Говорящая муха

Читаешь, например, "Алмазный мой венец" Катаева и думаешь: "Ну надо же - мало того, что автор сам по себе талантлив, любим, почитаем. Мало того, что прожил долгую, счастливую жизнь, многое видел и пережил, так еще и круг друзей и знакомых такой, что по другому и не скажешь - алмазный венец!"

Мысль о там, что всем авторам мемуаров просто повезло жить в тех городах и в то время, когда там же жили и работали великие люди, да еще оказаться их знакомыми - эта мысль не раз приходила в мою молодую голову.

Постарев, голова стала думать об этом иначе.

"Не место красит человека, а человек место". Если под "местом" имеется в виду должность, то высказывание, в целом, наверное, правильное, а ежели иметь в виду среду обитания, то я не согласен.

Взаимовлияние человека и "места", я думаю, возможно в любых соотношениях.

Таким местом для меня был город моего детства, отрочества, юности и зрелости - Кишинев. Не в том смысле, что я его собой украсил - пока, к сожалению, нет. А вот то, что этот город "украсил" меня, то есть сформировал во мне много светлых и прекрасных воспоминаний - это точно.

По прошествии лет, утратив тот мир и ту жизнь, я стал ощущать великую ценность своего опыта, своих воспоминаний.

Мне "повезло": я был свидетелем и участником развития, расцвета и насильственной гибели маленького, самобытного цивилизационного островка под названием "Советская Молдавия".

Мне хочется об этом написать. Мне хочется сохранить память о людях, которые меня окружали. Среди них почти нет "великих" имен, но это были удивительные и неповторимые личности, составлявшие уникальное и не существующее ныне общество, со своими ценностями, со своей традицией, со своими отношениями.

Итак, здравствуйте, мои дорогие, мой, быть может, и не алмазный, а стеклянный, а иногда и просто котельцовый, но - всегда драгоценный! - венец.

НАШ ДОМ

Осенью 1958 года мы переехали в Кишинев из Ярославля и въехали в новую квартиру, которую получил отец, в четырехэтажном доме на углу улиц Болгарской и Киевской.

Дом строился хлебозаводом и, построив два подъезда из четырех, заселил их.

Вторая половина дома, расположенная вдоль улицы Киевской, продолжала строиться еще года два.

От стройки нас отделяла полоса, шириной метра четыре. За дощатым забором была стройка, стоял подъемный кран. Из окон квартиры вся стройка была как на ладони.

В детстве у меня всегда было много свободного времени, поэтому технологию строительства котельцового дома я, можно сказать, постиг с младых ногтей.

Неприятностей стройка не доставляла, если не считать падения огромной бадьи с раствором прямо перед входом во второй подъезд. Она сорвалась с крюка подъемного крана. Но, к счастью, никого не убило. Раствор от удара об землю расплескался так, что залепил окна двух первых этажей.

Вначале - в 1958 году - нашему только что построенному дому дали адрес "Киевская, 46". Поскольку такой дом на Киевской уже был - на том же углу - нам, в конце концов, дали другой адрес: "Болгарская, 35". Некоторое время - пожалуй, несколько лет - продолжалась путаница с письмами.

Мы поселились в кв. N 10.

Это была большая трехкомнатная квартира. Бабушка, когда увидела ее, произнесла: "Барская квартира".

Квартира и правда была неплохой. Но, как выяснилось впоследствии, и подтверждалось все тридцать четыре года, прожитых мною в этой квартире, главное ее достоинство не в размерах, а в соседях.

Мы стали действительно одной семьей.

Такого в моей жизни уже больше никогда не будет. Думаю - с сожалением - что и в жизни моих детей такого тоже не будет.

Но я им этого искренне желаю. Хорошие соседи - важнейший показатель "качества жизни".

Итак, унесемся в далекие пятидесятые-шестидесятые.

Войдем в первый подъезд. Войдем летом, когда вокруг стоит жара, а в подъезде прохладно. Ступени гладкие, холодные, приятные для моих босых ног.

Налево - лестница вниз, в подвал. Туда мы сходим потом. Сейчас пройдемся по этажам и посмотрим, кто там живет.

Сначала идут четыре первые ступеньки. Они ведут на площадку первого этажа. Лучше, конечно, говорить "лестничная клетка".

Первый этаж.

Здесь три первые квартиры, пронумерованные слева направо:

Кв.1: Трехкомнатная квартира, превращенная в коммунальную. На момент вселения там проживало три семьи: Сосман, Разумовские, Соколовы.

Впоследствии - года через два - там произошли изменения и остались Сосманы и вновь приехавшая бездетная пара Шварц-Шехтман. Потом Шварц-Шехтманы уехали в Израиль и их комнату дали спортсмену, тренеру по плаванию. Вместо него там подолгу жил его друг, тоже спортсмен. А потом тренер женился, у них родился ребенок. Молодая жена часто приходила к нашей маме за всякими советами. Потом они тоже получили квартиру и, наконец, все три комнаты достались оставшимся в живых и вновь за это время народившимся Сосманам. К началу 90-х все, кто не умер, покинули страну и в квартиру вселилась молдавская семья, фамилию которых я узнать не успел.

Кв.2: Семья Шафир. Дедушка - см. отдельную главу, бабушка - его жена, их дочь с мужем по имени Мордехай Шафир, их дети - Фима и Элла. Некоторое время с ними жила еще и домработница, которая потом работала - может, и сейчас работает - в кафе на территории ВДНХ. Эта квартира была двухкомнатной.

После их отъезда в Израиль в 1991 году в квартиру вселилась сестра жилицы из третьей квартиры - Марины Левицкой, - со свом мужем, полицейским новой молдавской полиции, и со своей матерью.

Кв.3: Двухкомнатная квартира, коммунальная.

В одной комнате - одинокая бабушка Штурман, и одинокий бухгалтер Рапопорт во второй.

Бабушка Штурман любила сидеть у подъезда на маленькой коричневой деревянной скамеечке. Она была полной и доброй. К ней иногда приходил сын - одноногий инвалид, с пластмассовой ногой-протезом. Часто он оставался ночевать. У бабушки Штурман был телевизор, поэтому я иногда заходил к ней "на телевизор", пил чай. Это было принято.

Раньше бабушка то ли была портнихой, то ли просто подрабатывала шитьем - не знаю, но, во всяком случае, однажды она сшила моему старшему брату Павлику на заказ рубашку из зеленой, точнее, салатовой, ткани. Павлик тогда играл в школьном джаз-оркестре, и всем оркестрантам надо было иметь одинаковые рубашки. В те времена, видимо, было трудно просто купить одинаковые и модные рубашки. Легче было купить одинаковую ткань и сшить рубашки на заказ.

Потом бабушка Штурман - а она, кстати, была родной бабушкой моей одноклассницы Клары Штурман, - умерла, и в ее комнату вселилась пара пожилых евреев: дед Михайло, как он себя называл, и его жена.

После смерти Рапопорта в его комнату вселилась девушка-инвалид Марина Левицкая. У нее были парализованные ноги и она могла передвигаться только на костылях - и то с трудом. Когда вторая комната освободилась в результате смерти деда Михайлы и его жены, Марина заняла всю квартиру, прописав к себе и свою мать из деревни. В это время Мариночка (дети во дворе называли ее довольно грубо - Хромоножка) уже работала нотариусом. Потом у нее появились дети - две дочки. Потом там же появилась ее сестра, впоследствии, после отъезда Шафиров в Израиль, въехавшая во вторую квартиру.

Говорят, что впоследствии Мариночка, будучи весьма энергичной особой баллотировалась в Президенты Молдовы, являясь лидером какого-то политического движения.