Страница 3 из 44
Памяти мамы — первого слушателя, читателя, машинистки и редактора, — так и не дождавшейся этой книги
ИЗ ЦИКЛА "ЧУДО ЧЕЛОВЕКА"
ПРЕДТЕЧИ
… слишком ранние предтечи слишком медленной весны
Центральный комплекс Медицинского исследовательского Института имени де Голля представлял собой два параллелепипеда в стиле Мис ван дер Роэ, — в двадцать один и тринадцать этажей, — возвышавшихся над раскинувшимся вокруг парком словно поставленные на попа кирпичи. Третий горизонтально пересекал их со второго по четвертый этаж так, что фасад напоминал небрежно написанное «Н». На крыше далеко вылетавшего в сторону лежащего крыла разместилось кафе, защищенное от солнечных лучей тентом из поляризующей пленки. Свет здесь был рассеянный и мягкий, а мощные кондиционеры позволяли свободно дышать даже в тридцатиградусную жару.
Чудин наискось пересек кафе и сел за угловой столик спиной к залу. Сквозь завесу из декоративного винограда просматривалось шоссе Бержерак… Либурн, по которому иногда проскакивали машины — по большей части, легковые. До вечернего заседания оставалось около часа, и Чудин не торопился. Напряжение, владевшее им во время выступления… когда же, наконец, он научится выступать хладнокровно не только внешне?), спало. Сейчас ему хотелось выпить кофе с бриошами и посидеть, не думая ни о чем серьезном, чтобы дать мозгу такой же полный отдых, какой дает телу савасана хатха-йогов
— Простите, месье Чудин… — Сзади стоял человек лет тридцати пяти — сорока. На к, прицепленной к лацкану светло-серого пиджака карточке значилось: "Пресса "Сьянс э ви" Гийом Эме".
Чудин тоскливо вздохнул.
— Прошу вас, месье Эме.
Тот улыбнулся, сел, положил на стоп плоскую коробочку диктофона.
— С вами приятно иметь дело мистер Чудин! Сегодня я уже имел удовольствие слушать ваш доклад, но… Видите ли, "Сьянс э ви" — издание популярное. Не согласитесь ли вы вкратце пересказать свой доклад так, чтобы это было понятно не только собравшимся здесь специалистам, но и нашим подписчикам? Им это, безусловно, будет интересно, — ведь проблемы геронтологии волнуют каждого, каждому хочется жить, и жить долго… И, конечно, мы будем крайне признательны, если вы в нескольких словах охарактеризуете общее состояние геронтологии сегодня.
— С этого я и начну, — сказал Чудин. — Тем более, что на нынешнем Конгрессе основные течения определились особенно четко.
— Каковы же они, месье Чудин?
— Прежде всего, это классическая геронтология, то есть поиск, описание и изучение случаев естественного долголетия. Затем, это американская кибернетическая школа, представление о которой даст доклад доктора Смейерса. Считая человека морально устаревшей биомашиной, эта школа предлагает усовершенствовать его, превратив в «киборга» или «сигома». Для этого человеческий мозг должен быть помешен в тело, состоящее из легко заменяемых блоков, что открывает широкие перспективы к развитию и самоусовершенствованию «сигомов», дает возможность оснастить их рецепторами и эффекторами, человеку не присущими. Заменяя блоки по мере их изнашивания или устаревания, человек станет практически бессмертным. Впрочем, не человек. Ибо на смену Homo Sapiens в этом случае придет Cyborg Sapiens, столь же чуждый нам, как "маленькие зеленые человечки". В-третьих, это биопротезирование. Последователи этого направления предлагают заменять изношенные или травмированные органы человеческого тела биологическими протезами, трансплантируемыми от доноров или же выращиваемыми искусственно. Процесс может повторяться неограниченно. В основе эта школа близка к кибернетической, хотя и уступает ей в смелости, так как нс предполагает усовершенствования человека, остающегося зато тем же Homo Sapiens. Четвертую школу можно назвать социальной. Ее положения таковы: человек живет в крайне неблагоприятных уровнях — в загрязненной среде, в постоянном конфликте с обществом и средой и т. д., и т. п., и пр. Если убрать все эти вредные влияния, его жизнь удлинится безо всякого вмешательства в биологию до трехсот по одним и до девятисот лет по другим прогнозам. Все это — конечные цели, сверхзадачи, к которым пока еще делаются лишь первые шаги, Сегодня последователи всех школ решают строго локальные задачи, о характере которых можно судить по выступлениям на Конгрессе. Работа, выполненная нашим институтом, аналогичного свойства. Мы исходили из того, что процесс старения объясняется дефектами в производстве клеточного белка. Для борьбы с дефектными белками мы прибегли к тому же способу, что и природа, то есть к антителам. Близкую работу несколько лет назад выполнили биохимики лаборатории Оак-Ридж в Ноксвилле. Они пересаживали костный мозг, орган, вырабатывающий антитела в организме. Это привело ко значительному удлинению жизни: вместо средних ста пятидесяти шести недель подопытные мыши жили двести… двести пять. Мы же синтезировали искомые антитела искусственно. Останавливаться на технических подробностях в популярном обзоре, думаю, нет смысла.
— Благодарю вас, месье Чудин! Еще один, последний вопрос: какая из перечисленных школ соответствует вашим взглядам?
Чудин задумался.
— Мне кажется, истина должна лежать не на каком-то из путей, а на их перекрестке. Недаром говорят, что мы живем в век синтеза: продуктов питания и пластических материалов, науки и искусства…
— От имени наших подписчиков благодарю вас, месье Чудин! — Эме поднялся, поклонился и перекочевал за другой столик, где о чем-то беседовали, оживленно жестикулируя, Бенини и Грассо.
Вечернее заседание было не особенно интересным. Профессор Хартмут докладывал о новом способе связывания свободных радикалов в клеточном белке. С работой этой Чудин был в основном знаком, — как по опубликованным материалам, так и по непосредственным наблюдениям: в прошлом году ему довелось побывать в Эдинбургском Королевском биохимическом институте. Главное же, Чудин нс считал это направление правильным. Все это: антитела, связывание свободных радикалов, удаление из организма тяжелой и сверхтяжелой воды — лишь попытки оттянуть неизбежный финал, exitus letalis. Организм — полностью автоматизированная фабрика по производству белка. До какого-то момента она работает исправно, производя брак лишь изредка, случайно, в совершенно безопасных количествах. И вдруг происходит «диверсия». Фабрика начинает вырабатывать все больше брака, наконец — только брак. Начинается эскалация производственных дефектов, катастрофа ошибок. И все, что делают пока геронтологи, — лишь попытка компенсировать присутствие этого брака в организме, борьба с последствиями «диверсии», а не с ее первопричиной. В то время как главное — найти «диверсанта», притаившегося в закоулках генетического кода, найти и своевременно обезвредить. Но — как?
До чего же это унизительное чувство — томительное бессилие разума!
Вечером его спутники по делегации поехали в Бержерак. Чудин остался: он уже побывал в этом провинциальном городке, гордящемся, что он — родина Сирано де Бержерака… хотя родился сей бретер, поэт и мыслитель, увы, в Париже…), маршала Ла Форса, метафизика Мэн де Бирана и энциклопедиста Проспера Фужера. Чудин осмотрел все места, связанные с их именами, заглянул в книжные магазины, побродил по набережным Дордони… Больше ему нечего было там делать. Вдобавок сегодня его пригласили Лафаржи, а быть приглашенным французами домой в высшей степени лестно.
Лафаржи были милой и интересной парой. Оба они работали здесь же, в институте де Голля. Чудин зашел в номер, переоделся и через парк направился к их коттеджу.
Институт занимал обширную территорию, расположенную на берегу Дордони километрах в десяти ниже Бержерака. Кроме центрального комплекса здесь были два больших лабораторных корпуса, виварии и многоквартирный жилой дом для младшего персонала — профессорский состав жил в коттеджах, разбросанных по прибрежной части парка.