Q

Письмо, посланное в Рим из города Страсбурга, адресованное Джампьетро Караффе, датированное 10 января 1534 года.

Мой благороднейший господин.

Лишь сегодня я получил послание Вашей Милости, которого ждал с таким нетерпением. Бессмысленно скрывать, что в этом крайне серьезном положении время жизненно важно, и я был крайне обеспокоен. Мне было необходимо получить разрешение Вашей Милости, ибо для всего, что мы собираемся предпринять, потребуется покровительство Всевышнего, дабы все вышло к лучшему.

Однако позвольте вкратце доложить Вашей Милости, что, как я думаю, следует предпринять против анабаптистской чумы.

Прежде всего, мой господин, я изложу факты: анабаптизм распространяется снизу. У него нет одной единой главы, которую можно было бы отрубить от шеи и больше ни о чем не думать; нет войска, которое можно было бы разбить в бою; нет точных и определенных границ — он вспыхивает то там то сям, как черная оспа, моментально перебрасывающаяся из одной области в другую и пожинающая свои жертвы, независимо от того, в каких странах они живут, на каких языках говорят, перемещаясь благодаря телесным жидкостям, дыханию, на полах одежды. Мы знаем, что анабаптисты отдают предпочтение рабочим с мануфактур, но можно с полным основанием сказать, что теперь их обнаружишь повсюду. Так что от них не спасут никакие границы, ни городская милиция, ни войско на деле не могут помешать наступлению этой невидимой армии.

Как же мы можем сдержать опасность, угрожающую всему христианскому миру?

Сколько раз в течение последних недель, мой добрейший господин, я задавался этим вопросом… Как я напрягал свой мозг, едва не придя к выводу, что в столь затруднительных обстоятельствах слуга Вашей Милости никак не в состоянии помочь своему господину.

Возможно, Господь Бог возжелал, чтобы я понял, насколько ошибаюсь, и чтобы мне удалось послать Вам свои соображения в надежде на то, что они будут благосклонно приняты Вами.

А именно, я думаю, что решение проблемы будет достигнуто с помощью тех же распространителей заразы: анабаптисты сами указывают нам способ нанесения им эффективного удара.

Моему господину стоит освежить в памяти дела, которыми мы занимались десять лет назад, во время Крестьянской войны, когда Вы положились на этого своего скромного слугу. Тогда он вспомнит: для того чтобы обвести вокруг пальца сумасшедшего Томаса Мюнстера, нужно было с ним познакомиться, притвориться его сторонником. Так было легче заставить его, во-первых, стать помехой Лютеру, что было уже заложено в его природе. А затем низвергнуть его в преисподнюю, когда он решил перевернуть мир и, не желая того, оказать поддержку императору в борьбе против немецких курфюрстов.

Поскольку я убежден: воспоминания об этих эпизодах еще свежи в памяти Вашей Милости, позвольте своему скромному слуге напомнить и о том, что Томас Мюнцер был упрямцем, ведомым Сатаной, но вместе с тем умным и осторожным, и обладал даром поднимать толпу и выдающимися ораторскими способностями.

А разве наши анабаптисты не такие же «мюнцеры», но меньшего масштаба?

И среди них тоже, кажется, есть сильные личности, духовные вожди, как, например, этот Бернард Ротманн, и другие, чьи имена, возможно, ничего не скажут Вашей Милости, но повсеместно гремят в этих землях, и первые среди них — Мельхиор Гофман и Ян Матис.

Так что мой совет состоит в том, чтобы попытаться положить конец их очевидной распыленности и вездесущности. Надо попытаться собрать всех их лидеров, всех мюнцеров, чеканщиков, распространителей чумы в одном месте: все гнилые яблоки — в одной корзине.

Но стоит откровенно заметить, судьба уже благоприятствует нам. Ибо, как Ваша Милость могли узнать из моих предыдущих посланий: к городу Мюнстеру сейчас приковано пристальное внимание не только анабаптистов, но и целой толпы людей, целых семей, которые, забрав с собой оружие и домашний скарб, едут туда из Голландии и из всей империи. Мюнстер стал Землей обетованной для самых закоренелых еретиков.

Таким образом, я думаю, что некто сможет без труда влиться в этот поток и войти в город. Затем ему придется завоевать доверие вождей секты, притвориться их другом, чтобы влиять на их действия, не привлекая к себе особого внимания и способствуя стечению туда как можно большего числа анабаптистов.

Как только гнилые яблоки будут собраны, перспективы уничтожить самые опасные элементы одним ударом будет достаточно для заключения союза между ландграфом Филиппом и епископом фон Вальдеком, то есть между протестантами и католиками, против опаснейших подстрекателей.

Но в связи с тем, что выполнение подобного плана потребует привлечения одного-единственного человека, кто будет действовать на месте, я считаю вполне естественным: предложивший акцию должен и осуществлять ее. Вот почему я выезжаю в направлении Мюнстера с намерением занять определенную сумму в кельнском отделении банка Фуггеров и предоставить ее в дар ни о чем не подозревающим анабаптистским вождям.

Так как мне придется действовать тайно, необходимо, чтобы я мог рассчитывать на рекомендации от Вашей Милости к епископу фон Вальдеку, как и на то, что он будет информирован о моем присутствии в Мюнстере и о том, что я постараюсь как можно раньше связаться с ним, чтобы выработать план дальнейших действий.

Прибыв к месту назначения, я поспешу подробнейше известить Вас обо всем происходящем. А теперь мне не остается ничего иного, кроме как довериться Божьей воле и положиться на Его защиту, в надежде, что Ваша Милость упомянет скромного слугу в своих молитвах.

Целую руки Вашей Милости.

И вот слово обрело плоть (1534 год)

ГЛАВА 23

Окрестности Мюнстера, Вестфалия,

13 января 1534 года

Я вскакиваю на ноги, услышав отдаленный грохот… В ушах звучат выстрелы пушек… Глаза сузились в щелки… Снова люди, бегущие по равнине.

Нет. Это всего лишь гром, преследующий нас в дороге уже много дней. Другое время, другой вид. Солома, вонючая и теплая: тепло животных — коров и людей, приведших меня сюда. И внезапный озноб — вырвавший меня из сна, прямо под носом у быка. Громадный круглый глаз наблюдает за мной: будничная жвачка уже снова во рту.

В окне — очень странный железный свет с низкого неба, затянутого облаками, а на улице — мороз, ожидающий храбрецов по дороге к городу.

Всего миг — и новая дрожь, пришедшая из памяти: волнующиеся животные больше знают о том, что ждет нас в пути. Я тщетно пытаюсь прогнать видения прошлого.

Третий раскат грома, и молния раскалывает горизонт. Гроза подошла довольно близко, и воробьи кричат от голода и безнадежности, потому что не могут улететь.

Нас раздавит… эта безграничная чернота по всему небу.

И кто знает, не будет ли таким его собственный конец: водоворот или потоп вместо землетрясения от пушечной канонады. Не думаю, что переживу это снова, во второй раз.

И все же совсем не этот вопрос стоит задавать себе на рассвете на пустой — уже в течение двух дней — желудок и со столькими милями за спиной.

Этот четвертый… гораздо ближе. Он почти над нами. Удар, сотрясающий землю, и внезапный шум, эхом отражающийся в листве, — струи дождя с крыши.

Я смотрю на дорогу — она уже превратилась в сплошной канал грязи, сползающей с пологого холма: лишь двое безумцев могут путешествовать в такую погоду.

Двое таких, как мы.

Я слышу, как он храпит во тьме хлева, и тихо матерюсь.

Горизонт полностью затянут: города, скорее всего, уже больше нет.

— Ох, Ян… Ты никогда не думал, что таким и будет Судный день? Пойди посмотри на улицу — ужасающее зрелище. Невозможно поверить, что земля и небо могут вновь стать ничем, как было до них…

Хруст сминаемого сена: еще не полностью проснувшись, он выглядывает наружу, часто моргая.