Тайна заброшенной часовни

— Что это? — спросил Брошек.

— Ты разве не видишь? — нахально удивилась Альберт. — Помятый фонарик с разбитым стеклом. Похоже, его использовали вместо молотка или… — она выдержала эффектную паузу, — или дубинки!

Брошек так и подпрыгнул.

— Где вы это нашли? В лесу?

— В лесу, — ответила Альберт с гордой улыбкой.

— Там, где пробежала Неизвестная Личность? — возбужденно спросил Брошек.

— Ну, — подтвердил Пацулка, бросив на явно взволнованного Брошека быстрый взгляд.

Однако Брошек проявил незаурядную выдержку. Он еще не был уверен, что напал на верный след, и решил задать дополнительный вопрос, от которого многое зависело.

— А не фонарик ли это магистра Потомка случайно?

Ика решительно замотала головой.

— Нет, нет. У магистра квадратный, туристский. Совершенно другой.

Тогда Брошек встал и оглядел всех присутствующих с таким серьезным выражением лица, что даже Пацулка на миг оторвался от салата.

— А теперь послушайте меня, — сказал Брошек. — Я был в доме, где остановились супруги Краличек, пан Адольф и… — он запнулся, — его невеста. Там я узнал, что вчера вечером пан Краличек уходил из дома. Пошел, как утверждает, выпить пива. А вернулся с изукрашенной физиономией, потому что вроде бы кто-то задевал его фонарик, и на обратном пути он в темноте врезался мордой в кусты боярышника за мостом.

Влодек присвистнул.

— Интересно, — сказала Альберт. — Очень интересно!

— Это еще не все, — возбужденно продолжал Брошек. — Как я выяснил, пан Адольф тоже уходил вечером из дома. Якобы за механиком. Но, видно, механика не нашел, поскольку сейчас сам лежит под машиной и возится со сцеплением.

— О, — многозначительно сказал Пацулка.

Однако девочки недоверчиво переглянулись.

— Чепуха, — сказала Ика.

— Пан Адольф? — возмутилась Катажина.

— Преступники такие не бывают, — убежденно заявила Ика.

— Я считаю, — заключила Катажина, — что подозревать его просто глупо.

Пацулка сердито открыл банку со сметаной. Попробовал ее и немного смягчился. Поглядев на растерянные физиономии мальчиков, иронически хихикнул. И наконец высказался. Прозвучало это так

— Хе-хе-хе…

— Это еще почему? — возмутились девочки.

Влодек с горькой иронией рассмеялся.

— Дамы удивлены? — спросил он в пространство.

— Страшно удивлены, — сухо бросил Брошек. — Как можно подозревать такого красавчика?

— Воистину, — ехидно засмеялся Влодек. — Подозрения заслуживают только косоглазые, горбатые, пузатые, кривобокие, косматые и вообще только уродливые и несимпатичные…

— Это все? — угрожающе спросила Ика.

Влодек молча поклонился и повернулся к обществу спиной.

— У меня пока все, — холодно произнес Брошек. — И тем не менее я считаю, что следует связать историю с фонариком, по-видимому, оставленным в лесу Неизвестной Личностью, с пропажей фонарика, принадлежащего пану Краличеку. Тем более что ни очаровательного пана Адольфа, ни придурковатого пана Краличека вчера вечером не было дома. И ни у одного из них, похоже, нет алиби.

— О, о, о! — многозначительно произнес Пацулка и погрузился в глубокую задумчивость.

Задумались и остальные. На улице начинался третий ливень пятницы, а в кухне воцарилась сосредоточенная тишина.

Через минуту или две тишина была нарушена легким потрескиваньем, которое постепенно становилось все более громким и даже угрожающим. Правда, шум бьющихся к оконное стекло дождевых струй заглушал этот звук, поэтому довольно долго никто не обращал внимания на то, что происходило на раскаленной плите. Но еще через несколько минут все ощутили какой-то странный запах. Пацулка машинально втянул носом воздух и… все понял.

Кухня огласилась его диким воплем:

— Бифштексы!

Пацулка не ошибся. Над большой сковородой, на которой жарилось четырнадцать ломтей мяса (великолепная говяжья вырезка!), вился отвратительный голубоватый дымок.

Чад быстро распространился по кухне, а затем и по всему дому.

— Это опять Пацулка? — три минуты спустя спросила с порога кухни Икина мать.

— Нет, мама, — сказала Ика. — Это всего-навсего бифштексы.

— Жаль, — вздохнула мама. — Мне казалось, они должны были быть к обеду.

Никто ей не ответил. Дежурные повара молчали от смущения, остальные — из солидарности.

У Пацулки впервые за много лет на глаза навернулись настоящие слезы.

Тогда Икина мама весело улыбнулась, обняла Пацулку и погладила его белобрысую вихрастую голову.

— Не горюй, Пацулка, — ласково сказала она. — Мы не сомневаемся, что ты великий кулинар. А к обеду вполне можно изжарить яичницу.

Пацулка взял себя в руки и согласно кивнул. Сознание вины, однако, во второй раз за этот день заставило его заговорить.

— С луком, с колбасой или шкварками? — деловито осведомился он.

— С колбасой, — сказала мама и ушла.

Тогда Пацулка заговорил в третий раз, что выходило уже за всякие рамки.

Он произнес следующую фразу:

— Я ему этих бифштексов никогда не прощу!

Однако кому не простит, объяснять не пожелал. Закусив губу, он сердитым жестом приказал Катажине заправить суп, перемешать салат и снять наконец с огня компот, а сам занялся приготовлением яичницы: порезал аккуратными кубиками деревенскую, пропахшую можжевеловым дымом колбасу и приступил к следующему этапу сложного процесса, конечной целью которого должен был стать шедевр кулинарного искусства под названием «яичница с колбасой».

— Он ничего больше не скажет, — вздохнул Брошек. — Незачем даже расспрашивать — пустая трата времени.

— А мне когда-нибудь позволят сказать хоть слово? — обиженно спросила Ика.

Гибель бифштексов смутила и огорчила не только Пацулку. Поэтому Икин вопрос остался неуслышанным. Катажина колдовала над кастрюлей с супом, Влодек перемешивал салат, а Пацулка сосредоточил все свое внимание на приготовлении яичницы.

— А я, — сказала Ика, — видела Толстого.

— Да? — вежливо сказал Брошек. При этом лицо его сохраняло отсутствующее выражение: он, подобно Катажине и Влодеку, напряженно размышлял, кого имел в виду Пацулка.

Равнодушие слушателей довело Ику до тихого исступления.

— В конце концов, это не так уж и важно, — прошипела она. — Я всего-навсего видела Толстого… правда, при довольно странных обстоятельствах…

— Да? — повторил Брошек, постепенно приходя в себя.

— Ну и что? — рассеянно сказал Влодек. — И где же ты его видела?

— На дороге в Соколицу, — ледяным тоном ответила Ика. — Он ехал на мотоцикле «Нортон», пятисотка… если вас это интересует.

Брошек уставился на Ику и захлопал глазами.

— Что ты сказала? — пробормотал он.

Ика прошлась по кухне, понюхала суп, взглянула на салат и осторожно обогнула Пацулку. Потом, чувствуя на себе взгляды трех пар загоревшихся от любопытства глаз (кроме Пацулкиных), торжествующе улыбнулась.

— Я сказала, — отчеканила она, — что Толстый на мотоцикле ехал в Соколицу. Потом я его потеряла, но через полчаса снова увидела. На почте. Он заказал срочный междугородный разговор. Хотите знать, откуда мне это известно? — ухмыльнулась она. — Окошко номер два сообщило: срочные на нашей почте заказывают не больше трех раз в год. А знаете, с кем я потом увидела Толстого?

— Да говори же ты наконец! — крикнула Катажина. — Не тяни резину!

Ика важно покачала головой, внимательно наблюдая за тем, как Пацулка взбивает четырнадцать яиц с небольшим количеством муки, сметаны, молока, сырого лука и мелко порезанного чеснока.

— Думаете, это важно? — с притворной скромностью сказала она. — Перед отъездом из Соколицы мама вспомнила, что в доме нет аспирина, а в такую погоду он может понадобиться. И свернула к аптеке. Но на стоянке не было места, и мы поставили машину за аптекой. А оттуда виден задний вход в отделение милиции. И там, — все с большей горячностью говорила Ика, — там стоял Толстый и разговаривал с… капралом Стасюреком! — торжествующе закончила она.

— Что?! — крикнул Брошек. — Толстый разговаривал с милиционером?