Страница 15 из 69
— Чуча! — радостно воскликнула Любава и рванулась к двери.
Однако Ероха оказался проворнее. Схватив Любаву за волосы, он выставил ее перед собою как щит. Лезвие кинжала уперлось ей в горло.
— Один твой шаг — и она мертва!
Чуча остановился. Еще трое или четверо его соплеменников, таких же низкорослых и плечистых, замерли у входа.
— Бросьте оружие и выйдите отсюда! — крикнул Ероха. — Ну, кому говорю?! Я прирежу ее, как овцу!..
— Хорошо, — спокойным голосом ответил Чуча. — Мы сделаем, как ты хочешь.
Он отбросил палицу в сторону, повернулся и шагнул к дверям, но, неуклюже споткнувшись о труп стражника, растянулся на полу.
— Живее, урод, живее! — взвизгнул Ероха.
— Иду, иду, — пробормотал Чуча, поднимаясь и незаметно вытаскивая припрятанный за голенищем короткий нож. — Вот только хотел у тебя спросить: как ты намерен отсюда выбраться?
— Не твоего ума де…
Сотник не успел договорить. Чуча резко вскинул руку — клинок молнией сверкнул в воздухе и вонзился Ерохе в переносицу. Глаза предателя закатились. тело обмякло, и он — уже мертвый — повалился к ногам Любавы.
Столь своевременное появление во дворце Чуча объяснил просто. Вместе с тремя родичами он направлялся в стольный город, чтобы кое-каких товаров прикупить для семейства, а заодно встретиться со старыми друзьями — Любавой и Жданом, узнать подробности о походе на айгуров, выяснить, почему князь домой не вернулся вместе с дружиной. Однако задержались в дороге, засветло в Ладор не поспели, а ночевать возле запертых крепостных ворот не хотелось. Вот и решили воспользоваться Великаньей Глоткой — тем самым подземным ходом, что начинается у Великан-Камня и ведет в бывшее тайное узилище Климоги Кровавого.
Только наружу сунулись, глядь — двое громил тащат кого-то по лестнице из подвала. Пришлось подождать, когда мимо пройдут. Чуча был чрезвычайно удивлен: неужто Любава надумала использовать дворцовый подвал для тех же целей, что и ненавистный ей Климога? Да и зачем ей среди ночи понадобился бедный узник? Не для пыток же! А если Любава здесь ни при чем?.. Пораскинув мозгами, Чуча решил осмотреть подвал и сразу наткнулся на вещицу, валявшуюся на каменном полу. Это был хорошо знакомый ему оберег — маленькая фигурка рыси, вырезанная из кости. Это был оберег Ждана!
Вот, значит, кого волокли громилы по лестнице! Стало ясно, что во дворце творится нечто странное, если не хуже. Чуча и его родичи без промедления кинулись к покоям Любавы, но здесь их остановили стражники. Да не просто остановили, а выхватили мечи из ножен и без всяких расспросов и предупреждений вознамерились порубить подземельщиков в куски. Видимо, наивно полагали, что с легкостью управятся с четырьмя коротышками. Глупцы! Подземельщики только с виду неказисты и неуклюжи, а на самом-то деле мало кто превосходит их в боевом искусстве.
В общем, подземельщики в два счета и навсегда усмирили обнаглевших громил, через порог ступили… Ну, остальное уже известно.
— Жаль, что вы всех мерзавцев прикончили, — вздохнул Ждан. — Как теперь выяснить, с чего вдруг Ероха взбеленился?
— Извини, дружище, — улыбнулся Чуча. — У подземельщиков рука тяжелая, глаз точный. Коли вынуждают, бьем без промаха и наверняка.
— Не придирайся, Ждан, — вступилась за Чучу Любава. — Если бы не подземельщики, кто знает, что сейчас было бы с нами.
— Тоже верно, — согласился Ждан, осторожно потрогав огромный синяк на скуле.
Они втроем сидели в княжеской горнице. За окном занимался долгожданный рассвет. Ждан держался довольно-таки бодро, чего нельзя было сказать о Любаве, измученной событиями этой бесконечной ночи. Подземельщик Чуча, только что узнавший правду об исчезновении князя, старался не выказывать своей тревоги: и без того, как он быстро понял, среди его друзей царило несвойственное им уныние.
— Сначала я подумала, что всему виной черная зависть Ерохи к тебе, — продолжила Любава. — Он несколько раз помянул твое имя, твердил о своих заслугах, которые, дескать, не оценили по достоинству. Но его глаза… Мне показалась, что я заглянула в Преисподнюю. Это был взгляд не просто безумца, нет! Там было еще нечто — жуткое, ледяное, нечеловеческое. Мне кажется, Ероха лишился разума под воздействием чьей-то злой и могущественной воли, и эта воля им управляла… Ох, предупреждала ведь меня Зарема, что беда рядом ходит! Чародейка, видать, нутром чуяла присутствие во дворце злой воли, а я, глупая, не приняла всерьез ее предупреждение.
— Может быть, ты и права, княжна, — задумчиво произнес Ждан. — Во время похода он вел себя достойно и отважно, хотя иной раз бывал слишком высокомерен в отношениях с рядовыми дружинниками. А вот на другой день после исчезновения Владигора он куда-то запропал, отсутствовал с полудня до позднего вечера, хотя его сотня должна была прочесывать правобережные скалы. Вернулся к полуночи, весь какой-то издерганный, мрачный, рассказал, что заблудился и угодил в болото, едва не утонул. Мне, честно говоря, тогда не до него было… Теперь думаю, что именно там, в болоте или еще где-то, разум Ерохи дал трещину, поскольку на обратном пути многие дружинные десятники стали на него сетовать: сквернословит на каждом шагу, злоблив не в меру, чуть что — в драку. Мы все были изрядно уставшими, и этим я объяснял его поведение. К тому же, когда миновали Замостье, жалобы десятников прекратились, все наладилось… Н-да, моя вина — проглядел.
— Да хватит уж после драки кулаками махать! — рассердился Чуча. — Оба на себя напраслину возводите. Эта не догадалась, тот недоглядел… Чушь! Не зря говорится: знал бы, где упадешь, соломки бы подстелил. Вы делали все правильно, нечего сомневаться. И Владигор, когда вернется, то же самое скажет.
— Когда вернется… — тяжело вздохнула Любава.
— Сыскарей вы послали, друзей в Братских Княжествах известили, чародеи тоже без дела не сидят, — перечислил подземельщик. — Так что, если небесные боги от нас не отвернулись, обязательно найдем князя. Думаю, еще до зимних морозов мы его в Синегорье увидим.
Любава с печальной нежностью посмотрела на Чучу, будто хотела сказать: «Спасибо тебе, дружок, за добрые слова. Да только из них мостик к моему брату не выстроишь и дорогу не вымостишь».
…По зимнему снегу вернулись в Ладор сыскари. Никто из них не нашел Владигора, ни даже следов его, ни сколько-нибудь достоверных сведений. Как в воду канул князь Синегорья.
7. Скилл
Хоргут был зол, очень зол. А еще — встревожен. Именно в этой последовательности: зол, очень зол, встревожен. Но не испуган, нет! Ему ли, прямому потомку царей Внутреннего Круга, ассирцу и колдуну, пугаться рогатин, выставленных полуграмотными чародеями? Да, они помешали ему захватить синегорского князя, да, он встревожен их активным противодействием, однако в его душе никогда не было места страху — и не будет.
Можно, конечно, предположить, что чародеи каким-то образом пронюхали о значимости Владигора-Ассируса для возрождения Грозной Ассиры. Тогда почему они противятся Предначертанию? Что кроется за этим? Чье могущество питает их силы?
Вопросы, вопросы… Отсутствие ясных ответов рождало злость. Еще большую злость вызывали провалы всех планов, которые первоначально казались безукоризненными — и по замыслу, и по исполнению. Тем не менее все они («Не все! — одернул себя Хоргут. — Большинство? Нет, просто многие из них») рано или поздно оборачивались неудачей.
Разве плохо начиналось их незаметное вторжение в Иллирию? Сама идея — захват власти без официального свержения власть имущего принадлежала царям Внутреннего Круга. К тому времени они уже получили предупреждение Духа Вечности о грядущей катастрофе, следствием которой — так вещал Дух — станет исчезновение с лика земли царств Грозной Ассиры. Поэтому в сопредельные миры отправились отряды посланников, бесстрашных и могущественных жрецов Великого Скорпиона, вкусивших запретных знаний и поклявшихся использовать оные лишь во имя Ассиры. Предводителями отрядов были назначены лучшие из лучших — младшие отпрыски царских семей, не имевшие права престолонаследия, но с младенчества обучаемые в храмах Скорпиона и традиционно становившиеся верховными жрецами своего божества.