Страница 2 из 66
— Мог бы не говорить… Знаю, что не просто так приполз.
— Бизнес. Мне на пенсию скоро.
— Как ты только дожил такой до пенсии, чува-ак… — ехидно сказал Аспирин и высморкался, испачкав нос томатным соусом. Потом он вытер пальцы о старый плакат футбольного клуба с непонятным и труднопроизносимым названием «ЦСКА» и печально вздохнул.
Прапорщик замечание Аспирина проигнорировал и встал, держась на удивление трезво. Видать, пиво его чуток взбодрило. Ничего, на улице снова накроет.
— Ладно, дядя Петлюра, — сказал я миролюбиво. — Поболтаю с твоим ученым, но если что — имей в виду, парни будут знать, что это ты меня спалил.
— Не маленький, — солидно ответил Петлюра и довольно сложным, но верным курсом заковылял к двери. Там он остановился и добавил: — Пока, Пирамидон! А ты в два, Упырь. Ага?
— Ага, — кивнул я.
Излишне говорить, что назавтра в два я сидел в самом темном уголке «Штей» и в силу некоторых особенностей организма был там совсем незаметен. Снаружи шел дождь, на столе стояла мясная острая жратва, в стакане — сто пятьдесят перцовой, в голове — пустота, изредка нарушаемая тупым постукиванием и побрякиванием где-то в самой ее глубине. Вот ведь, и не пил вчера больше… Хорошо, идти в Зону не надо — с похмелья туда волочься самое поганое дело, хотя некоторые ходят и даже возвращаются.
Народ где-то шастал, несмотря на непогоду: в баре собрались человек восемь сталкеров из числа мелюзги, парочка приезжих журналистов, которым ближе к вечеру кто-нибудь из прибывших стариканов непременно начистит рыльца, да дремал над миской с уже растаявшим в кашу холодцом мертвецки пьяный Руль. Руль пил пятый, нет, шестой день: потерял в Зоне приятеля Дулю, попал Дуля под очередную ковровую бомбардировку, а Руль спасся. А может, Руль Дулю сам зачем-то прикончил. Его дело. Никто Руля не успокаивал, никто ему не мешал — пьет себе человек и пусть пьет. К тому же если другим наливает за упокой. Такие вещи у нас приветствовались. И в любом случае оба идиоты, раз полезли под РСЗО. Сейчас сидели бы вдвоем, квасили бы за милую душу.
Я посмотрел на часы: два тринадцать. Тут входная дверь как раз отворилась, и в зал вошел пузатенький дядя в цивильном: дорогой коричневый плащ, в руке мокрая шляпа, кожаные туфли запачканы каким-то дерьмом; видать, кто-то из братвы на входе проблевался, а пузанчик не заметил и влез… А что ж, тут не Москва и не Киев, господин хороший.
Пузан тем временем благоразумно обошел по дуге восставшего из холодца Руля, с сомнением посмотрев на журналюг, миновал и их, а вот одного из мелюзги подергал за рукав. Мелюзга снизошел. Пузан чего-то спросил, мелюзга покачал головой. Пузан мягко настаивал. Мелюзга пожал плечами и показал на меня. Вот тварь, подумал я, его, кажется, Семафором звать… потом надо будет провести беседу и объяснить, что если кого-то кто-то ищет, то вот так пальцем тыкать — не дело. Он-то не знает: мало ли, кто и зачем меня ищет…
Пузанчик подошел и сел напротив, не спросив разрешения. С такими замашками он у нас долго целым не проходит. Бармен Рыжий понимающе посмотрел на меня из-за своей стойки, вопросительно поднял брови — мол, выставить дядю? Я легонько качнул головой. Выпереть всегда успеется, если надо, я и сам разомнусь.
— Здравствуйте, — сказал пузанчик дружелюбно.
От него пахло мокрой шерстью и сладковатым одеколоном. Я внимательно смотрел на гостя, постукивая вилкой о край тарелки. Он слегка смутился и пробормотал:
— Простите… э-э… ведь это вы Упырь?
— Допустим, — сказал я, потому что на самом деле был Упырем.
— Значит, мне правильно указали… — обрадовался пузанчик. — Я — Алексей Иванович Петраков-Доброголовин, доктор наук, профессор.
— Доктор каких именно наук? — лениво уточнил я, посыпая мясо молотым черным перцем.
— Биологических.
— И зачем вам понадобился Упырь, то есть я?
— Видите ли, у меня есть определенный… как бы получше выразиться… заказ. И мне порекомендовали вас как человека, который этот заказ может выполнить.
Здесь он оглушительно чихнул, и я поманил Рыжего, сделав незамысловатый знак. Тот принес еще сто пятьдесят перцовки.
— Выпейте, доктор биологических наук, — велел я. — Для профилактики простудных заболеваний. И я с вами, чтобы опохмелиться. Голова, знаете, болит.
Профессор чокнулся с моим стаканом, послушно выпил, крякнул и по-простецки занюхал сырой шляпой. За последнее действие я его немного зауважал.
— Видите ли, вначале мне порекомендовали обратиться не к вам, а к человеку, которого зовут Хемуль, — начал пузанчик, шевеля руками. — Я здесь не сам по себе, я представляю довольно серьезных людей, которые, к сожалению, не могут по ряду причин действовать через официальные структуры… Меня снабдили информацией, я приехал и сразу же нашел этого Хемуля.
— И как вам Хемуль?
— Весьма приятный молодой человек, — сказал профессор, отчего-то покраснев. Видимо, от перцовки. Вспомнив о ней, я пригубил из своего стакана, весь не осилил — не шло. Бр-р… Не сблевать бы, уроню же достоинство.
— Однако вы пришли ко мне, ибо Хемуль вас послал по матушке. Так? — спросил я, подавив рвотные позывы.
— В общем, так, — грустно согласился профессор. Вот от чего он покраснел, бедолага: вспомнил Хемулевы устные упражнения.
— Тогда быстренько рассказывайте, что вам нужно, а потом я вас тоже скорее всего пошлю, — честно сказал я. — Не так затейливо, но далеко.
— Мне нужно, господин… э-э… Упырь… Мне нужно двух бюреров.
Я удивился. Бить бюрера — заказ не слишком обычный, но и не сказать чтоб экстраординарный. Водили, били. Понятно, что Великая Депрессия и Перестройка Гласности, но…
— А что так экстренно? Подождите с месяц, тут все уладится, приедете спокойненько и постреляете своих бюреров.
— Что вы! Что вы! — всполошился Петраков-Доброголовин. — Вы меня не так поняли! Зачем же стрелять? Мне нужны живые бюреры, числом два. Мужского и женского, простите, пола.
Вот тут я действительно охренел и даже заржал. На меня стали оглядываться представители мелюзги, и даже Руль, снова опочивший в холодце, заинтересованно зашевелился. Профессор внимательно на меня смотрел и все более тревожился. Я отсмеялся, махом хлопнул оставшуюся перцовку, которая пошла как по маслу, и принялся жевать мясо. Профессор стучал короткими пальчиками по столу, но молчал. Наконец не выдержал:
— А что я сказал смешного, прошу прошения?
— Бюреров вам… А Стронглав вам, часом, не нужен?
— Кто такой господин Стронглав? — не понял Петраков-Доброголовин.
— У Хемуля надо было спросить, он с ним близко знаком… Практически приятели. Весьма приятный кровосос, если вкратце. — Я покачал головой. — Вы что, профессор, охренели? Не знаете, что мутанты вне Зоны не живут? И на кой тогда тащить сюда четыре пуда тухлятины?! К тому же я с трудом представляю, как можно изловить живых бюреров да еще волочь в клетке бог весть откуда, учитывая их возможности.
— То же самое сказал мне и господин Хемуль, только оперируя… э-э… иными терминами, — покивал профессор.
Я нахмурился — вид у пузана был довольный, явно в рукаве припрятан некий козырь. Петраков-Доброголовин продолжал:
— Однако, во-первых, бюрера из Зоны никто не выносил, а сами они — в отличие от многих других мутантов — оттуда не лезли. Насколько всем известно, бюреры представляют собой наиболее… мнэ-э… цивилизованную часть населения Зоны. Поэтому есть мнение, что они хотят своего рода независимости и самостоятельности, а вовсе не войны.
— Положим, с этим можно поспорить, — заметил я. Слыхали такие рассуждения, да. С контролёром можно подружиться, зомби можно приручить, с бюрерами легко помириться… Обычно те, кто так рассуждал, долго не жил. Исключение — Болотный Доктор, да только он и сам-то не пойми кто такой. Скорее не наш, чем наш.
— Допустим, — согласился тем временем Петраков-Доброголовин. — Но что касается первого утверждения, то у меня есть даже научные обоснования, произведенные… не важно, кем произведенные. Но и в случае, если попытка закончится неудачей, вы все равно получите свои деньги. То есть если бюреры скончаются не по вашей вине.