Страница 95 из 109
Там, в коротеньком, мощенном булыжником переулке он не сразу увидел Лолу. Потом он услышал свое имя, и она выступила из увитого плющом дверного проема. Его поразил вид девушки. Видимо, после похорон она побывала дома и переоделась, поскольку теперь на ней были грязные джинсы и старая красная куртка. Но выражение ее лица осталось прежним – ласковым и восторженным. Джеймс, как всегда, решил, что она им восхищается, и почувствовал потребность ее защитить. Скиппи прыгнул ей на ногу, она со смехом нагнулась, чтобы погладить собачонку.
– Я беспокоился, не случилось ли с вами что-нибудь, – сказал Джеймс.
– Ах, я так счастлива снова вас видеть! Я боялась, что вы не придете. Все приняли сторону Филиппа, и я лишилась друзей. Мне даже жить негде.
– Вы что, ночуете на улице? – спросил Джеймс, еще больше напуганный ее видом.
– Нет, на кушетке у знакомого, – ответила она. – Сами понимаете, каково это! Так не может продолжаться. Уехать домой, в Атланту, я тоже не могу. Даже если бы хотела, там мне негде приткнуться: мои родители обанкротились.
– Боже! – ужаснулся Джеймс. – Как Окленд мог так с вами поступить?
– Ему нет до меня дела. Нет и никогда не было. Он использовал меня для секса, а когда насытился, вернулся к Шиффер Даймонд. Я совсем одна, Джеймс! – С этими словами она схватила его за рукав, как будто боялась, что он тоже попытается сбежать. – Мне страшно! Прямо не знаю, как быть!
– Первое – это квартира. Или работа. Или то и другое, – сказал Джеймс деловито, словно решить эти проблемы было легче легкого. Потом он с недоумением покачал головой: – Трудно поверить, что Окленд вышвырнул вас на улицу, даже не дав немного денег.
– Именно так, – ответила Лола – и соврала. На самом деле Филипп прислал на адрес ее родителей чек на десять тысяч долларов, который Битель переправила на адрес Тайера. Но Джеймсу не надо было этого знать. – Филипп Окленд совсем не такой, каким его считают... – прошептала она.
– Он как раз такой, каким его всегда считал я, – заявил Джеймс.
Лола подошла ближе и отвела глаза, как будто от стыда.
– Конечно, мы с вами едва знакомы, – проговорила она тихо, – но я надеялась, вы сумеете мне помочь. Больше мне не к кому обратиться.
– Бедняжка! – посочувствовал Джеймс и храбро предложил: – Скажите, что мне сделать, – и я это сделаю.
– Я могу занять у вас двадцать тысяч долларов?
Джеймс побледнел.
– Это большие деньги, – осторожно напомнил он.
– Простите. – Лола сделала шаг назад. – Не надо было вас беспокоить. Я что-нибудь придумаю. Я рада нашему знакомству, Джеймс. Вы единственный в доме номер один, кто хорошо ко мне относился. Поздравляю вас с успехом. Я всегда знала, что вы настоящая звезда. – И она побрела прочь.
– Подождите, Лола! – окликнул ее Джеймс.
Она оглянулась, храбро улыбнулась и покачала головой:
– Я выпутаюсь. Как-нибудь выживу.
Он догнал ее.
– Мне очень хочется вам помочь. Я подумаю, как это сделать.
Они договорились встретиться на следующий день под аркой в парке на Вашингтон-сквер. После этого Джеймс вернулся на прием и там сразу налетел на дьявола во плоти – Филиппа Окленда.
– Простите, – пробормотал Джеймс.
– Я слышал, ваша книга занимает первое место в рейтинге, – сказал Филипп. – Поздравляю!
– Спасибо, – вежливо ответил Джеймс. Он заметил, что на этот раз Филипп Окленд не торопится от него сбежать, и ему захотелось как-то его уязвить. Узнав о положении Лолы, он счел это своей обязанностью.
– Только что я видел вашу подружку, – начал он осуждающе.
– Ну да? – Филипп смутился. – Кого это?
– Лолу Фэбрикан.
Филипп смутился еще сильнее.
– Мы расстались, – сообщил он и для храбрости отхлебнул шампанского. – Извините, я вас правильно расслышал? Вы видели ее только что?
– Правильно. В переулке за нашим домом. Ей негде жить.
– Ей положено находиться в Атланте, у родителей.
– Она не в Атланте, а здесь, в Нью-Йорке.
Джеймс развил бы тему, если бы не Шиффер Даймонд, подошедшая к ним и взявшая Филиппа за руку.
– Здравствуйте, Джеймс. – Она даже чмокнула его в щеку, словно они были давними друзьями. Смерть всех делает давними друзьями, пронеслось у него в голове.
– Вы тоже знали Билли? – спросил он ее. В следующую секунду он вспомнил, что это Шиффер нашла тело, и почувствовал себя идиотом. – Извините...
– Ничего, бывает, – снизошла Шиффер.
Филипп теребил ее руку.
– Джеймс говорит, он только что встретил прямо здесь, на Вашингтон-Мьюс, Лолу Фэбрикан.
– Она была на службе, – сказал Джеймс, желая объяснить, как это вышло.
– Боюсь, мы ее не заметили. – Шиффер и Филипп переглянулись, потом Шиффер сказала: «Прошу меня извинить», – и отошла.
– Рад вас видеть, – бросил Филипп Джеймсу и последовал за ней.
Джеймс взял с подноса полный бокал шампанского и присоединился к другим гостям. Шиффер и Филипп стояли в нескольких шагах от него, держась за руки, и кивали, беседуя с другой парой. Похоже, Филипп Окленд не испытывает чувства вины за то, как обошелся с Лолой, подумал Джеймс с отвращением. Он проскользнул в гостиную, опустился на диванчик и оглядел помещение. Вокруг толпились известные люди: из мира моды и искусства, прессы, светские тусовщики. Все эти болтуны в последние лет двадцать задавали тон в Нью-Йорке. Теперь, после месячного отсутствия, Джеймс на все смотрел по-новому. Все вокруг казалось ему до смешного глупым. Разве что половина собравшихся в этой комнате, включая мужчин, занималась в жизни чем-то конкретным. Смерть бедняги Билли оказалась для них очередным поводом, чтобы выпить шампанского, полакомиться черной икрой и поболтать про свои последние проекты. А в это время совсем рядом, на улице, бродила без крыши над головой, возможно, даже голодала ни в чем не повинная молодая девушка, ненадолго принятая в этот круг, а потом отвергнутая им потому, что не отвечала каким-то его требованиям...
Мимо Джеймса прошла незнакомая пара.
– Я слышала, у Райсов есть Ренуар, – донесся до него шепот.
– Он висит в столовой. Совсем маленький. – Они помолчали, потом прыснули. – Картина обошлась им в десять миллионов долларов! Но это подлинный Ренуар, за такого мастера ничего не жалко!
Джеймс подумал, что проще всего было бы попросить двадцать тысяч для Лолы у Аннализы Райс. У нее, судя по всему, такая куча денег, что она уже не знает, на что бы их потратить.
«Погоди-ка! – сказал себе Джеймс. – У тебя самого теперь тоже есть деньги, даже больше, чем ты рассчитывал!» Две недели назад агент сообщил ему, что если его книгу и впредь будут раскупать так же бойко – а причин сомневаться, что спрос сохранится, как будто не было, – то он заработает не меньше двух миллионов. Но его жизнь ничуть не изменилась! После возвращения в Нью-Йорк все шло как раньше: он по-прежнему просыпался утром Джеймсом Гучем, мужем Минди Гуч, и влачил унылое существование во все той же маленькой квартирке. Вся разница сводилась к тому, что сейчас, в двухнедельном антракте, прервавшем его авторское турне, ему было нечего делать.
Джеймс встал и, пройдя через гостиную, вышел на нижнюю из трех террас Райсов. Перегнувшись через перила, он стал рассматривать Пятую авеню. Улица тоже ни капельки не изменилась. Он допил шампанское и, заглянув в пустой бокал, ощутил у себя внутри такую же пустоту. Первый раз в жизни над ним не нависала угроза полного краха, ему не на что было жаловаться, причины для дурного настроения как будто отсутствовали. Тогда почему он не испытывал удовлетворения? Джеймс вернулся в гостиную, жалея, что находится здесь, а не внизу, с Лолой.
На следующий день Джеймс и Лола встретились, как условились, под аркой в парке на Вашингтон-сквер. Джеймс твердо решил быть героем и все утро посвятил поиску квартиры для Лолы. Минди была бы поражена его предприимчивостью, но жене в отличие от Лолы его помощь никогда не требовалась. Секретарша Редмона Ричардли сделала несколько звонков и доложила Джеймсу о сдающейся квартире в ее доме, на углу Восемнадцатой улицы и Десятой авеню. Стоила эта студия тысячу четыреста долларов в месяц. Джеймс связался с владельцем, который, как оказалось, не только слышал о его книге, но даже прочитал ее и очень лестно о ней отозвался, и договорился о просмотре квартиры в три часа дня. Потом он отправился в банк и, чувствуя себя преступником, снял наличными пять тысяч долларов. Придя в парк, Джеймс увидел, что Лола уже там. Тушь у нее под глазами была размазана, словно она плакала, а потом не стала приводить себя в порядок.