Страница 60 из 61
— Ей всё хуже становится. Щёки уже ввалились, почернели, волосы выпадают. Не могу я на это смотреть больше. Может — кто-нибудь из вас, а? Я сам — не смогу……
Переглянулись мы с Лёхой, сразу поняли — о чём это он. Молчим, глаза отводим.
— У Джедди — Огнин, — Айна неожиданно вмешивается, — Это очень сильный талисман — мне бабушка рассказывала. Есть у чиго древнее Поверье: если над умирающим "молитву смерти" прочесть, и Огнином его губ коснуться, то он либо выздоровеет — если Судьбе это угодно, либо — умрёт, тихо без мучений.
Вынесли Мари из палатки, на траву уложили. Страшно на неё было смотреть — мумия живая, почерневшая, кричащая от боли беспрестанно.
Все вокруг неё встали, Джедди вперёд вышел, Огнин с шеи снял, в ладони зажал.
Глаза в небо устремил, и прочёл молитву, ту — которой его дон Романо, тогда — в Сан-Анхелино, научил:
Коснулся хоббит её губ медальоном, все в немом ожидании замерли.
Чудо случилось, или — совпадение простое?
Как бы там ни было, но кричать Мари перестала, лицо её изменилось совершенно: щёки порозовели, нос вытянулся, голубые глаза открылись широко — просто огромными стали, волосы густые — платиной отливают. Прекрасное такое лицо, красоты неземной, ангельское просто. Грудь мерно поднимается и опадает — дышит, жива значит.
Но, чувствовалось, что это временно, не взаправду, наоборот — Смерть к ней ещё ближе подобралась. Мне даже — страшно стало, словно к чему-то запретному, запрещённому, прикоснулся.
— Что это? — Бернд шепчет, — Что это такое? Кто мне объяснит?
— Она уже умерла, — Айна отвечает, — Только заклятие полностью сработает на рассвете, когда солнце взойдёт…..
Глава двадцать третья
Путь домой
К рассвету мы у костра втроём остались: я, Бернд и Мари. Или — уже только вдвоём?
Лёха с Айной, основную часть индейцев с собой прихватив, на запад ушли — с Эскобаром разбираться, Мэлви с напарником на самый высокий холм отправились — в случае появления противника костёр сигнальный должны зажечь, остальная часть отряда домой отправились, в Сан-Анхелино.
В ожидание рассвета мы с Берндом вырыли глубокую могилу. И лопаты имелись в наличие, но копали только ножами — словно некий рыцарский ритуал соблюдая.
Выкопали, сели на краюшке, свесили в яму ноги, закурили, глядя на небо.
Солнце ещё — где-то спало — за линией Горизонта.
Но, на востоке уже образовался светлый Нимб, оттесняющий Тьму по всем фронтам — куда-то к единому центру, разбившему свои шатры где-то там — на Северо-западе, в отрогах Синих Гор.
Чирикали какие-то местные птички, в ручье плескались рыбёшки, приветствуя каждым своим ударом хвоста по воде — предстоящую Зарю.
— Прямо как у Ремарка в "Трёх товарищах", — прошептал Бернд, — "Пат умерла на рассвете". Там Пат умерла, тихо и незаметно — как будто колодезная вода в деревянном ведре — тонкой корочкой льда покрылась… А — здесь?
Мы подошли к умирающей.
Рассвет. Первый лучик солнца коснулся лица Мари — удивительно прекрасного, так, наверное, в древние времена здешние эльфийские принцессы выглядели.
Девушка вздохнула раз, другой, всё….
Мари умерла.
Засыпали могилу землёй, сверху — каменюгу случайно найденную, здоровенную положили, с письменами старинными, глубоко высеченными. То ли — древние хоббиты высекали, то ли — Древние Майя.
На холме костёр сигнальный загорелся, молодец Мэлви — не спит.
Значит, противник уже рядышком.
Сели на лошадей и вперёд. Часа через два к Сизым болотам выехали, после пожара скакать по ним — одно удовольствие. К вечеру к нагорью выехали. Смотрю — на пригорке сеньора Сара Монтелеон стоит — в чёрных штанах, в высокие ботфорты заправленных, в белоснежной рубашке, в руках — Калашников. Живописная такая — картина маслом: «Амазонка» на пленэре называется.
А вот ещё знакомые лица: Джек Негро, постаревший и хмурый, Джедди с Маркизом на плече, ещё знакомые всякие — по Сан-Анхелино. Понятное дело, местное ополчение нам на помощь выдвинулось, очень кстати!
Оборачиваюсь: ага, вот вдали два пятнышка коричневых шевелятся — джипы с головорезами по нашу душу шпарят.
Бернд ко мне подошёл, распахнул плащ свой длинный — на секунду вовсе. А там — пластид и тротил сплошной, куда там — моджахедам долбанным.
Решил, значит так — счёты подбить.
Что ж — его право.
— Ладно, Андреас, — Бернд говорит, — Удач тебе, и — уезжай. Уезжай — Брат. Прощай!
— Прощай!
Подъехал к своим, все обернулась в мою сторону, поприветствовали — кто как. И, тут же отвернулись, наблюдая за Берндом.
Что ж, может так оно и лучше.
Лишние проводы — лишние слёзы.
Хотелось, всё же, с Джедди и Зорго попрощаться по-человечески. Да, ладно — успеется ещё, жизнь — она штука длинная.
За моей спиной прогремел сильный взрыв.
Вот и всё…..
Через двое суток конь вынес меня к окраинам Сан-Анхелино.
Порт, у крайнего пирса — элегантно притулилась — словно в полусне — «Кошка».
Ни яхта — просто красавица.
Та ещё штучка — эстетичная — до совершенства.
Фьорд стоял на баке, дымя своей вересковой трубкой.
— Один? — спросил Фьёрд, — Один. И даже — она, Мари?
— Только Лёха ещё…… А Она — умерла….
Фьёрд спрятал трубку в карман, и, загребая ногами невидимый снег, постарев — лет на двести, пошёл в каюту кока, где традиционно хранился запас спиртного.
Решили — в Берген идти.
«Кошка» к порту Барселоны приписана была. Да — какая разница. Хозяин её, доктор Мюллер, погиб, да и наследники его — также.
Решили — в Бергене яхту поставим, за полгода стоянку оплатим, Власти — известим, а дальше — не наше дело…
Вошли в бухту Бергена. Красиво — солнце в волнах радугу запускает, на берегу — домишки жёлто-красные выстоялись.
— Эй, Фьорд! — говорю, — Посмотри — красота-то, какая!
А, Фьорд совсем в другую сторону смотрит. Там, на молу пирса — девчонка стоит невысокая, и рядом с ней — два пацана-погодка белобрысых, лет по — восемь — десять.
— Прощай, Андреас! — Фьорд говорит, — «Кошку» — сам поставишь.
И, как был — за борт, в полной амуниции. И, кролем неумелым — к пирсу тому.
Пришвартовался кое-как. Ткнулась «Кошка» бортом в шины резиновые, да и замерла послушно. Умная — девочка.
Да, думаю, и мне, судя по всему, пора — на Родину.
И, девчонка своя там — ждёт, Фьордовой — и не хуже совсем, и киндеров — пару.
— Эй, Андреас! — Фьорд издали орёт, жену обнимая, а на каждом его плече — по мальчишке белобрысому сидит, — Всегда и везде! А, козлы те — не пройдут — никогда!
И, на правое плечо своё показывает, где татуировка Че Гевары — место быть имеет.
— Конечно, не пройдут! — отвечаю, на своего Че пальцем показывая, что на левом моём плече — живёт, — Никогда!