Война Братьев

То и дело случались происшествия. Несколько торговцев фалладжи (и одного ювелира из Зегона) линчевали. Тут и там собирались отряды молодых искателей приключений, которые уезжали в земли фалладжи с желанием отомстить, а если они не возвращались, мстить за них устремлялись другие. Чтобы прекратить бессмысленную гибель людей, армия объявила набор добровольцев. За один лишь месяц набрали в три раза больше рекрутов, чем за несколько предыдущих лет.

Королева стала изредка появляться на людях, но выглядела она изможденной. Недруги злословили, что вождь, мол, должно быть, слишком долго оберегал ее от трудностей, связанных с ее ролью в государстве, и теперь оказалось, что она не готова взвалить на свои плечи тяжесть королевской власти. Сторонники утверждали, что она в тайне от прочих встречается с дворянами и главами гильдий и готовит ответ фалладжи. Третьи же, и в их числе Тавнос, отмечали, что к народу она всегда выходит одна.

Ходили слухи, что Главный изобретатель заперся в своей мастерской и создает там секретное оружие, с помощью которого иотийцы победят племена фалладжи. Говорили разное – что это новый вариант орнитоптера, что это более мощная бомба, что это гигантская версия механического солдата, которых теперь называли «мститель Урзы», полагая, что изобретатель будет мстить убийце вождя с помощью таких солдат. Из Корлинды вернулась делегация, с ней прибыли и останки уничтоженного механического человека, и его, словно верного пса, похоронили рядом с вождем.

Руско не вернулся, и Тавнос узнал, что, хотя часовщик и остался в живых, в ближайшее время он в Крооге не появится. Начальник стражи возглавил патрульный отряд и отправился на западную границу с фалладжи, а на его место при дворе был назначен другой человек. Вслед за бывшим начальником в течение месяца отправились один за другим все пилоты, летавшие в Корлинду. Сенешаль сохранил свой пост, но королева Кайла отныне держала его на коротком поводке.

Вскоре все прочие придворные, чиновники и слуги заметили, что, если королева сталкивалась с чем-либо или кем-либо, кто ей не нравился, этот кто-то или что-то бесследно из дворца исчезали. Поэтому во дворце стали ходить на цыпочках и говорить шепотом.

Фалладжи, против ожидания, вели себя тихо. Они совершили набег на Полосу мечей, в ответ Иотия отправила карательный отряд вглубь пустыни, который через некоторое время возвратился назад, истратив припасы и не найдя врагов. Вскоре после этого появился подписанный королевой и Главным изобретателем указ: все должны с оружием в руках защищать каждый дюйм иотийской земли, но никто не смеет совершать набеги на земли фалладжи без прямого приказа из столицы. Многие восприняли монаршую волю как знак того, что супруг королевы работает над чем-то смертоносным, что позволит разобраться с фалладжи раз и навсегда.

И один лишь Тавнос знал, чем занимался Главный изобретатель в первый месяц после смерти вождя. Урза день и ночь проводил в мастерской. Он отпустил учеников на панихиду по вождю, но с тех пор не вызывал их к себе. Тавносу он разрешил остаться, и главный подмастерье в одиночку смазывал машины и заботился о коже для крыльев, стараясь как можно реже появляться Урзе на глаза.

Один-два раза в день Урза выбирался из своего логова, чтобы встретиться с новым начальником стражи и отправить короткое послание тому или иному чиновнику.

Затем он возвращался обратно, усаживался в кресло и внимательно разглядывал чистый лист бумаги, закрепленный на чертежной доске. Он глядел на него часами. Сначала Тавнос думал, что Урза просто не может решить, какое из задуманных им чудес первым воплотить в дерево и металл. Но когда пять дней спустя молодой мастер обнаружил на доске все тот же чистый лист, он понял, что у его учителя опустились руки – он осознал, какая ответственность легла на его плечи, и, ошеломленный, не знал, что ему предпринять.

Лишь однажды Тавнос рискнул высказать Урзе свое мнение. Он знал, что во дворце и в столице ходят опасные слухи. Согласно одним, Главный изобретатель вовсе не собирался нападать на фалладжи, поскольку ими предводительствует его родной брат, которого Урза не видел с детства. Согласно другим, Урза медлил, поскольку хотел убить брата своими руками. Наконец, были и третьи: мол, принц-консорт просто-напросто боится своего брата и не хочет сражаться с ним. Тавнос не решился сообщить учителю, что еще немного, и народ Иотии прямо обвинит его в трусости, но он все же осмелился задать ему прямой вопрос – почему тот не нанес ответный удар?

Урза был вне себя от гнева.

– Война – это пустая трата сил и средств! – крикнул он. – Та бессмысленная атака обошлась нам в четыре орнитоптера, не говоря уже о гибели вождя, и мне нечем их заменить – нет силовых камней. С какой стати я должен идти в битву и тратить время, золото и бесценные человеческие жизни? Ради чего гоняться за призраками в пустыне? Не лучше ли сжечь город и избавить моего брата от хлопот?

Слова изобретателя оказались столь же резкими, сколь и неожиданными. После этого разговора Тавнос передвигался по мастерской тише прежнего.

Прибывали сообщения, их получал Тавнос. На записки начальника стражи Урза давал краткие ответы, отсылая их через Тавноса, Иногда приносили письма от купцов и ремесленников; в половине случаев изобретатель на них отвечал, остальные комкал и выбрасывал в корзину.

Были письма и с оттиском личной печати королевы. Урза складывал их в стопку на рабочем столе, не открывая. Поначалу их было много, затем поток уменьшился.

В конце концов письмо от королевы получил Тавнос. В послании Кайла требовала от подмастерья явиться этой ночью в ее покои. Игрушечных дел мастер должен был в полночь постучать в монаршие двери. Он не имел права говорить, куда направляется, никому, даже Урзе.

Именно поэтому Тавнос сейчас бесшумно крался по коридорам. Стражники никогда не охраняли этой части дворца, исключением стали лишь дни траура по вождю. Час был поздний, даже слуги уже успели перемыть кости всем придворным и отправились спать.

Подмастерье добрался до дверей в королевские апартаменты. Храмовые колокола били полночь. Он тихо постучал.

Несколько мгновений было тихо, и Тавнос испугался, что его не услышали. Затем раздался нетвердый голос:

– Входите.

Тавнос аккуратно приоткрыл дверь.

– Ваше величество?

Кайла сидела у окна и смотрела на раскинувшийся внизу город. На ней была лишь ночная сорочка, поверх нее королева накинула малиновую мантию. В руке она сжимала бокал для бренди, и даже через комнату Тавнос заметил, что бренди в нем налито больше обычного.

Не получив ответа, Тавнос вошел и, закрыв за собой дверь, повторил:

– Ваше величество?

Кайла глубоко вздохнула:

– Не надо. Не называй меня так. Это «ваше величество» доводит меня до слез. И так каждый день – сегодня, вчера, позавчера… – Она поднесла бокал к губам. – Называй меня Кайла. Тебе хватит на это смелости, о Тавнос, игрушечных дел мастер?

Тавнос открыл рот и попытался произнести соответствующие слова, но губы отказывались повиноваться.

– Боюсь, что нет, госпожа, – сказал он, помедлив.

Королева весело, по-девичьи фыркнула:

– Что ж, придется мне обойтись «госпожой», по крайней мере сейчас. – Она повернулась на табуретке и опустила ноги на пол. – Хочешь поесть? Я приказала прислать из кухни холодное мясо и сыр.

Кайла махнула рукой в сторону соседнего столика. Он был заставлен хрусталем и серебром, там же стояли пара изящных витых свечей и полупрозрачные, как крылья орнитоптера, фарфоровые тарелки, наполненные едой: мясо, нарезанное тонкими ломтиками и большими кусками, сыры, фрукты и какие-то неизвестные Тавносу соленья.

– Как пожелаете, ваше… госпожа, – делая шаг к столу, сказал Тавнос.

Кайла встала и направилась к креслу. По дороге она споткнулась и пролила содержимое бокала на пол. Чтобы не упасть, ей пришлось опереться на своего гостя.

– Извини, – пробормотала она.

– Что вы, – ответил Тавнос. Он вдохнул тяжелый аромат ее духов, смешанный с парами бренди. Бренди, по его мнению, было очень старое, старше самого покойного вождя.