Драматург

Определенно это был главный цвет на сегодняшний день.

Затем передали новости. Робин Кук вышел из правительства Блэра. Саддаму Хусейну дали семьдесят два часа, чтобы убраться из Ирака. Вторая резолюция ООН больше не действовала. Скоро должна была начаться смертельная война. Затем местные новости: из канала выловили три трупа, один из покойников чернокожий.

Далее: «В Кинваре был серьезно ранен в результате наезда житель Голуэя. Преступник скрылся. Потерпевший хорошо известен в округе в качестве президента Ассоциации „Винегар Хилл"».

Я набрал в грудь воздуха.

Президент Ассоциации «Винегар Хилл»? Самое знаменитое событие в восстании 1798 года, час Пикинеров. Я знал одну девушку в полицейском участке залива Голуэй, позвонил ей и вытащил из нее имя жертвы. Тед Бакли. Затем я узнал номер телефона больницы, позвонил, попросил соединить меня с реанимацией, добрался до дежурной медсестры и сказал:

— Доброе утро, это Шон Бакли. Моего брата привезли прошлой ночью.

— И что?

— Как у него дела?

— Он получил серьезные травмы, мистер Бакли. Сломан позвоночник и ноги. И еще черепно-мозговая травма.

— О господи!

— Соединить вас с врачом?

— Гм, нет, спасибо. Его жена с ним?

Я почувствовал, что у медсестры начали возникать подозрения. Она сказала:

— Мистер Бакли холостяк. Кто вы такой, повторите, пожалуйста.

Я повесил трубку.

В телефонном справочнике я нашел:

Эдвард Бакли

Корриб-парк, 21

Голуэй

Внизу была приписка: «Ассоциация "Винегар Хилл", Кинвара».

Бакли руководил организацией из дома, имеет филиал в Кинваре. Я вспомнил недавнюю десятиминутную поездку в фургоне с чехлом на голове, поэтому надел свою всепогодную шинель и решил, что прогулка пойдет на пользу моему колену. До Корриб-парка я добрался за двадцать минут и обнаружил там настоящий деловой улей. Везде люди, что было весьма кстати. Я подошел к дому номер двадцать один и позвонил в дверь, от души надеясь, что у хозяина нет собаки. Ни звука. Я обошел дом сзади и начал передвигать мусорные контейнеры, наблюдая за реакцией соседей. Никаких признаков. Я быстро и резко двинул локтем, выбил стекло, открыл окно и залез в дом. Если сосед позвонил в полицию, я узнаю об этом очень скоро. Я оказался в кухне, которая символизировала аккуратность холостяка. Я узнал эти признаки — помнил свои долгие годы одиночества. Холостяки бывают двух типов: либо это неряха, либо человек, одержимый чистотой. Бакли был из второй категории. Я не увидел даже грязной чашки в раковине. Пол без единого пятнышка, полотенца сложены и развешены по ранжиру. Я почти проникся симпатией к хозяину. Взглянул на часы. Пятнадцать минут прошло, я облегченно вздохнул. Полиции не будет. Прошел по другим комнатам. То же самое — стерильная чистота. Книжная полка, все книги — по истории Ирландии, особенно много про 1798 год. Тяжелая картина в раме, изображающая священника, над камином — святой отец Мерфи, герой восстания.

Найдя дверь в подвал, я зажег свет и спустился. Тут я его и обнаружил, длинный деревянный стол, пики на стене. Прошептал:

— Попался.

Снова вернувшись наверх, я собрал все бумаги, которые попались под руку, и задернул льняные занавески. Это заняло немало времени, да и колено разболелось, но в конечном итоге я сделал из бумаг дорожку из кухни в подвал. Я вспомнил пожелтевшие от никотина зубы Бакли и под раковиной нашел жидкость для заправки зажигалок. Полил ею бумаги, особенно обильно на кухне и у спуска в подвал. Спички аккуратно лежали рядом с газовой плитой. Я открыл кухонную дверь, зажег спичку и уронил ее. Сказал:

— Пых.

У Лоуренса Блока в его книге «Бег по лезвию бритвы» есть сцена, когда его герой, Мэтт Скаддер, присутствует на собрании общества анонимных алкоголиков, во время которого одна женщина рассказывает, что раньше она выпивала первую рюмку, едва муж уходил на работу. Она держала бутылку водки под раковиной в коробке, в которой раньше было чистящее средство для плит. Далее по тексту:

— Когда я впервые рассказала об этом, — сказала она, — одна женщина воскликнула: «Господи, а вдруг бы вы перепутали коробки и выпили бы чистящее средство?»

— Милая, — сказала я ей, — очнись, ладно? Никакой другой коробки не было. Никакого чистящего средства. Я прожила в том доме тринадцать лет и ни разу не вычистила плиту.

Я обожаю эту историю.

Вспомнил о ней два дня спустя, когда входил в паб «У Нестора». Часовой сидел у стойки, погруженный в печаль. Пробормотал:

— Бомбежки начались.

Кэти стояла за стойкой, что случалось очень редко. Я подошел и поинтересовался:

— Где сам?

— У него сегодня встреча.

Кэти внимательно посмотрела на меня и сказала:

— Мне очень жаль, что твоя мама умерла. Джеффа не было в городе, а я никого не смогла найти, кто бы посидел с ребенком.

Я кивнул. Часовой встрепенулся:

— Кто-нибудь умер?

Мы ему не ответили. Кэти предложила кофе, но я отказался. Я перебирал в голове всякие варианты, когда она обратилась ко мне:

— Как Стюарт?

Я не сразу понял, о чем она, потом ответил:

— Он в тюрьме, как он, по-твоему, может быть?

Кэти подумала и спросила:

— Ты на него работаешь?

— Хороший вопрос.

Она начала натирать стойку, которая и без того была в идеальном состоянии. Разумеется, это означало, что я должен убрать локоть и отступить назад.

— Это я настучала, — сказала Кэти.

— Что?

— На Стюарта. Выдала его.

Я просто обалдел, постарался прийти в себя, спросил:

— Ты позвонила в полицию?

— Конечно, в отдел по наркотикам.

Когда она это говорила, на ее лице сохранялось нейтральное выражение, абсолютно никаких эмоций. Когда я заговорил, я почти что заикался:

— Он был твоим другом.

Кэти презрительно хмыкнула:

— Стюарт торговал наркотиками. У таких людей нет друзей.

И у таких, как ты, подумал я. Сказал:

— Бедняге дали шесть лет.

— Достаточно времени, чтобы очиститься, как ты думаешь?

Я был слишком потрясен, чтобы сказать, что я думаю, поэтому пробормотал:

— Увидимся позже.

Я уже открывал дверь, когда Кэти крикнула:

— Мы закажем мессу за упокой души твоей матушки.

Жду не дождусь.

Позади паба имеется сарай, служащий гаражом, где Джефф хранит свой обожаемый «харлей». После Кэти и дочки мотоцикл он ценит превыше всего. «Харлей» был сделан по специальному заказу. Джефф содержит его в идеальном состоянии, тратит каждую свободную минуту на чистку, полировку, ремонт. В тех нескольких случаях, когда я видал мотоцикл, хром и металл сверкали. Если хотите познакомиться с настоящей страстью, спросите Джеффа о «харлее». Когда Джефф восхваляет свою машину, он перемещается в другое измерение. Чтобы понять такую страсть, я прочел «Паломничество на стальном коне» Гари Паульсена. Я смог представить себе, какую пылкую любовь может вызвать «харлей», но толком понять так и не сподобился. Фанаты «харлея» — просто люди другого сорта. Джефф когда-то сказал мне, что «харлей» ломается значительно чаще и с ним больше заморочек, чем со всеми другими мотоциклами, вместе взятыми.

— Тогда зачем с ним связываться?

На его лице отразился ужас, и он воскликнул:

— Да ты что, они ведь чистокровные. Ты же не отдашь лучшее, они так великолепно настроены. Поэтому лучше «харлея» нет ничего.

Сарай не был закрыт. Я открыл дверь и щелкнул выключателем. В центре стоял «харлей» в довольно плачевном состоянии. Я наклонился и взглянул на него спереди. Глубокие вмятины, на боку глина и грязь. Толстая покрышка колеса почти разодрана.

— Подглядываешь за мной, Джек?

Я выпрямился и повернулся к Джеффу. В правой руке он держал тяжелый гаечный ключ. Я бы не хотел анализировать, о чем в данный момент думал каждый из нас.

Я показал на мотоцикл:

— Ты попал в аварию?