, Виктории, стиль, она взяла характерные детали и превратила их в пародию. Ну, значит, так тому и быть. Решение за нее приняла мисс Мацуда. Много лет назад Нико сказала Виктории одну фразу, запомнившуюся ей навсегда. Глядя на рисунки мисс Мацуда, она вспомнила слова подруги: «Когда речь идет о бизнесе, помни следующее: каждое утро тебе не должно быть стыдно посмотреть на себя в зеркало. Разумеется, речь идет об осознании того, с какими из своих поступков ты сумеешь жить, а с какими – нет». Она не сможет смотреть на себя в зеркало, зная, что эти модели с ее именем будут где-то висеть.

Словно она сама сотворила нечто столь ужасное.

Господин Икито узнает ее мнение. Виктория достаточно от него натерпелась. Он окажет ей поддержку и попытает удачи с ее весенней коллекцией, или в магазинах Виктории Форд не останется товара…