Драматург

— Ага, за пять евро выбери день, когда Буш начнет бомбить Ирак. Пятое, пятнадцатое и двадцать пятое ноября уже заняты.

Я подумал и изрек:

— Двенадцатое ноября.

Часовой сделал пометку в маленькой красной книжке и заметил:

— У всех одинаковые шансы, это справедливо: все хотят принять участие.

Я достал пятерку из бумажника и оставил ее на столе. Джефф вздохнул:

— Ты про школьницу слышал?

— Ту, на которую напали?

Он кивнул. Теперь, когда у него была дочь, он стал особенно чувствительным к подобным темам. Но, как обычно, я поторопился и сделал неправильный вывод. Джефф сказал:

— Я знаю одного парня, Пэта Янга, мы подружились…

Я поднял руку, попросив его замолчать. По радио начали передавать в исполнении Джимми Нормана мою любимую песню Эммилу Харрис из альбома «Девушка и красная грязь» — «Бей в барабан медленно». Умереть можно. Джефф ждал, когда музыка смолкнет. Я спросил:

— Что ты говорил?

— Пэт — славный парень. Ему пришлось нелегко. В Бохерморе у них другой взгляд на трезвость. Они бросают пить и покупают мотоцикл. Не так, как в книгах пишут, но Пэту помогает.

Мои глаза задержались на верхней полке. Виски, бренди, ини, мини… водка, шнапс… мини, мо… Текила, вот она работает здорово — быстро, жестко и эффективно. Я услышал слова Эммилу: «Хотел спросить тебя о войне» — и вернулся на землю.

— К чему ты это все рассказываешь?

Он удивился, заметно дернулся и сказал:

— Его могут подставить.

— За что?

— За школьницу.

Я помолчал, привел голову в порядок и поинтересовался:

— Каким образом?

Джефф провел пальцами по густым волосам и потер глубокие морщины на лбу. Когда они у него появились? Сказал:

— Пэта видели поблизости… И девочка его знала.

Я постарался вникнуть. Спросил:

— Что ты этим хочешь сказать? Знала его… Как я должен это понимать?

— Однажды она попросила у него денег на мороженое, и он не дал.

Я не понял, в чем проблема, и сказал:

— После анализа ДНК с него снимут все подозрения, большое дело.

Джефф покачал головой:

— Не думаю, что девочку действительно изнасиловали. На полицейских сильно давят, требуют результатов. Пэт им очень подходит.

Я поднял руки, потому что слышал уже достаточно, и заметил:

— Печальная история, но и такое дерьмо случается.

Но Джефф не хотел сдаваться, после паузы он сказал:

— Ну, знаешь, я надеялся, что с твоими связями ты сможешь поспрашивать, замолвить словечко.

Я по-настоящему удивился. Джефф был не из тех, кто умоляет об одолжении, но вот он сидел напротив и о чем-то просил. К сожалению, не могу сказать, что я проявил милосердие, бросился на помощь своему другу. Нет. Я заявил:

— Разве ты не тот парень, который постоянно морочил мне яйца, настаивая, чтобы я бросил всяческие расследования? Черт, ты ведь постоянно проявлял заботу о моем благополучии и трезвом образе жизни.

Последние слова я сказал резким тоном и демонстративно отодвинул чашку с кофе в сторону.

Джефф глубоко вздохнул и продолжил:

— В городе ходят слухи о группе линчевателей, и я боюсь, что они нацелились на Пэта.

Я изобразил на лице ухмылку, и он вздохнул, всем своим видом выражая разочарование. Он двинул стул назад, взял чашки и пожал плечами:

— Забудь, что я просил.

Я сразу же почувствовал себя скверно. Черт, я лишь хотел убедить друга в бесполезности своего вмешательства, а не отшить его. Я сделал еще одну попытку:

— Черт, Джефф, да не расстраивайся ты. Я же не сказал, что не помогу. Разве я это говорил?

По его лицу я ясно прочел, как сильно ему хочется послать меня подальше с моей помощью, но беспокойство за Пэта Янга пересилило его желание. Я видел эту борьбу и смятение в его глазах. Джефф расправил плечи:

— Ладно, все, я буду глубоко благодарен… за все, что ты сможешь сделать.

Я заставил его прыгать через обруч и пожалел об этом. Винил свое колено, винил священника, пристававшего ко мне, винил свое желание выпить, такое сильное, что хотелось завыть. Дело в том, что я веду себя паршиво значительно чаще, чем я готов признать. Поднявшись, я сказал, чтобы хоть немного разогнать тучи:

— Я сразу же этим займусь.

Джефф как-то странно на меня посмотрел:

— Ты когда-нибудь слышал о Пикинерах?

Я порылся в своих отрывочных знаниях истории Ирландии и отрапортовал:

— 1798 год, восстание… Это было какое-то тайное общество?

Он повернулся к бару:

— Пикинеры, которых я имею в виду, не история.

И ушел.

Когда я шел через площадь, выглянуло солнце. Даже немного теплее стало. Я сел у фонтана и постарался осмыслить те данные, которые имелись в моем распоряжении. Вне сомнения, я страдал от избытка информации. Попробовал составить список приоритетов. Вот что получилось:

торговец наркотиками

его умершая сестра

Синг

еще одна умершая студентка

еще одна книга?

попытка изнасилования

приятель Джеффа.

Пьяницы, собравшиеся у бывших общественных туалетов, громко веселились. После скандалов с педофилами туалеты снесли и заменили металлическими будками, за вход в которые следовало платить. Один забулдыга отделился от группы и приблизился ко мне. У него были на удивление рыжие волосы, два зуба и теплое черное пальто. На шее на французский манер повязана косынка. Она придавала алкашу молодцеватый вид. Он одарил меня обворожительной улыбкой, всем видом демонстрируя дружелюбие, и сказал:

— Добрый вам день, сэр.

Английский акцент с примесью Тайнсайда. Возможно, дело было в солнце, но гнев, который я лелеял, испарился. Я произнес:

— Как делишки?

Пропойца пришел в восторг. По его глазам я видел, что он подсчитывает, сколько может стоить мне моя вежливость. Но я его опередил:

— Вы откуда?

Ему потребовалось мгновение, чтобы сориентироваться — главной целью пьяницы были деньги, но легкий разговор мог увеличить его доход. Но тут ему в голову пришла новая мысль. Он спросил:

— Вы ведь не социальный работник, верно?

Я переложил трость в другую руку:

— Вряд ли.

Алкаш расслабился и уселся рядом. От его одежды и тела разило мочой, грязью, нищетой и Бакфастом. Я постарался не задохнуться, и он сказал:

— Я из Ньюкасла.

— Ну да, вы и Кевин Киган.

— И Алан Ширер, не забывайте. Он хороший парень, как-то дал мне пятерку за то, что я присмотрел за его машиной.

— Зачем вы приехали в Голуэй?

Вопрос его озадачил. Стая пьяниц взывала к нему, в их голосах слышалось нетерпение. Он слишком долго со мной возился. Вся стратегия заключалась в быстроте — получил и смылся. Мне было наплевать, зачем он подошел, но для него это было важно. Он прищурился и заметил:

— Слышал, правительство дает деньги на что попало. Если у вас есть собаки, вы можете даже на них деньги получить.

Я решил избавить пьяницу от необходимости совершить привычный ритуал, достал несколько бумажек и протянул ему. Он быстро сунул деньги в карман пальто, на случай если я передумаю, но скорее всего — чтобы стая не разобрала, сколько я ему дал. Лояльность не самая популярная черта на улицах. На небе появились облака, и я встал.

Алкаш спросил:

— Простите мою смелость, но что случилось с вашим коленом?

— Один мужик меня избил.

Он эту песню знал и кивнул, в глазах отразились воспоминания о том, как били его. Выглядел он на все двадцать лет. Поинтересовался:

— А вы его избили в ответ?

— Еще нет.

Пока он наслаждался моим ответом, я спросил:

— Почему вы не заведете собаку?

— О, я заводил… только я съел ее.

Он видел людей, которые вешались,

засовывали дуло ружья себе в рот

или взрывали себя. Каким-то образом

он научился выносить то, что видел,

и не обращать внимания.

Геннинг Манкелл.

«На неверном пути»