Страница 7 из 30
Едва выбравшись из машины, я вновь попала под объектив телекамеры. Еще немного, стану телезвездой и смогу претендовать на приз «Не фиг» являться не вовремя и не туда, куда нужно. Я кивнула репортерше, как старой знакомой, и вступила в переговоры. Седовласый представитель общественности для начала окинул меня неодобрительным взглядом с ног до головы. Объясняться пришлось долго. Я выслушала возмущенные сентенции о неуважении к покою мирных граждан, о прекрасном прошлом и невыносимом настоящем и о том, что мир чистогана на корню уничтожает все доброе и светлое. Значительно поистратив запас своей дипломатичности, я все-таки протолкнула предложение пойти на компромисс: жильцы терпят нашу какофонию, а мы, насколько возможно, постараемся перенести особо шумные работы на дневное время, в скобках: «Хотя бы на несколько дней, а там видно будет». Переговоры удалось закончить мирно и без кровопролития. Я сказала несколько слов в уродливо-огромный микрофон, обсудила с прорабом насущные вопросы и отправилась обозревать строительную площадку, на которой виновница противостояния — сваезабивочная установка — оглашала окрестности гулкими звуками ритмичных ударов. Спорить с тем, что деятельность этого агрегата способна лишить сна, было действительно трудно. Но обеспокоило меня другое — через минуту другую пришлось признаться самой себе, что пытаюсь среди фигур двигающихся по стройплощадке рабочих разглядеть одну — лудовинскую.
Этот неудавшийся футболист не давал мне покоя. После разговора с Ритой я решила, что следует выяснить, правду ли сказал ее наглый воздыхатель, и начала наводить справки. Знакомых в футбольном мире у меня не было, зато имелась подруга и одноклассница Кристина, которая долгие годы трудилась на журналистском поприще. При желании она могла добыть нужную и не очень информацию. Я уже целую вечность не виделась с подругой и была рада, что появился повод, чтобы позвонить ей и пообщаться. Но прежде чем набрать номер, я предприняла попытку придумать нейтральную версию причины, по которой мне понадобился этот футболист. Моей жалкой фантазии хватило на два глупейших варианта: попросил некто знакомый, и хочу найти бывшего футболиста для рекламной акции компании. Первый я отбросила по причине его явной нелепости, а второй, потому что ничего нелепее придумать было уже невозможно. Я позвонила безоружная, и когда, после четверти часа радостного трепа, состоящего из смеси взаимных упреков и восторгов, Кристина вкрадчиво-язвительно спросила, что же мне все-таки от нее нужно, я прямо и честно брякнула, что интересуюсь неким бывшим футболистом и прочая.
Вездесущая подруга позвонила через пару дней и сообщила, что накопала требующуюся инфу: в «Апогее» действительно играл форвардом Роман Лудовин, считался весьма перспективным игроком, но попал в аварию и был серьезно травмирован, настолько, что из спорта ему пришлось уйти. «Если хочешь узнать подробности и сообщить, за каким чертом тебе понадобился этот футболист, предлагаю встретиться в ближайшие семь дней», — закончила свою речь Кристина. Я с энтузиазмом согласилась на встречу, поблагодарила подругу за добытые сведения и сообщила Рите, что новоявленный приятель не обманул ее. «Возможно, ему требуется помощь, и он еще сможет добиться чего-то в жизни», — бодро сказала я ей, видимо, под влиянием каких-то альтруистических брожений в атмосфере, сама себе не веря, но мне вдруг захотелось поддержать сестру. На всякий случай я разбавила гуманистическую направленность своих слов расхожей истиной о том, что мужчина должен быть сильным и уметь преодолевать жизненные препятствия, опять же слабо веря в сказанное.
В очередной раз вспомнив все эти хлопоты, я прошлась вдоль котлована и повернула к машине, вдруг разозлившись на себя. Что за ребячество высматривать мужика, который наделал каких-то несуразных глупостей и увлек неразумную девчонку? Какое мне дело до них?
Распрощавшись с прорабом, я устроилась на сиденье своей малютки, завела мотор и начала разворачиваться в сторону выезда со стройплощадки. Едва я подъехала к поднятому на выезде шлагбауму, как заметила среди идущих к выходу рабочих высокую фигуру. Я притормозила, чтобы удостовериться в том, что боковое зрение не обмануло меня. Лудовин остановился на мгновение, взглянул в мою сторону, ответил кивком на мое приветствие и двинулся дальше. Глупое положение. И зачем я только тормозила? Нет, нужно воспользоваться встречей, вполне случайной, чтобы получше узнать его, мало ли чем обернется вся эта история с Ритой. Поколебавшись, я просигналила. Лудовин шагал, как ни в чем не бывало. Я проехала вперед, остановила машину и, спустив стекло, негромко позвала его:
— Роман Петрович!
Он соизволил оглянуться, остановился, повернулся и шагнул в нашу с «Пежо» сторону.
— Здравствуйте. Что изволите, Дарья Васильевна?
Ну и к чему эта издевка? Разве я заслужила ее? Стараюсь для него же, между прочим, трачу свое отнюдь не резиновое время, а он позволяет себе разговаривать со мной в таком недопустимом тоне. Именно эту мысль я и высказала, но коротко:
— Ничего, Роман Петрович…
— Значит, я могу идти? — спросил он, наклонившись ко мне, и я обнаружила, что у этого хама серые глаза.
— Можете, Роман Петрович… вы, наверное, спешите?
— Спешу, Дарья Васильевна…
— Вас ждет Рита? — совсем неуместно ляпнула я и прикусила язык.
— Рита? — переспросил он и нацепил на лицо удивленную мину.
— Да, Рита, а чему вы удивляетесь, Роман Петрович? Она моя родственница, и я, боясь, что она не справится сама, решила помочь ей, но плоха услуга, когда я ровно ничего не понимаю в ваших делах. В ваших делах, Роман Петрович… — подчеркнула я, уже открытым текстом, напрямую, без обиняков и двусмысленностей.
Кажется, он удивился еще сильнее… и разозлился?
— Что вы хотите от меня, Дарья Васильевна? Я не собираюсь обижать вашу сестру, не беспокойтесь…
— Садитесь в машину, Роман Петрович, — отрезала я. — Я вас подвезу, и по пути мы обсудим дела и обиды.
Он пожал плечами, зыркнул на меня своими серыми глазами, обошел капот, я открыла дверцу. Через несколько минут я вывела машину на проспект.
— Вы уверенно водите, — сказал Лудовин.
— Спасибо, — ответила я, отметив про себя, что его реплика прозвучала очень по-мужски: под якобы комплиментом скрывалось снисходительно-недоговоренное «хотя, как женщина, конечно».
— Закурю, — сказала я, чтобы заполнить паузу и успокоиться, привычно нащупала в сумке пачку, вытянула сигарету и занялась поисками зажигалки.
— Уверенно ведете, — повторил он. — Но лучше не отвлекайтесь.
Ах, да, он же попадал аварию и волнуется — психологические последствия пережитого стресса. Я чуть было не высказала свою догадку вслух, но вовремя спохватилась. Как же мне начать разговор? Издалека, но из какого далека? Решимость, которая наполняла меня несколько минут назад, куда-то бесследно улетучилась, осталось состояние неуместного смущения. Не следует ни одним словом показать ему, что я что-то знаю о его прошлом, иначе можно попасть в двусмысленную ситуацию.
Какое-то время мы молчали, затем пошел дождь, и я нашла оригинальную тему для начала разговора.
— Дождь надоел, — глубокомысленно изрекла я. — Очень мокрая осень.
— Для нашего города это и не удивительно, — молвил Лудовин.
— Да, верно, — ответила я.
Я осторожно взглянула на него. Он смотрел вперед, прядка темных волос на лбу, вполне приличный профиль — немного неправильный нос, тонкие губы, подбородок… гм-м-м… можно было бы посчитать волевым, если бы он был чуть резче очерчен. Я оценивала черты его лица, словно собиралась делать карандашный набросок, невольно прикидывая — вот здесь нужно обвести контур, там наложить тон посветлее, а сюда — густую тень. Впереди светофор мигнул красным, я остановила машину и сказала, словно нырнула в холодную воду:
— Роман Петрович, мы как-то странно познакомились с вами, вы меня действительно удивили…
— Чем же? — спросил он, повернувшись ко мне.