Страница 7 из 14
— Так уж и быть, я отвернусь, — сказал эдил.
— Подожди, любезный Панса, сначала выпьем, — сказал Главк.
Клодий неохотно согласился и зевнул, скрывая свою досаду.
— «Пасть раскрыл на золото», — прошептал Лепид, цитируя «Клад» Плавта.
— «Знаю я полипов этих: тронут чуть и держат уж», — подхватил Саллюстий словами из той же комедии.
На столе появилась третья перемена блюд — всевозможные фрукты, орехи, сласти, пироги и всякие лакомства в самых разнообразных и причудливых формах; вино, которое рабы до сих пор разливали, обходя гостей, теперь поставили на стол в больших стеклянных кувшинах, и на каждом была наклейка, свидетельствовавшая о возрасте и качестве содержимого.
— Отведай лесбосского, мой милый Панса, — сказал Саллюстий. — Отличное вино.
— Это вино не очень старое, — сказал Главк, — зато созревает быстро благодаря пламени Вулкана.
— Замечательно! — сказал Панса. — Но, пожалуй, его букет слишком пряный.
— Какая красивая чаша! — воскликнул Клодий, беря одну из хрустальных чаш, ручки которой, выгнутые в виде змей, по излюбленной в Помпеях моде, были усыпаны драгоценными камнями.
— Не откажи принять ее, — сказал Главк, снимая с пальца дорогое кольцо и вешая его на ручку чаши, — вместе вот с этим кольцом, мой милый Клодий, да ниспошлют тебе боги здоровье и благополучие, чтобы ты мог долго и часто наполнять ее до краев!
— Ты так щедр, Главк! — сказал игрок, передавая чашу своему рабу. — Твоя любовь ко мне придает этой чаше двойную цену.
— Пью за Граций! — провозгласил Панса, трижды осушая свою чашу.
Гости последовали его примеру.
— Мы не избрали симпосиарха! — воскликнул Саллюстий.
— Что ж, бросим кости, — сказал Клодий, тряхнув стаканчик.
— Нет! — воскликнул Главк. — Нам не нужен холодный и всем надоевший симпосиарх, этот царь на пиру. Разве римляне не отреклись от повиновения царям? Неужели мы поступимся свободою предков? Эй, музыканты, сыграйте песню, которую я недавно сочинил, там есть стих про это.
Музыканты заиграли бурную ионийскую мелодию, и молодые голоса запели по-гречески…
Выслушав песню, все громко захлопали. Ведь в гостях у автора стихи всегда кажутся изумительными.
— Это в истинно греческом духе, — сказал Лепид. — Со звучностью и силой греческого языка не может соперничать римская поэзия.
— И в самом деле, как это не похоже на смиренную простоту оды Горация, которую мы только что слышали! — сказал Клодий, пряча усмешку. — Ионийская мелодия прекрасна. Кстати, это слово напомнило мне тост, который я хотел вам предложить. Друзья, выпьем за прекрасную Иону!
— Иона — греческое имя, — сказал Главк тихо. — Я с радостью пью за нее. Но кто она?
— Ах да! Ты ведь только что вернулся в Помпеи, а не то заслуживал бы остракизма за свое невежество! — горячо воскликнул Лепид. — Не знать Иону, самую очаровательную женщину в нашем городе!
— Да, она на редкость красива, — сказал Панса. — А какой голос!
— Должно быть, она питается только соловьиными языками, — сказал Клодий.
— Соловьиными языками — какая прекрасная мысль! — прошептала его тень.
— Расскажите мне о ней, — попросил Главк.
— Так знай же… — начал было Лепид.
— Погоди, дай лучше я! — воскликнул Клодий. — Твоя речь медлительна, как черепаха.
— Зато ты трещишь как сорока! — пробормотал любитель развлечений и с презрительным видом откинулся на ложе.
— Так знай же, мой любезный Главк, — сказал Клодий, — что Иона лишь недавно приехала в Помпеи. Она поет, как Сапфо, и сама сочиняет свои песни, а вигре на флейте, кифаре и лире она превосходит муз. Красота ее ослепительна. Дом ее — само совершенство: какой вкус… какие драгоценности… какие статуи! Она богата, и щедрость ее не уступает богатству.
— Ее поклонники, разумеется, не скупятся, — сказал Главк. — А деньги, которые легко достаются, легко и теряются.
— Поклонники! В этом как раз главная загвоздка. У Ионы есть лишь один недостаток — она неприступна. Весь наш город у ее ног, но она никого не одарилаблагосклонностью и даже не хочет выходить замуж.
— Никого! — повторил Главк.
— Да. У нее душа Весты и пояс Венеры,[23] — сказал Клодий.
— Какая изысканность выражений! — подхватила его тень.
Это просто чудо! — воскликнул Главк. — А нельзя ли ее увидеть?
— Я отведу вас туда сегодня вечером, — сказал Клодий. — А пока… — И он снова встряхнул стаканчик с костями.
— Я к твоим услугам, — сказал Главк любезно. — Панса, отвернись!
Лепид и Саллюстий играли в чет или нечет, прихлебатель Клодия смотрел на игру, а Главк и Клодий, бросая кости, постепенно входили в азарт.
— Клянусь Поллуксом! — воскликнул Главк. — Мне во второй раз выпали «псы»!
— А теперь помогай мне, Венера! — сказал Клодий и долго тряс стаканчик. — О мать Венера, вот она! — и он выкинул самое большое число очков, называемое именем этой богини. — Она покровительствует счастливцам.
— Венера неблагодарна, — беззаботно сказал Главк. — Я всегда приносил жертвы на ее алтарь.
— Кто играет с Клодием, скоро, подобно Куркулиону у Плавта, поставит на кон свой плащ, — прошептал Лепид.
— Бедный Главк, он слеп, как сама Фортуна,[24] — отозвался Саллюстий ему в тон.
— Ну, хватит, — сказал Главк. — Я уже проиграл тридцать тысяч сестерциев.
— Ах, как жаль… — начал Клодий.
— О воплощение доброты! — воскликнула его тень.
— Не нужно сожалений! — сказал Главк. — Удовольствие, которое я получаю от игры с тобой, Клодий, вознаграждает за проигрыш.
Разговор оживился и стал общим, чаши наполнялись все усерднее, и гости Главка снова начали восхвалять Иону.
— Чем дожидаться, пока погаснут звезды, давайте посетим ту, перед чьей красотой они меркнут, — сказал Лепид.
Клодий, видя, что игру уже не возобновить, поддержал его, и Главк, хоть и уговаривал гостей остаться и продолжать пир, не мог скрыть своего любопытства, возбужденного похвалами Ионе: поэтому все (кроме Пансы и тени Клодия) решили отправиться к прекрасной гречанке. Они выпили за здоровье Главка и императора Тита, совершили последнее омовение, после чего надели обувь и, спустившись с лестницы, прошли через ярко освещенный атрий, и злая собака, выложенная мозаикой у порога, их не тронула. Луна только что взошла и озарила еще оживленные улицы города.
Они прошли квартал ювелиров, весь залитый огнями, которые отражались, играя, в драгоценных камнях, выставленных в лавках, и очутились у дверей Ионы. В вестибуле рядами горели светильники, по обоим концам таблина висели пурпуровые занавеси, расшитые красивыми узорами, стены и мозаичный пол сверкали ярчайшими красками, а в портике, окружавшем благоухающий сад, они нашли Иону, вокруг которой уже толпились, аплодируя ей, восхищенные гости.
— Ты, кажется, сказал, что она афинянка? — прошептал Главк, когда они шли через перистиль.
— Нет, она из Неаполя.
— Из Неаполя! — повторил Главк.
В этот миг толпа, окружавшая Иону, расступилась и открыла его взору светлую красоту нимфы, которую его память хранила так долго.
23
Греческая богиня Гестия (соответствующая римской Весте) поклялась священной клятвой, что никогда не выйдет замуж, и наотрез отказала богам Посейдону и Аполлону, искавшим ее руки. Древние верили, что вся прелесть и все обаяние богини любви Афродиты (у римлян Венеры) заключено в ее волшебном поясе.
24
Богиню судьбы Фортуну римляне представляли себе слепой — в знак того, что дары ее достаются не честным, справедливым и достойным, а кому придется.