Срочно разыскивается герцог

Девушка сделала шаг вперед и легко положила руку на его предплечье.

– Спасибо за то, что ты рассказал мне, – произнесла она, стараясь говорить ровным голосом. – Я приму твои слова близко к сердцу.

Очевидно, это было все, что викарий по-настоящему хотел услышать от нее. Он кивнул, чуть заметно ослабшее напряжение возле его губ было самым близким намеком на улыбку, которую, как она понимала, ей никогда не удастся увидеть.

– Понимаешь, ты сможешь жить в мире и спокойствии, – добавил ее отец небрежным тоном. – Я сам никогда не отклонялся от этого – кроме одного раза в гостинице в Биддлтоне.

Гостиница в Биддлтоне.

Феба заморгала. В тот день викарий был в ярости, но его ярость выражалась только в более отрывистом, чем обычно тоне, и в том, с какой силой, до побелевших суставов, он схватил ее за руку…

Его рука, обхватившая ее локоть, суставы пальцев были ободранными и кровоточащими…

Побег Терренса, без шляпы, в распахнутом жакете, ни разу не оглянувшегося на окно, у которого она стояла, наблюдая за тем, как он оставляет ее позади…

– Мне потребовался почти час, чтобы снова начать контролировать себя в тот день, – проговорил викарий.

Она просидела час в своей комнате, ожидая, что Терренс вернется за ней.

– Ты видел Терренса?

– Видел его? Да я избил этого труса до полусмерти! Мне пришлось угрожать его жизни – и твоей тоже! – до того, как он оставил тебя!

Феба потрясенно смотрела на отца. Он отвел взгляд от боли в ее взгляде, виноватое самодовольство было написано на его лице.

– Ты была предназначена для лучшего! Я пообещал твоей матери…

Ледяная ярость начала подниматься внутри Фебы.

– Ты прогнал его? Я ведь любила его!

Викарий дернулся.

– Ну, он же бросил тебя, не так ли? И затем – ведь позже он прислал меньше дюжины писем! Едва ли это настоящая любовь!

Писем?

И все же ее ярость не могла выдержать долго по сравнению с ее нынешним несчастьем. Какое сейчас это имеет значение? Она была бы несчастна с Терренсом, даже если у него и было намерение жениться на ней. Сейчас Феба могла быть не слишком счастлива, но, тем не менее, ее настоящее было гораздо предпочтительнее, чем перспектива всю жизнь стирать грязные чулки бездельнику-музыканту.

Девушка отвернулась от викария и снова обратила свой покрасневший взгляд к саду.

Кажется, скоро зацветут розы.

Чуть слышное позвякивание упряжи вывело Рейфа из его оцепенелого продвижения. Он поднял взгляд вверх, моргая от утреннего света. Пока он вглядывался, появилось видение. Изящный одноконный экипаж тянул пони с ленточками лавандового цвета в гриве и щеголял пурпурными расписными боками и золотой эмблемой на двери – витиеватой буквой «Л».

Низенький, озорной человечек управлял экипажем. Когда он приблизился к Рейфу, то радостно улыбнулся.

– Вот вы где, милорд! Я подумал, что вы можете идти этой дорогой!

Рейф был слишком изумлен, чтобы делать что-то, кроме того, чтобы стоять с открытым ртом. Человек натянул поводья и остановил пони, а затем спрыгнул вниз. На нем был пурпурный сюртук, белый жилет из мерцающего шелка и щеголеватая маленькая шляпа, которую он снял, когда низко поклонился.

– Лемонтёр к вашим услугам, милорд!

Рейф удивленно заморгал.

– Портной?

Мужчина элегантно пожал плечами.

– Я предпочитаю быть известным, как создатель прекрасных платьев, но пока и это звание подойдет. – Он махнул рукой, словно отгонял в сторону негодование. – Я пришел, чтобы помочь вам в ваших устремлениях, милорд. – Он счастливо улыбнулся. – Разве сам звук этих слов не заставляет ваши колени подгибаться?

Так как колени Рейфа начали подгибаться многие мили назад, то он лишь молча уставился на портного в ответ.

Лемонтёр нахлобучил шляпу обратно на голову и усмехнулся.

– Я готов поспорить, что вы размышляете о том, как я узнал, где искать вас! Это была замечательно проделанная детективная работа…

Рейф покачал головой.

– Не совсем. Письмо было отправлено из деревни вот там. – Он указал пальцем через плечо. – А это единственная дорога в Лондон.

Лемонтёр нахмурился.

– Ох. Ну, хорошо, согласен. – Потом он успокоился, и его улыбка появилась вновь. – Сожалею, что я так задержался, что мне потребовалось чертовски много времени, чтобы найти именно белую.

Так как его день – нет, вся его неделя! – уже была достаточно странной, то это заявление вызвало у Рейфа лишь крошечную частицу любопытства.

– Белую что?

Маленький человечек рассмеялся.

– Белую лошадь, конечно же! – С поклоном и взмахом руки он указал на заднюю часть экипажа.

Рейф, спотыкаясь, сделал небольшой шаг влево и увидел – как вызванное истощением видение источника перед человеком, потерявшимся в пустыне! – прекрасную белую чистокровную длинноногую лошадь, оседланную и готовую к езде, привязанную к задку нелепого экипажа.

Огонь желания снова увидеть Фебу по-новому вспыхнул внутри Рейфа, выжигая остатки отчаяния. Он повернулся к портному.

– Какой сегодня день?

Человечек наклонил голову и в ответ посмотрел на него странно мудрыми глазами.

– Сегодня тот самый день, милорд.

Мгновение спустя, Лемонтёр смотрел вслед облаку пыли, производимому стучащими копытами. Он улыбнулся и одним пальцем поправил свою шляпу так, чтобы она сидела под еще более лихим углом.

– Сэр Дождик, – произнес он, обращаясь к толстому пони, – мы очень хорошо поработали сегодня. – Портной забрался обратно на сиденье со счастливым вздохом и щелкнул языком, подавая знак пони. – В самом деле, очень хорошо. А теперь поторопись, или мы можем пропустить свадьбу!

Глава 51

Рейф соскользнул со своей прекрасной белой лошади и споткнулся о булыжники перед собором. Он въехал бы на своем замечательном, красивом коне прямо в апсиду[18], если бы мог это сделать, потому что его собственные ноги в настоящий момент, кажется, совершенно не хотели двигаться.

Как бы то ни было, но он, хромая, покачиваясь и шатаясь, прошел через большие двери в заднюю часть огромной церкви…

Прямо в громадную толпу зрителей, которые стояли, потому что больше негде было сидеть. Церковь была набита просто под завязку, и Рейфу потребовалось несколько драгоценных минут, чтобы, извиняясь и прося прощения, а иногда даже толкаясь, проложить себе путь сквозь эту толчею.

Он мог слышать, как священник дает указания. Церемония уже началась! Собрав остатки своего отчаяния, молодой человек бросился через толпу и обнаружил, что, спотыкаясь, бредет по пустому проходу. Его ноги подогнулись, и он упал на колени.

– Феба! – Его голос был слишком слаб. Он закашлялся. – Феба!

Рейф попытался стряхнуть истощение, от которого все перед глазами расплывалось. Далеко впереди он увидел две фигуры, стоящие перед кафедрой проповедника – одна была большая и темная, другая – невысокая и белая. Белая фигура обернулась в ответ на его хриплый крик.

– Рейф?

Он услышал, как вокруг него начали шептаться. Со всех сторон потянулись руки, чтобы помочь ему встать на ноги. Были ли это добрые самаритяне или просто зрители, которые хотели увидеть продолжение спектакля – едва ли это имело значение. Наконец-то Рейф стоял перед ними, чуть заметно покачиваясь.

Его брат и женщина, которую он любит, стоят вместе перед священником. Это причиняло боль – Боже, какую сильную боль!

Колдер уставился на него.

– Мой Бог, Рейф! Где ты был?

– Последние две недели я сидел взаперти в подвале для овощей.

Колдер долго изучал брата.

– Ты выглядишь так, словно дюйм за дюймом выцарапывал себя оттуда.

– Я бы выкопал себя даже из могилы, чтобы вернуться за Фебой… – Он повернулся к ней. – Я знаю, что ты должна была подумать… – Господи, было так больно смотреть на нее, видеть, как потемнели ее глаза. Она была так бледна, под глазами темные круги, а щеки ввались. Феба выглядела ужасно.

18

Апсида (от греч. Hapsis) – выступ здания, полукруглый, гранёный или прямоугольный в плане, перекрытый полукуполом или сомкнутым полусводом.