Наказание свадьбой

— Господи, за что такое наказание, — пробормотал Луи, и эти слова послужили началом небольшого монолога, — не стоит и надеяться на то, что эта гниющая

старуха не доживёт до свадьбы. Да она ни за что на свете не упустит такую возможность. Она из гроба встанет, чтобы прийти к алтарю. Проклятье! Может, Анту-ан согласится взять её в жёны? Нет. Не стоит на это рассчитывать. Да к тому же, как быть с волей короля в этом случае? — Луи отверг эту мысль и продолжал свой невесёлый монолог: — Остаётся надеяться на чудо. Ничего иного не остаётся. Надеяться, и провести последний месяц моей безмятежной жизни так, словно меня ждёт не алтарь и невеста, а палач и эшафот.

В этом месте Луп одёрнул себя.

Не стоит падать духом, мой друг. Ещё не всё потеряно. Ведь сколько раз мне приходилось выпутываться из совершенно безнадёжного положения. Неужели на сей раз не удастся? Я непременно найду выход. Найду и утру нос моему дядюшке, а заодно и всем остальным, кто прямо или косвенно участвовал в этом злодеянии. Вздумали меня женить на полуистлевшей старухе? Ну, погодите у меня. Я всем покажу, кто такой граф де Сансер. Последняя мысль вызвала у Луп резкий подъём настроения. Он почувствовал, как по жилам с удвоенной силой заструилась кровь. Он был готов к борьбе и мог бросить вызов любому. На губах Луи появилась особенная, столь свойственная ему улыбка. И эта улыбка покоробила Генриетту. Она надеялась, что Луи по-прежнему находится в угнетённом состоянии, но вместо этого увидела его улыбающимся. Она тут же пообещала себе, что сотрёт эту улыбку с его лица. Она положила чистую одежду Луи, которую принесла с собой, на скамейку и уже собиралась уходить, когда услышала весёлый голос графа.

— Спасибо, милая!

Генриетта кивнула и заспешила прочь из сада. Луи вышел из воды, едва Генриетта скрылась из вида. Надевая одежду, он испытал некоторое затруднение, однако Луи не придал этому значения.

Часом позже состоялся обед. Луи пришёл в столовую вместе с де Валиньи. Он испытал поистине огромное облегчение, не увидев здесь своей будущей невесты. Хорошее настроение не покидало Луи. Перебрасываясь остротами со своим другом, он приступил к обеду. Кроме него самого и де Валиньи, в столовой никого не было. Журден лично прислуживал им. Луи с большим аппетитом занялся обедом. И всё бы ничего, но ему не давал покоя одинокий прибор, стоявший на другом конце стола. Неужто эта старуха придёт? — время от времени думал Луи. Но она не появлялась, и он начал понемногу успокаиваться, когда услышал голос Журдена.

— Герцогиня Орлеанская!

— Проклятье! — вырвалось у Луи.

Де Валиньи с укоризной посмотрел на него. Луи развёл руками, словно оправдываясь за свои не вовремя вырвавшиеся слова. В столовую вошла женщина. Она была одета во всё чёрное. С ног до головы. Лицо было плотно закрыто вуалью. На руках чёрные перчатки. При виде герцогини де Валиньи бросил на Луи сочувственный взгляд. Герцогиня остановилась у кресла и жалобным голосом произнесла:

— Любезный граф, вы не прервёте на время свой обед? Вы не поможете несчастной женщине?

— Попросите виконта де Валиньи, миледи. Он сидит гораздо ближе.

Де Валиньи был потрясён этими словами и не скрывал этого.

— Да что с тобой, Луи? Перед тобой женщина, которой ты и без слов обязан оказать почтение.

Луи мрачно покосился на де Валиньи. Он собирался резко ответить, но в это мгновение снова раздался жалобный голос герцогини:

— Не утруждайте себя, граф. Я сама попробую…

После этих слов герцогиня попыталась отодвинуть кресло. Луи ясно видел, что руки у неё дрожат. Будь всё проклято, он должен ей помочь. Превозмогая отвращение, Луи собирался подняться, но с удивлением обнаружил, что не может этого сделать. Любое движение причиняло ему боль. Что за чертовщина?

— Луп, ты собираешься помочь герцогине? — прошипел в его сторону де Валиньи.

— Антуан, ты не поверишь… я не могу подняться с места.

Де Валиньи молча поднялся с места, подошёл к герцогине и, услужливо отодвинув кресло, подождал пока она пройдёт вперёд, а после этого придвинул его вперёд. Герцогиня наконец села. Теперь и де Валиньи заметил, что руки у неё дрожали. Он понимал состояние своего друга, но относиться с таким неуважением к своей будущей невесте — недопустимая вещь. Бросив взгляд, полный упрёка, в адрес Луи, де Валиньи прошёл на своё место.

— Антуан, чёрт бы тебя подрал, я правда не могу подняться с места, — на этот раз голос Луи прозвучал отчётливо, громко.

— Перестань вести себя так неподобающе при герцогине. Это уже не шутки, Луи. Всему есть предел.

— Какие к чёрту шутки? — голос Луи был полон праведного возмущения оттого, что ему не верили, — вся моя одежда прилипла к телу. Я пошевелиться не могу. Едва я это сделаю, как чувствую адскую боль.

— Луи, да что с тобой в конце концов? — де Валиньи терял последние остатки терпения.

— Да откуда мне знать? Проклятие!

Ни Луи, ни де Валиньи не замечали, что дрожь в руках герцогини усилилась. Впрочем, Луи сумел заметить, что вилка в руках герцогини буквально пляшет в разные стороны. Он больше ничему не удивлялся, подозревая, что эта девица рассказала не всё про свою хозяйку. В данную минуту его больше заботило собственное состояние. Он вообще не понимал, что с ним происходит. Может, это какая-то заразная болезнь?

Последние слова он произнёс вслух. Услышав их, к нему подошёл Журден и пристально оглядел его. Затем, видимо, что-то уловив, принюхался.

— Монсеньор, от вас чем-то пахнет!

— И ты это заметил? Я чувствовал какой-то странный запах, но не придал значения этому обстоятельству.

Луп подозрительно покосился на герцогиню. Она никак не могла попасть вилкой в жаркое.

«Придётся ещё и с руки кормить эту старуху», — подумал Луи, наблюдая это зрелище.

— Мёд!

— Что? — Луи отвлёкся от своих мыслей и снизу вверх посмотрел на нависшего Журдена.

— Монсеньор, от вас пахнет мёдом.

Луи принюхался. А ведь и правда. Пахло мёдом. Что бы это могло значить?

Журден попробовал было закатать рукав рубашки, что была одета на Луи, но он так сильно вздрогнул, что дворецкому пришлось отказаться от своего намерения. Де Валиньи наблюдал за всем с безграничным удивлением.

— Прошу прощения, монсеньор, но мне не удастся избавить вас от боли. Я немедленно распоряжусь, чтобы вскипятили воду. Пока будет кипятиться вода, мы отнесём вас в вашу комнату.

— Ты можешь толком объяснить, что со мной происходит? Я что, болен? — Луи без тени страха смотрел на Журдена.

— Даже не знаю, что сказать, монсеньор. Это моя вина. Я недосмотрел.

— Яснее, Журден. У меня сегодня очень неудачный день, поэтому постарайся не испытывать моё терпение.

— Вашу одежду смазали мёдом. Она прилипла к телу. Поэтому вы и не можете двигаться без того, чтобы не испытать боль.

Луи в мгновение ока побагровел. До него дошёл смысл произошедшего.

— Клянусь честью, она даже не представляет, что я с ней сотворю. Где эта мерзавка, — во всё горло закричал Луи, — я с неё шкуру спущу. Я ей задам такую взбучку, что она обо всём на свете позабудет, кроме одного — к графу де Сансер следует относиться с глубочайшим уважением.

Ярость бурлила в Луи. Сделав усилие, он поднялся с места, тут же исторгнув глухой стон. Одежда отходила от тела вместе с кусочками кожи. Луи чувствовал это, но терпел, сжав зубы. Через мгновение он размашистым шагом покинул столовую. После его ухода поднялся и де Валиньи. Перед тем как уйти, он обратился к Журдену:

— Позаботьтесь о моём друге и… и проследите за тем, чтобы граф не нашёл виновника произошедшего. Он в ярости. А когда он в ярости, один бог знает, что может произойти. Де Валиньи покинул столовую.

Едва он ушёл, как из-под вуали раздался самый настоящий хохот. Герцогиня смеялась столь заразительно, что, несмотря на прискорбные обстоятельства произошедшего, Журден не смог удержаться и улыбнулся.