Страница 5 из 17
Год минул с тех тошных дней, а лучше Тимофею не стало. Нет, индекс здоровья у него даже выше нормы, но вот почему его полумёртвый организм исцелился за шесть часов, по-прежнему тайна. Раза три Браун проходил медосмотр у кибердоктора, показывался светилам медицины, но ясности не внесли ни машины, ни живые специалисты. Все они дружно признавали, что да, многочисленные ранения и внутренние повреждения действительно имели место, но все давным-давно зажило, без осложнений и без последствий. Лишь один врач-профилактик, молодой и непутёвый, измыслил гипотезу: дескать, впадина Яу, где всё произошло, представляет собой не простое понижение океанского дна, а метеоритный кратер — миллионы лет назад там упал астероид, возможно, внегалактического происхождения. И если допустить, что осколки этого «небесного камня» испускают некую таинственную эманацию, то можно предположить, что данное излучение необычайно благотворно воздействует на человеческий организм — фантастически ускоряется регенерация тканей. Молодой и непутёвый с ходу придумал название той эманации — М-поле, от слова «магический»…
Тимофей даже водички собрал с пола «Аппалузы», чтобы сделать анализ. Сказку вспомнил: «Брызнула волшебница на Ивана-царевича мёртвою водой, и сплотилась отрубленная голова с туловищем. Окропила она добра молодца живою водой, и ожил царевич…»
Экспресс-лаборатория выдала, что представленный образец является ювенильной[7] водой мантийного происхождения. Удельный вес больше, чем у морской воды. Минерализована и слабо газирована — выделяются водород, гелий, углекислота. Лечебных свойств не обнаружено.
Ссутулившись, Тимофей Браун уставился на волны, что накатывали на пляж, и памятью вернулся в прошедшее…
…Во вторник его на пару с Виктором Волиным послали чистить китов. Тимофей влез в гидрокостюм, напялил аквастат с рогатым шлемом, и старший смотритель торжественно вручил ему электроскребницу.
Кашалоты внушали почтение даже тогда, когда ты сидел в субмарине. Что уж говорить об ощущениях человека, плавающего рядом с колоссами океана?
— Они смирные, — звучал Витин голос в наушниках, — их чистишь, а они чуть ли не мурлыкают…
Однако слова Волина как-то не убеждали Тимофея Брауна, возымевшего решение стать китовым пастухом. Уж больно громаден был кашалот, уж слишком грозно выглядел, чтобы представить его милой животинкой, мурчащей у тебя на коленях.
Погрузившись в воду, Тимофей храбро подплыл к громадному самцу, чья спина была густо усеяна круглыми отметинами размером от чашки до глубокой тарелки — это были следы мощных присосок кальмаров.
— Вот, гляди, — сказал Виктор, подплывая и указывая на бледных толстеньких рачков, устроившихся на спине кашалота и извивавшихся, точно волосы Медузы Горгоны. — Это конходермы и коронулы. Сгребай паразитов!
Браун решительно включил скребницу и удалил рачков.
— А тут, смотри, — китопас поднырнул под брюхо животного, — тут у Леви «китовые вши» завелись. — Он показал на мелких ракообразных, чьи раковинки покрыли кожу кита рыхлой нашлепкой — китовые пастухи называли их «чепчиками». — Выводи!
Тимофей поскреб киту брюхо, бормоча:
— Леви, Леви…
Кит пошевелился — очень осторожно, словно нежась. Так еще бы! Рук у Левиафана нету, не почешешься… А иногда небось так хочется!
— И вот еще! Ах ты, зараза…
Браун подплыл и обнаружил небольших, в локоть длиною, рыб неприятного серого окраса, облепивших бок кита. Это были прилипалы, они же реморы. С ними пришлось повозиться. Но вот последняя из ремор, украшенная присоской, похожей на подошву кроссовки, отвалилась, всплывая кверху брюхом.
— Эти еще ладно, — просвещал Виктор товарища, — а вот если минога присосется… Пипец! Мерзость. Скользкая такая, верткая, коричневая вся. Больше всего пиявку напоминает, такая же дрянь — прилепится к китику и давай из него кровь сосать… Ну, все, инструктаж, считай, получил, давай, чисти дальше!
…В среду Тимофей Браун пас кашалотов на пару с Волиным — его субмарина медленно, в надводном положении, обходила стадо по часовой стрелке. Витина кружила против часовой. Когда подлодки встречались, Волин, выглядывавший из люка, орал:
— Привет, беспризорник! Чё делаешь?
— Хвосты китам кручу, — отвечал Браун.
Ему было хорошо — с ним были океан, киты и друг. Сложно было понять, что же их связало, его — благовоспитанного юношу, и Витьку, уличного пацана. Но связало крепко…
Повсюду, насколько хватал глаз, в волнах темнели группы китов. Блестели на солнце черные дуги — это скользили и исчезали под водою спины нырявших кашалотов, буквально ввинчивавшихся в воду. Взлетали в воздух фонтаны пара. Иногда тишину разрывал громкий удар хвоста о воду, подобный пушечному выстрелу.
Кашалоты и сами описывали в океане немалый круг; через неделю стадо вернется к началу пути.
В ясном небе не было видно птиц, только одинокий альбатрос тяжело обрушивался на волну, вспарывая воду широкими перепончатыми лапами.
Воздух над океаном был неподвижен, тихо кругом — только волны наполняли тишину плеском и шорохом, подобно тому, как песок и ветер непрестанно шепчут что-то в безмолвии пустыни.
После полудня безмятежную пастораль нарушил «маверик» — бродячий кит-одинец, огромное создание, не мельче самого вожака по имени Тимор Пинк — тоже полных двадцать два метра «роста». Маверик отливал иссиня-черной шкурой с коричневыми подпалинами, а кожа вокруг пасти была посечена массой шрамов, оставленных клювами кальмаров, их же роговыми зубами и присосками. Матерый зверь. Видно, что не дурак подраться, но ведет себя мирно, пасется неподалеку и никого не задевает.
Вдруг откуда ни возьмись появилась стая косаток — прекраснейших обитателей океана, возглавляемая громадным самцом в роскошном наряде: в черном «фраке» и белой «манишке». Высокий спинной плавник вздыблен, как меч наголо.
Заметив одинокого кита, стая свернула к маверику, а тот — ноль внимания, фунт презрения.
— Ну, щас чё-то будет… — послышалось в репродукторе бормотание Волина.
Надо отдать должное вожаку косаток — он медлил, словно прикидывая баланс сил. Зато его молодой и норовистый приятель раззинул пасть и бросился на маверика.
Кит-одиночка не кинулся наутек и не стал атаковать сразу — он выжидал. И в самый решающий момент, яростной дугой изогнув свое громадное тело, нанес косатке-отморозку сокрушительный удар хвостом. В следующий момент его нижняя челюсть вспорола мягкое брюхо агрессора — волны окрасились кровью.
Вопли умирающего собрата привели косаток в смятение. Они начали кружить вокруг беспомощно извивающегося товарища, а одна из самок даже попыталась поддержать его, не дать утонуть. Но тщетно — страшная трехметровая рана была несовместима с жизнью.
А маверик свернул на запад и спокойно ушел в открытое море…
…В четверг ночью субмарина Брауна тихо следовала за стадом. Тимофей рефлекторно избегал облаков испражнений, желтевших в лучах прожекторов.
Днем легче увидеть другие следы прошедшего стада китов — стаи птиц, которые ныряют, подбирая за китами объедки, и стаи акул, кои тоже не чураются падали.
Задача у Брауна была проста и незатейлива — собирать плавающие по поверхности куски амбры.
Иногда в кишечнике кашалота образовывались сгустки серой восковидной массы — амбры. У нее был резкий гнилостный запах, но со временем он превращался в приятный, напоминающий мускус, жасмин, ладан. И это удивительное вещество усиливало тонкие ароматы парфюмов, закрепляя их и делая невероятно стойкими. Ценный побочный продукт китоводства.
Тимофей выбрался к стаду и увидел слева по борту странное сияние — шел огромный косяк тунцов, и каждая из огромных, мощных рыбин разрывала темную пелену моря фосфоресцирующими полосами — это светился потревоженный планктон, рассеивая зеленое и пурпурное сияние.
Рассекая эти красочные узоры, ринулись киты, желающие «порыбачить». Мало кому из «рыбарей» улыбнулась удача. В то мгновение, когда над тунцом уже готовы были сомкнуться страшные челюсти, «рыбон» уносился в темноту, серебристо сверкнув, точно сабля, выхваченная из ножен.
7
Ювенильная вода — подземная вода, образующаяся при соединении водорода и кислорода, выделяющихся из магмы. Является «первичной», то есть еще не вступившей в круговорот воды в природе.