Перемирие

— Нет, — сказала я, — я не позволю тебе умереть, пока ты мне не скажешь. Говори, мальчик. Я все равно заставлю тебя сказать. Говори лучше сразу. Мне нужен занд, и я знаю, что здесь на Перевале завелся один.

Он был так юн, что предо мной был — как на ладони, читать его было легче, чем четкие строки на белом листе бумаги. Я чувствовала, что он боится — о, как он боялся! Не смерти — меня, того, что в моих словах была правда, того, что я действительно заставлю его сказать. И он боялся боли, которую я собиралась причинить ему, а я действительно собиралась…. Но мальчишка только хрипло выругался и закрыл глаза. Прикусив губу, я разглядывала его покрытое испариной лицо. О, черт! Хороший мальчик, конечно, и не хотелось бы мучить его, но…

Выбрав точку, я надавила ему пальцами на виски. Алые глаза распахнулись, губы раскрылись, хватая воздух, но он не издал ни звука. Я надавила еще. Вороненок коротко, хрипло вскрикнул. Вот так-то. Если ты умеешь лечить, калечить тоже хорошо получается.

— Говори.

Он часто, судорожно дышал, и страх метался в его глазах. Боль нарастала в нем, и она уже перешла тот предел, который он мог вытерпеть и не сломаться. Он уже сломался. Он был всего лишь харадаем, мальчишкой, наверное, первый раз вышедшим из деревни в степь. Воронов обычно нельзя сломать физической болью, особенно тех, кто идет по пути Духа, нельзя заставить, можно только прочитать. Но этот ребенок имел еще весьма смутные понятия о пути Духа.

— Говори.

— Возле подземного озера… — вскрикнул он тонко, — это… на… на…

— Я знаю, где это, — сказала я, отпуская его.

Мальчик бессмысленно стонал, глядя на меня измученными глазами. Вокруг него текла зеленоватая вода, и полы его плаща увлекало течением. Я поднялась на ноги; в сапоги мои натекло воды, пока я стояла на коленях. Я смотрела на мальчика…

— Я окажу тебе честь, харадай, — сказала я, вытаскивая меч из ножен.

Он перестал бояться, страх ушел из его глаз — и из его души. Он завозился, путаясь в мокром плаще, и приподнялся на локтях, подставляя мне шею. Я коротко замахнулась и ударила. Свистнуло лезвие, рассекая воздух, и вошло в умирающую плоть. Черноволосая голова отлетела в сторону и с всплеском упала в воду. Нагнувшись, я вытерла меч о плащ мальчика и выпрямилась.

Мои ребята разбрелись кто куда. Кто-то копался в тюках, отбрасывая в сторону котелки и ложки, кто-то сидел, переодевая обувь или просто поглядывая по сторонам. Один из адраев, высокий полный парень с островов Мисты, стоял на мосту, облокотившись на перила, и плевал в воду, задумчиво глядя на расходящиеся круги. Отсюда видна была уже пещера — метрах в двадцати от того места, где мы стояли. Путь к ней шел будто по ущелью — меж двух невысоких рыжевато-белых скальных стен. Тропа пролегала по каменистому грунту, у левой стены тек ручей, здесь совсем мелкий, хотя и широкий, и вода журчала, перекатываясь через камни. Кое-где росли кусты и невысокие тонкие клены со светлой, будто бы молодой листвой. И впереди открывался величественный портал — вход на Перевал Снов, место, равного которому по красоте нет во всем Южном уделе. Полукруглая (тридцати, а то и сорока метров в высоту) арка вела во тьму. Серый с белым, кучерявящийся каменный свод нависал над ней, и наверху видны были деревья и зеленая трава. По обе стороны были скалы, по которым карабкался вечнозеленый кустарник.

Когда я выпрямилась, ребята все посмотрели на меня.

— Поговорила? — спросил кейст, усмехаясь. Он подошел ко мне, — И что же там, возле подземного озера?

— Клад, — пробормотала я мрачно.

Торренс, прислонившись к молоденькому клену, монотонно напевал старинную песенку, подыгрывая себе на карманной лютне, которую он всегда таскал с собой. Заметив, что я покосилась на торренса, кейст скорчил рожу. Я кивнула, усмехаясь. Это точно. Наш профессиональный сердцеед всех уже достал. Он небось и истерейке собирался спеть. Но голос у него приятный. Да и песенка неплохая.

Подбоченившись, я ждала, пока он допоет. Он закончил куплет и смешался под моим насмешливым взглядом, замолчал, машинально пощипывая струны. Наконец, и треньканье тоже смолкло. Торренс сделал недовольное лицо и убрал лютню.

— Ладно, — сказала я, — Попели, поиграли, и хватит. Если кому-то интересно, за чем мы идем, — прибавила я, — то мы идем за Вороном, — кейст поднял брови, — за особенным Вороном. И мне он нужен живым. Так что, если заметите Ворона, который вам покажется странным, не убивайте его, ясно?

Почему я это сказала? Зачем он нужен был мне живым, этот Занд, ведь мне велели убить его? Я хотела поговорить с ним, но о чем мне было с ним разговаривать? О том, кто еще должен был стать зандом? Хотела ли я просто знать, кем он будет, каким он будет? Этого я хотела? Я не знаю. Я почти не связывала их, того, которого мне надо было убить, и того, который должен был стать еще одним зандом. Один был моим заданием, кем был другой — я старалась не думать. Я скучала по нему — немножко, но я старалась не думать о нем, не думать о том, что было, не думать о том, что будет. Один только миг, в котором ты живешь сейчас, один только этот миг имеет значение; я старалась приучить себя к этой мысли и перестать быть respero, малолеткой, как говорят Вороны. Я старалась научиться быть взрослой и ступить на тот путь, по которому мне предстояло идти всю жизнь, ведь я еще не шла по нему, я лишь ходила вокруг да около. Я была еще маленькой…

Я пошла к пещере, и ребята потянулись за мной. Тропа пролегала по возвышению. Внизу журчал ручей, и были видны разноцветные камни на его дне. Портал приближался к нам. С левого края портала было маленькое озеро неправильной треугольной формы, скорее похожее на большую лужу, с мутной голубоватой водой. По слухам, в нем было тридцать метров глубины, но я никогда не пыталась проверить это утверждение.

Мы ступили под своды пещеры. Дневной свет померк и остался у нас за спиной, сумрак, холод и сырость охватили нас. И сразу за входом начиналась грязь. Может быть, бывают хорошие сухие и чистые пещеры, но Перевал Снов — это настоящее царство мокрой глины, а у входа вообще сущее болото, такое, каким оно бывает после того, как по нему пройдет стадо: множество глубоких следов, и в них оконцами скапливается вода. Под этим этажом пещеры есть еще один, где протекает подземная река.

Я поежилась — сырой холод окружал меня и словно проникал в каждую клетку моего тела. Надо было, конечно, надеть плащ, но мне, честно говоря, было лень. Вытаскивая сапоги из вязкой глины, я медленно шла в полумраке. Только сумеречный рассеянный свет проникал сюда от входа. Я медленно вдыхала холодный сырой воздух, сосредотачиваясь. Наконец, ночное зрение включилось, и я увидела все вокруг, хотя смотреть особенно было не на что. Только вход в эту пещеру величественен, а внутри было мокро, холодно, камни и глина. В сером странном свете я увидела сероватые стены с известняковыми натеками, пол — скопление валунов, покрытых слоем мокрой глины. Потолок плавно снижался влево, в сторону озера-ямы. С правой стороны он резко переходил в отвесную стену, мне говорили, что в этом месте проходит разлом горных пород. Хотя весь пещерный комплекс тянется почти на четырнадцать лиг, первый (или второй, если считать с подземным) этаж представляет собой всего один зал протяженностью метров в сто. Зал слегка заворачивал, и на повороте виден был массивный известняковый натек, который Вороны называют Lee Lamado — Зимняя женщина, а истереи Ледяной королевой. Напротив нее на стене должны быть наскальные рисунки, но в тот раз я их не видела, мы были слишком далеко.

33

Ли Ци