Драматург

Выполнив свою обязанность, я отступил, и Маргарет взяла меня за руку. Малачи заметил и нахмурился. Я крепко сжал ее пальцы. Стоящая напротив Ридж перекрестилась и ушла.

Я откашлялся и сказал:

— Гм, благодарю вас за то, что пришли. Я заказал… ну, там напитки, закуски, чтобы… Я вас всех приглашаю в бар «Голливуд»… спасибо.

Чувствовал себя последним кретином.

Они не пришли.

Только Маргарет, Ридж, стол с бутербродами, канистры чая, кофе и пять официантов. Наконец обеспокоенный менеджер бара спросил:

— Вы еще ждете… гостей?

Я покачал головой.

Маргарет взяла бутерброд. Высота горы еды после этого не изменилась вовсе. Она попыталась откусить и спросила:

— Твой друг, тот, у кого бар?…

— Джефф и его жена Кэти.

Маргарет нервничала, жалела, что спросила, и я помог ей:

— Они не пришли.

Я никак ей это не объяснил, потому что и сам не понимал. Ридж со стаканом апельсинового сока в руке выглядела почти хорошенькой. Темный костюм с модной юбкой, белая блузка с намеком на вырез. Вблизи было заметно, что покрой убогий. Что поделаешь, Ридж всегда покупала дешевые вещи. Я заметил:

— Вы выглядите очень мило.

Наши отношения не собирались улучшаться в связи с ситуацией. Она одарила меня обычным ледяным взглядом и проговорила:

— Это ведь похороны — кто на похоронах выглядит мило?

Потом Ридж сообщила, что ей пора заступать на смену, и я проводил ее до дверей. Сказал:

— Спасибо, что пришли.

Ее ничем не проберешь. Она взглянула мне в лицо:

— Вы позаботились, чтобы его убили?

— Тима Коффи?

Она не сводила с меня взгляда, и я в сердцах ответил:

— Нет, конечно, нет. Господи, не валите все на меня.

Ридж посмотрела на Маргарет:

— Мне ее жаль.

Мои дипломатические возможности иссякли.

Она добавила:

— Вы же влюблены в молодую вдову, так ведь, Энн Коффи… или ее фамилия Хендерсон?

Я подумал, что Ридж позволила себе дешевый выпад, под стать дешевой одежде, и сказал:

— Это вы зря. Мне нравится Маргарет.

Ридж скривила губы — получилась довольно мерзкая гримаса, — повернулась, чтобы уйти, и бросила напоследок:

— Чему там не нравиться?

В Голуэе стало появляться все больше семей из Восточной Европы. Они бродили по улицам, и на их лицах застыло выражение потрясения. Отец в куртке из искусственной кожи, мать, идущая чуть позади, с огромными старыми сумками от «Данне», и дети в спортивных рубашках, сшитых под дизайнерские модели. Названия «Адидас» и «Найк» написаны на них с ошибками. Как раз такая семья проходила мимо, и я пригласил их:

— Покушайте.

Еще я притащил двоих пьяниц, которые уже явно перебрали. Налил им по большой порции виски, и они набили свои карманы бутербродами. Менеджер вскинул брови и взглянул на часы. Увиденное его мало утешило. Распахнулась дверь, и в облаке сигаретного дыма появился святой отец Малачи. Он прошел к стойке и заказал себе большую порцию ирландского виски. Я никогда не знал, действительно ли он так хорошо относился к моей матери, но он проводил ненормально много времени в ее обществе. В его ненависти ко мне я был уверен. Мы с Маргарет смотрели, как он подходит к нам. Он бросил презрительный взгляд на людей, поедающих бутерброды, и заметил:

— Ваши друзья, вне сомнения.

Я протянул руку, но священник, проигнорировав этот жест, воззрился на Маргарет:

— Вы, девушка, из Голуэя?

Девушка!

Ее голос снизился до того низкого тона, каким женщины разговаривают со священниками.

— Да, святой отец.

Малачи выпил виски. Щеки у него были красными. Он спросил:

— И что, во имя всего святого, вы делаете с этим клоуном?

Прежде чем Маргарет успела ответить, я сказал:

— Я благодарен за помощь, которую ты оказывал моей матери, но последи за своим языком.

Он повернулся ко мне и, забрызгав слюной отвороты черного пиджака, заявил:

— Твоя мать, да упокой Господь ее душу, наконец от тебя освободилась.

В обществе не принято давать по физиономии священнику. Возможно, многим бы хотелось, но запреты чтили. Я уже подумывал, не нарушить ли мне их, но, поразмышляв, полез в карман, достал бумажник и сказал:

— Хочу с вами расплатиться.

Его глаза заблестели, он почти обрадовался, что я дал ему этот шанс.

— Деньги! От таких, как ты? Да я лучше поеду в Англию, чем это допущу.

— Значит, нет?

Я услышал чьи-то шаги, повернулся и увидел сержанта Коха в черном костюме. Один из тех немногих людей из моего прошлого, кто все еще знался со мной. Он выдал классический вариант ирландского сочувствия:

— Мне очень жаль, что с вами случилась такая беда.

Я заказал ему выпивку, и мы пошли в угол бара и сели за столик. Я оглянулся и увидел, что Малачи предлагает Маргарет сигарету и держит в руке вновь наполненный стакан.

Кох спросил:

— Она легко умерла?

Догадываясь, что он имеет в виду мою мать, я ответил:

— Она ничего в жизни не делала легко.

Он кивнул, затем сказал:

— Но тебе все равно будет ее не хватать.

Сержант хотел быть вежливым, поэтому я пропустил его слова мимо ушей и спросил:

— Ты когда-нибудь слышал про Пикинеров?

Его глаза прокричали «Да», но он проговорил:

— Люди устали искать легальные пути, чтобы разбираться со всякими делами…

Кох коротко рассмеялся и добавил:

— Или, вернее будет сказать, чтобы избежать разбирательств…

Я ждал. Он подумал и сказал:

— Их совсем немного. Если бы не их лидер, они давно бы разбежались.

Миссис Бейли и Джанет побывали на заупокойной мессе и прислали большие букеты цветов. Я был рад, что они не пришли в бар и не видели руины поминок

Сержант допил виски и поднялся:

— Мне пора идти, Джек

— Спасибо, что зашел.

Семейство иммигрантов исчезло вместе со всей едой. Пьяницы настраивались на драку. Я сказал:

— Пора уходить, ребята.

Когда я сунул им бутылку ирландского виски, один из них промямлил:

— Это что, свадьба?

— Нет, похороны.

Пьянчуга внезапно обнял меня, прижал к себе, и я едва не задохнулся от исходящего от него зловония.

— Ты крепись, парень, — выдохнул он.

Когда они уходили, он повернулся, перекрестился и сказал:

— Да благослови вас всех Господь!

«Кража с взломом, дело передается

в областной суд, — сказал Уотерз. -

Полагаю, что Большому жюри будут

представлены и другие обвинения.

Давайте посмотрим: два убийства,

три ограбления, кражи с взломом,

все в домах банкиров, возможно,

торговля оружием, украденными

машинами, заговор. Я что-нибудь

упустил?»

«Богохульство, — заявил Фоли, —

я всегда хотел обвинить парня

в богохульстве».

Джордж В. Хиггинс.

«Друзья Фредди Койла»

Утром после похорон я проснулся, удивляясь тому, что не только не пил, даже сигареты не выкурил. Или это милость Господня? Я вовсе не ощущал, что меня осенила благодать. В моем мозгу извивались и свертывались в кольца темные змеи. Глубокое чувство вины перед матерью терзало меня. Я все пытался избавиться от картины, стоящей перед моими глазами: она на этой койке посреди живодерни.

Господи, да кто бы ни запил? Увы, в мире не хватит «Джеймсона», чтобы избавиться от запаха моей вины. Ведь я бросил мать. Оставил умирать.

Я перебрал в уме то, что имею на сегодняшний день.

Тим Коффи, убитый из-за меня. Безумец, одержимый Сингом, убивший двух девушек и играющий в умные игры. Не говоря уже об этих клятых линчевателях, Пикинерах, сгори они в аду.

Я сварил кофе и сказал себе, что я могу получить от горячего напитка удовольствие и без никотиновой поддержки. В комнате стояла немыслимая тишина. Сделав шаг, я включил радио и услышал концовку песни «Желтый» группы «Колдплей».