Страница 11 из 98
Таким образом, нет никаких оснований считать Никона Ницетаса постоянно действующим псевдонимом — кого бы то ни было и тем более определенно полковника Редля, как это беззастенчиво утверждают авторы многих публикаций о Редле.
Никон Ницетас — это типичный временный фиктивный почтовый адрес, о каковых, например, Батюшин высказывался следующим образом: «В мирное время связь с агентами поддерживается по фиктивным адресам, причем каждый агент должен иметь свой фиктивный адрес, как правило меняемый ежемесячно».[109]
Теперь согласитесь, что весь набор фактов выглядит достаточно странно: в первом письме лежали русские рубли и не было сопроводительного текста, второе письмо сочинил сам Ронге в провокационных целях, а вот форма и содержание третьего и четвертого писем резко отличаются и от первого письма, и от второго!
Текст четвертого письма известен целиком — с точностью до последней буквы: его фотокопию опубликовал Урбанский в 1931 году.
Это — классическое провокационное письмо-ловушка: тут и деньги (и не рубли, столь возмутившие своим примитивизмом Батюшина и заставляющие недоумевать любого трезвомыслящего человека, а самые натуральные австрийские кроны — ровнехонько семь тысяч!), и записка с осторожным намеком на шпионаж и с адресом в Христиании, наверняка никогда ранее не употреблявшимся в шпионских целях, а потому не вызывающим ни эмоций, ни подозрений — в отличие от адреса пресловутого отставного капитана Ларгье.
Из текста четвертого письма многое понятно и о третьем письме, дата которого упомянута в четвертом письме — 7 мая 1913 года.
В этом третьем письме никаких денег не было (за что, напоминаем, есть извинение в четвертом письме), но был дан тот же адрес для связи — в Христиании, а не указанный во втором письме адрес Ларгье, известного едва ли не каждому шпиону в тогдашней Европе.
Теперь, заметим, становится понятным, почему Урбанский сначала написал, что в письме не было никакой сопроводительной записки, а затем тут же опубликовал эту записку: просто он имел в виду разные письма, только вот забыл об этом упомянуть — или психологически завибрировал и не стал в последний момент это уточнять.
Ведь ясно же, что и над ним зависало подозрение в фальсификации, совершенной еще в 1913 году, хотя и едва ли угрожавшее ему чем-либо в 1931 году! Но окончательной утратой доброго имени подобное вполне могло завершиться!
Однако все это сошло Урбанскому с рук: никто и ни в чем его сразу после этой публикации и по сей день не заподозрил и не обвинил!
Хотя, как будет рассказано, его еще в апреле 1914 года за участие в «Деле Редля» вытряхнули со службы,[110] но позднее восстановили — и уже осенью 1914 года он стал генералом и командовал бригадой, а затем и дивизией![111]
В 1931 году Урбанский имел экзотическое для нас австрийское звание фельдмаршала-лейтенанта,[112] соответствующее, как мы полагаем, просто генерал-лейтенанту.
Однако противоречиям в тексте Урбанского можно дать и гораздо более прозаическое объяснение. Оно принадлежит Михаилу Алексееву.
Он так высказался сначала о книге «Эгона Эрвина Киша, проведшего собственное расследование»: «Это не столько документальное сколько художественное произведение, написанное с выдумкой и фантазией, детективным поворотом сюжета», а затем и о прочих: «Воспоминания Ронге и Урбанского опубликованы значительно позже, и можно предположить, что некоторые подробности оба автора черпали у богатого на выдумку журналиста. Остальные исследователи также фактически пересказывают книгу Киша, вводя при этом несуществующие детали и уточнения».[113]
Возразим, что мнение Алексеева нисколько не применимо к книге Максимильяна Ронге: противоречия подробностей у Киша и у Ронге настолько разительны, что ни о каком заимствовании не может быть и речи.
Книга Ронге, к тому же, имеет двойное дно — ее содержание, помимо общепонятной направленности, подчинено и весьма специфической задаче: это, по существу, открытое письмо к одному вполне определенному адресату — некоторые детали, содержащиеся в тексте у Ронге, вообще не могут быть понятны никому, кроме этого предположенного нами фигуранта — живого и здравствовавшего в 1930 году. К этому нам, разумеется, придется возвращаться.
Иное дело Урбанский. Этот тоже имел специфические задачи, но иные, нежели Ронге. Он и решал эти задачи, приводя разнообразные подробности, к которым мы уже обращались и еще будем многократно обращаться. В остальном же Урбанский, как и предположил Алексеев, решил особенно не утруждать себя, и многие детали, показавшиеся ему, Урбанскому, несущественными или общеизвестными, действительно перекатал у Киша.
При этом Урбанский не затруднил себя даже согласованием собственного текста с текстом Киша — отсюда и нелепые противоречия, бросающиеся в глаза.
Разницу между письмами, пришедшими по адресу Никона Ницетаса, можно объяснять разными возможными причинами. Простейшей является то, что их отправителями были различные люди или организации.
В отношении первого и второго писем это очевидно: первое было послано неизвестным отправителем — уж во всяком случае не Максимилианом Ронге; второе как раз сфабриковал именно Ронге — в этом он сам сознался. Ронге утверждал также и то, что после поступления третьего и четвертого писем он изъял это второе — и его полное содержание (кроме ссылки на Ларгье и на неназванный парижский адрес) не известно по сей день.
Третье и четвертое письма, ввиду согласованности их содержания, присланы одним отправителем — снова неизвестным, но не обязательно совпадающим с отправителем первого письма.
В итоге пока что имеется три возможных отправителя: два неизвестных, а третий — Ронге.
Но оказывается, что отправителей было все-таки не три, а два: не потому, что оба неизвестных отправителя совпадали, а потому что автором третьего и четвертого писем снова был Максимилиан Ронге!
Эти сведения, оказывается, были опубликованы еще в 1985 году, но на них, однако, никто по сей день не обратил внимания!
1.2. Ловушка сработала
Одной из наиболее грамотных работ о «Деле Редля» (имеющей, однако, собственные недостатки) является книга Хайнца Хёне, вышедшая в Мюнхене в 1985 году (переиздавалась на немецком в 1988 и в 1993 годах); мы на нее уже однажды ссылались. Преимуществом Хёне является то, что он использовал архивы Военного министерства Австрии в Вене.
Книга Хёне не переводилась на русский, но ссылки на нее широчайшим образом используются современными авторами — в том числе упоминавшимся Михаилом Алексеевым.[114]
Никто, однако, из этих современных авторов (и российских, и зарубежных, да и сам Хёне тоже оказался в их числе, не сумев оценить смысл собственного открытия) не обратил должного внимания на чрезвычайно важную подробность, установленную Хёне.
Оказывается, текст четвертого письма (от 9 мая 1913 года) был совершенно достоверно написан самим Максимильяном Ронге и его сотрудниками — и отпечатан на пишущей машинке.[115]
Затем 17 мая 1913 года этот текст был переслан в Берлин к Николаи — с просьбой вернуть в Вену с соответствующими почтовыми отметками на конверте.[116] Это было, таким образом, проделано не со вторым письмом, как утверждал Ронге (и процитировано нами выше), а с четвертым!
109
Батюшин Н.С. Указ. сочин.
110
Urbanski von Ostrymiecz A. Op. cit. S. 95.
111
Ebenda. S. 96.
112
Urbanski von Ostrymiecz A. Aufmarschplдne. // Die Weltkriegs Spionage. S. 85.
113
Алексеев М. Указ. сочин. Кн. II, с. 195.
114
Там же. С. 195–197, 451.
115
Hцhne H. Op. cit. S. 106–107.
116
Ebenda. S. 107.