Страница 50 из 98
Можно, конечно, попытаться вызвать, организовать или спровоцировать скандал — такое нередко устраивают оскорбленные члены супружеских пар, подозревая в измене другую половину. Скандал — сам по себе серьезный способ компрометации, даже если не сопровождается доказательными уликами, обосновывающими обвинение.
Но ведь при вербовке необходимо всячески избегать скандалов — иначе скандал получится, а вербовка — нет.
Проблем здесь гораздо больше, чем способов их разрешения.
Уже цитировавшийся Петё отметил по этому поводу:
«В русских источниках нет никаких указаний на шантаж.
Русские источники также свидетельствуют, что Редля завербовал российский военный атташе в Вене Марченко, а не варшавский атташе[400] Батюшин.
Шантажирование Батюшиным Редля и его вербовка либо непосредственно им, либо его агентом, балтийским немцем Аугустом Праттом, были выдумками авторов книги «Разоблаченная разведка» Боша, Шойца и Шютца, безо всяких указаний на источники. Затем это повторили Аспрей, Маркус, Армор и Пекалькевич.
И Киш тоже писал о якобы шантаже, но уже со стороны Марченко.
Урбански, в то время шеф Эвиденцбюро, подтверждает, со своей стороны, что экстравагантность Редля была неизвестной коллегам, и его как раз считали бабником»[401] — к начальной фразе данного фрагмента нам предстоит возвратиться несколько ниже, а конечную мы уже цитировали.
Пора завершать критику этих шаблонных версий.
Был, например, популярен такой анекдотический диалог во времена громкой славы штандартенфюрера Штирлица — советского варианта Джеймса Бонда:
Мюллер:
— Штирлиц! Вы — еврей!
Штирлиц:
— Что вы! Я — русский!
Анекдот, на наш взгляд, неплох.
Что же получится, если его рассматривать как возможный способ вербовки Штирлица Мюллером?
В изложенном виде признание Штирлица, бесспорно, обеспечивает начальный успех такой вербовке!
Но вот если Штирлиц ответит на тот же вопрос Мюллера:
— Что вы! Я — немец! — тогда что?
Тогда такая вербовка на этом эпизоде и завершится!
Представьте же себе теперь, что кто-то (какой-нибудь Пратт) вербует Редля.
Этот кто-то заявляет:
— Редль! Вы — гомосексуалист!
А Редль отвечает:
— Что вы! Я — бабник!
И что тогда Пратт будет делать с таким Редлем?
Вот и происходит усовершенствование рассмотренной версии многими другими авторами, в том числе вполне современными — Авдеевым и Карповым. Мы не будем тратить время и место на изложение различных старых версий, приведенных ими, ни на одной из которых они и сами не смогли остановиться,[402] что не помешало им уверенно продекларировать: «Как бы там ни было, Редль стал работать на Россию».[403]
Но вот в этом-то как раз нас нисколько и не убедили!
Попытки разобраться в этом, предпринятые на уровне анализа архивных сведений, относящихся к периоду до апреля 1913 года, когда на Венском почтамте началась охота за пока еще неизвестным шпионом, не привели по сей день ни к малейшим сведениям относительно шпионской деятельности Редля в пользу России или любого иного иностранного государства.
Мнение же о том, что Редль был русским шпионом, имеет лишь ту основу, что почти все в этом были и остаются уверены.
Но когда-то все были уверены и в том, что Земля — плоская!
В целом разведывательно-контрразведывательное противоборство России и Австро-Венгрии велось в те времена достаточно рутинно.
Военная угроза нарастала периодически, начиная с Боснийского кризиса и завершившись общеевропейской войной в августе 1914.
В моменты кризисов повышалась нервозность сотрудников разведки и возрастали их штаты, но стиль работы существенно не менялся. Тем не менее, происходил определенный переход количества в качество: интенсивность разведывательных мероприятий и противостоящих им действий контрразведки неуклонно повышались.
Обычной практикой была засылка офицеров генерального штаба на военные маневры потенциального противника — делалось это с официального согласия последнего или без оного. Нелегальные попытки нередко вызывали скандалы — обычно негромкие и не доходившие до официальных арестов.
Штабы приграничных военных округов, их частей и соединений старались приглядывать за своими непосредственными соседями, обычно используя мелких агентов из местного населения. Иногда, впрочем, какой-нибудь штабной писарь или даже швейцар или уборщица поставляли за границу очень важную информацию, доступную далеко не каждому штабному офицеру.
Эпизодически возникали отдельные особо ценные агенты, успешно действовавшие годами — типа того же Гримма, а ниже мы приведем красочные истории разоблачений еще нескольких. Сохранялись в целости, разумеется, и другие, так никогда и не разоблаченные, но про таких счастливчиков почти ничего не известно — в знаменитости они не выходят. Спецслужбы обычно не считают нужным делиться секретами прежних сотрудников, надежно служивших и благополучно отошедших от дел; пример генерала Батюшина характерен в этом отношении. Самих же подобных ветеранов, в свою очередь, редко тянет на откровенные признания.
К 1914 году у России числился единственный постоянный агент, годами действовавший на австро-венгерской территории — знаменитый «Агент № 25».[404] Вот он-таки так и остался неразоблаченным, прекратив сотрудничество с русскими прямо накануне войны, и даже истинное имя его по-прежнему никому не известно. К различным аспектам его деятельности мы будем неоднократно обращаться.
Серьезных разведывательных сетей в противоположном стане, грамотно руководимых легальными или нелегальными резидентами, тем более не существовало: их либо так и не успели развернуть к началу Первой Мировой войны, либо они быстро разваливались в результате провалов.
Примерно так же обстояли дела и у австрийцев.
В Европе тогда еще стоял, как однажды выразился Илья Эренбург, девятнадцатый век, хотя в календарях уже давно числился век двадцатый.[405]
В головах же немолодых генералов нередко правили реалии еще более ранних времен, когда, например, шпионское похищение плана крепости могло иметь важный практический смысл!
Идеологические разногласия в тогдашней Европе сильно преувеличены позднейшей пропагандой. Европейский мир по-прежнему дышал спокойствием и становился, казалось бы, все более доброжелательным и цивилизованным…
Ни ужасы многолетней Первой Мировой войны, ни социальные потрясения, разразившиеся к ее концу, не могли тогда пригрезиться и в кошмарном сне!..
В подобной обстановке текущая разведывательная работа тем более оставалась уделом неуемных авантюристов, а руководящие ею офицеры-профессионалы (в армии и в полиции) лишь пытались более или менее стойко соблюдать хоть какие-то нормы приличий в атмосфере всеобщей продажности.
«Поэтому неудивительно, что число негласных агентов ГУГШ[406] к 1914 г. на Западе исчислялось единицами».[407]
Особое значение, ввиду слабости разведывательных сетей, приобретала деятельность военных атташе.[408]
Российскими военными атташе в Вене состояли: с мая 1900 по май 1905 полковник Владимир Христианович Рооп (1865–1929), с июня 1905 по сентябрь 1910 года полковник Митрофан Константинович Марченко (1866–1932).
400
Так в тексте.
401
Петё А. Указ. сочин.
402
Авдеев В.А., Карпов В.Н. Указ. сочин. С. 22–28.
403
Там же. С. 23.
404
Алексеев М. Указ. сочин. Кн. II, с. 187–188, 233–235.
405
У Эренбурга, строго говоря, было сформулировано, что девятнадцатый век непомерно растянулся — от Великой Французской революции до начала Первой Мировой войны.
406
Напоминаем — Главное управление Генерального штаба Российской армии.
407
Алексеев М. Указ. сочин. Кн. II, с. 242.
408
Тогда они, повторяем, именовались «военными агентами».