Время жалящих стрел

Оставалось только ждать.

О прочих возможностях он предпочитал не задумываться. Мысль о побеге мелькнула непрошенной гостьей, – но он тут же отогнал ее прочь. Бежать невозможно, сказал он себе твердо. Но, скорее, истинная причина была в ином. Побег необходимо было спланировать, осуществить… но мало того. Необходимо было решить, что делать затем. Предпринимать какие-то действия, прятаться, искать сторонников, возможно даже, собирать армию и вести ее против брата.

Принц Шамарский не чувствовал в себе сил даже просто думать об этом. Наконец был избавлен от необходимости делать что бы то ни было, чего, похоже, ждали от него все окружающие, что-то решать, проявлять активность, пытаться разобраться в так немыслимо запутавшемся своем существовании. Слишком много узлов завязалось… одна мысль о том, чтобы пытаться развязать их, вызывала душевную усталость. Теперь же он мог с чистой совестью позволить себе не предпринимать ничего.

Засохший сыр, краюха хлеба и вода стали его завтраком. Он был рад и этому. В его полной превратностей жизни приходилось довольствоваться и худшим. И, закинув руки за голову, принц Шамарский откинулся на подстилку, следя бездумно за тем, как медленно ползет по стене пятно солнечного света.

Внезапно послышался скрежет засова.

Узник вздрогнул. Похоже, сам того не заметив, он задремал… Валерий сел, хмуро косясь на дверь. Кто бы это ни был, он сомневался, что ему принесли добрые вести. Говорить ни с кем не хотелось. Пожалуй, даже больше, чем прихода Нумедидеса, он опасался появления кого-то из друзей. Они примутся ободрять его, строить планы освобождения, утомлять пылкими речами, поносить коварство кузена.

Ничего этого не хотелось.

Однако судьба оказалась к нему милосердна. На пороге, когда дверь наконец распахнулась, оказались двое стражников. Первый опустил на пол перед Валерием поднос с едой и вышел, унося пустые плошки. Другой втащил и бросил в противоположный угол камеры еще одну подстилку. Принц с недоумением проследил за ним взглядом.

– Эй, послушай… – обратился он к вошедшему, но тот, не обращая ни малейшего внимания на пленника, выпрямился и махнул кому-то рукой.

Пораженный, Валерий увидел, что в камеру к нему вносят человека. Тот был без сознания. Увидев следы запекшейся крови на лице и одежде, принц понял, что его подвергли пыткам. Он невольно содрогнулся. При Вилере пытать пленников было запрещено и, насколько ему было известно, до сих пор приказ этот ни разу не нарушался.

Стражники опустили юношу на ложе из соломы. Третий, войдя вслед за ними, поставил у стены ведро с водой, и Валерий подумал, что, когда солдаты уйдут, надо будет смыть кровь и посмотреть, насколько плох раненый. Едва ли можно рассчитывать, что к нему позовут лекаря…

Но зачем этого человека бросили к нему? Неужто нет больше свободных камер? Но, чтобы забить до отказа темницу, Нумедидесу пришлось бы арестовать полгорода.

Нет, здесь было что-то иное.

Внезапно он обратил внимание на одежду пленника, грязную, превратившуюся в лохмотья. Но в тряпье этом смутно угадывался белый с черной каймой балахон.

Митра, да ведь это тот самый безумец, что заколол короля! Валерий сжал кулаки. Он готов был наброситься на мерзавца, удушить его голыми руками… Лишь присутствие стражников остановило его.

Двое первых вышли, тяжелая дверь со скрежетом закрылась за ними. Принц обернулся к оставшемуся.

– Зачем вы принесли сюда этого человека?

– Это приказ! – раздался ответ.

Как знаком показался ему этот голос…

Как ужаленный, Валерий вскочил – и оказался лицом к лицу с Конаном из Киммерии.

Несколько томительных мгновений он молча смотрел на выходца из давнего прошлого, не в силах поверить своим глазам. Мимолетную их встречу ночью во дворе он выбросил из головы, почти убедив себя, что ошибся во тьме, встретив кого-то похожего на северянина.

Но теперь сомнений быть не могло. Перед ним действительно был киммериец. И, судя по всему, варвар поступил на службу к Нумедидесу, его ненавистному кузену!

– Что тебе здесь надо? – сдавленно промолвил он наконец.

Варвар чуть заметно пожал плечами.

– Хозяин приказал поместить сюда этого парня.

– Хозяин? – Валерий не смог сдержать язвительной насмешки. – С каких это пор у тебя появились хозяева, варвар? Я что-то не припомню за тобой такого подобострастия!

Тот несколько секунд молчал, оценивающе разглядывая пленника. Еще мгновение назад Валерий готов был поручиться, что киммериец узнал его, но теперь по лицу варвара невозможно было прочесть ничего. Оно было бесстрастным, точно лик древнего идола.

– Ты прав, шамарец, у меня нет хозяев, – невозмутимо промолвил он, словно и не заметив издевки в словах Валерия. – Но этот… – он презрительно кивнул в сторону двери, – …этот отныне хозяин во дворце. И пока он платит, я выполняю его приказы.

Нумедидес – хозяин во дворце! Валерий сжал кулаки.

– И какие приказы ты выполняешь? Приказ разорить мирный замок и сжечь его вместе со всеми обитателями, не щадя ни женщин, ни детей?!

Принц и сам не мог сказать, откуда пришло к нему это прозрение, однако теперь он был уверен, что не ошибся, даже хотя единственной реакцией Конана были на мгновение опущенные веки. Но он знал!..

– Раньше ты был другим, киммериец! Капитан наемников пожал плечами.

– Все мы были другими, Валерий из Аквилонии. Принц Шамарский…

Последнее прозвучало с явной насмешкой, но Валерий не принял вызова, сознавая, что задел киммерийца, и тот лишь старается сейчас ранить его в ответ:

– Пути Митры меняют человека, что идет по ним.

– Да? Только ты, похоже, двинулся по путям Сета!

Конан угрожающе надвинулся на него. На миг у Валерия перехватило дыхание – ему показалось, что тот сейчас ударит его. Но варвар лишь с шумом втянул в себя воздух, стараясь успокоиться, и опустился на колченогий табурет. И голос его, когда он заговорил, звучал почти спокойно, лишь с тенью скрытого напряжения.

– Клянусь Владыкой Могил, я выполнял приказ, принц! Нам было сказано, что в замке свили гнездо чернокнижники, готовящие погибель Аквилонии. И поверь, мы нашли тому доказательства! Но и тогда мы не намеревались убивать безоружных. – Он нахмурил лоб, точно собирался добавить еще что-то, но передумал. – И вообще, не тебе судить меня, шамарец И не тебе вспоминать о Сете. Потроха Нергала, можно подумать, это я, а не ты продал душу Тьме.

Валерий сел на свою подстилку, отворачиваясь, чтобы лицо не выдало его истинных чувств.

– Я не продавал душу Тьме, киммериец, – произнес он глухо. Боль вновь нахлынула на него, такая же пронзительно-острая, как и в те далекие дни. – А виноват я лишь в том, что живу прошлым и не вижу, что творится кругом. Не проходит дня, чтобы я не вспомнил… ее.

Аромат волос Тарамис. Черные глаза с поволокой. Высокая грудь и острые соски, бесстыдно просвечивающие сквозь тонкое одеяние радужного шелка. Память о ней жила в его сердце, такая яркая, точно он не больше часа назад расстался с принцессой. И представить грубые лапы варвара, касающиеся ее кожи, обнимающие гибкий стан… Он стиснул зубы, – и был поражен, заметив удивление на лице киммерийца.

– Кого? Саломею? Крепко, видать, запала тебе в душу проклятая ведьма!

Валерий недоуменно уставился на наемника.

– Я не о ней. Ты разве не помнишь ту, другую… – Даже сейчас он не мог заставить себя вслух произнести ее имя.

Конан задумчиво нахмурил брови.

– Ах, да! Королева Тамис…

– Тарамис, – чуть слышно поправил Валерий, но тот даже не расслышал его.

– Славная крошка. Жаль, что не довелось отведать ее ласк! – Он прищелкнул языком, неожиданно лукаво подмигивая принцу, точно они были равны с ним – два солдата на поле боя, вспоминающие нежных, уступчивых девушек, что ожидали их где-то за тридевять земель, в другой жизни.

Это было одновременно так знакомо, вызывая в памяти почти забытые деньки, – и одновременно так странно, так чудовищно сегодня, что Валерий поймал себя на том, что смеется, не зная, как реагировать на нелепость ситуации. Конан, однако, принял его веселость за чистую монету и расплылся в ухмылке.