Страница 15 из 77
Но больше меня поразило другое. Я просто стояла и смотрела на него не отрываясь, ибо это было лицо дарсая — лет сто назад. Совершенно те же черты. Веклинг усмехнулся, глядя на меня.
— Ну, что, поговорили?
— Он спит.
Веклинг кивнул. В его глазах, в звуке его ясного голоса была какая-то печаль.
Второй Ворон был совсем молодым, для веклинга, во всяком случае, — лет пятьдесят или около того. После первого, почти мимолетного взгляда он больше не смотрел на меня. С безразличным видом он отошел к стене и встал перед пейзажем кисти Ореды Безумного: тихий мирный пейзажик — долина, залитая солнечным светом, — в простенькой деревянной рамке. Я проводила его взглядом и снова посмотрела на старшего веклинга.
— Дарсай просил, чтобы я вас осмотрела, — сказала я, — Среди вас есть раненые?
— Ты врачевательница?
— Да.
Веклинг спрыгнул с подоконника, одернул задравшуюся рубаху и мотнул головой в сторону двери, ведущей в коридор. Мы вышли вместе.
По полутемному коридору, кряхтя и шаркая башмаками, удалялся сгорбленный толстый старик с розовой лысиной, обрамленной седыми вихрами. Он был в просторной зеленой блузе, черных штанах и грубых башмаках с металлическими пряжками. Старик от огарка свечи зажигал свечи в канделябрах, укрепленных на стенах. Мне он показался слегка (а может и не слегка) сумасшедшим: он тряс седой головой и что-то бормотал себе под нос — детские стишки, так мне послышалось, что-то вроде "Нори и Дори шли на море, горе им, горе, Нори и Дори…".
В неверном свете свечей очертания предметов словно расплывались. Мы остановились, и веклинг прислонился спиной к стене.
— Так ты действительно врачевательница, kadre espero? — сказал он, глядя на меня сверху и кривя губы.
Я усмехнулась: в этом Вороне высокомерия хватало на всех четверых. Я молчала, подняв голову и глядя ему в глаза, отвечать на вопрос, заданный таким тоном, я не собиралась. Молчание меня не особенно тяготило; весело разглядывая его, я думала: родственники ли они с дарсаем? Впрочем, это было ясно с первого взгляда, но какова была степень их родства — этого они, пожалуй, и сами не знали, у Воронов не принято разводить излишнюю семейственность.
— Да, ты espero, это я еще во дворе увидел, — вдруг сказал веклинг, — Но ты правда врачевательница?
— Да.
— И сколько же тебе лет, espero?
— Ты это со мной сюда пришел обсуждать? — сказала я, может быть, излишне резко, но он мне вдруг страшно надоел своим высокомерием, — Ну, так что?
— Ты… осматривала его раны?
— Нет.
— Почему?
— Ты сам знаешь, — сказала я, — Ему все равно, — по лицу веклинга прошла судорога, — Он серьезно ранен?
Но веклинг молчал. Лицо его словно застыло, и в глазах было то же высокомерие, и губы насмешливо улыбались.
— А он тебя сильно волнует, да? Надо же, такая преданность своему стратегу, это не часто встречается…. Послушай, — продолжала я уже серьезно, — всех моих способностей не хватит, чтобы точно узнать, что с ним. Он слишком стар и слишком силен для меня. Ну, что ты молчишь? Много крови он потерял?
Наконец, веклинг разжал стиснутые губы.
— Порядочно.
— Сколько ему лет?
— Будто ты не видишь.
— Хочешь знать, что я вижу? — сказала я зло, — Я вижу, что ваш стратег уже не совсем стратег и что приличнее ему было бы сидеть в Совете сонгов — в таком-то возрасте. А вместо этого его занесло на Север…
— И тебя вместе с ним?
Я запнулась. Для них, конечно, не было секретом, что мы контролируем их передвижения на человеческой территории — это было очевидно. Но как удачно он напал на причину моей нервозности! Совпадение ли это было, или он уже тогда что-то знал обо мне? Имея дело с Воронами, как-то перестаешь верить в совпадения, но если они уже тогда знали, кто я, и знали мою историю…
— Ты прости, — сказала я, — но просто странно, что Ворон в таком возрасте предпочитает реальный мир…
Я снова запнулась. Уж этого-то не следовало говорить, это могло быть воспринято и как оскорбление, эта фраза означала, в сущности, что он не имеет способностей к тому, что бы идти по пути Духа, для Ворона это тяжелейшее оскорбление.
— Когда мы вернемся, он станет сонгом. Это его последняя миссия.
— Сколько ему лет?
— Зачем ты спрашиваешь, если знаешь?
Если ты не знаешь, какая ты, к черту, espero? — хотел он сказать.
— Ну не двести же?
— Сто восемьдесят девять, — тихо сказал веклинг, — А ты думала, что двести?
Я кивнула, поправила лезущие в глаза волосы. Я чувствовала себя несколько пристыженной: espero — на одиннадцать лет ошибиться. Теперь можно было не удивляться тому, что он еще дарсай, в сто восемьдесят-сто восемьдесят пять дарсаи еще бывают.
— Он сильно сдал за последнюю неделю, — так же тихо продолжал веклинг, — Мы думали, он умрет, он двое суток не приходил в себя.
— После ранения?
— Да. Здесь легко ошибиться.
— Ну, — сказала я, — ты уж совсем меня за дурочку держишь. Он вообще не похож на стратега.
— Я знаю, но это не от возраста…. У всех же по-разному, — не совсем понятно сказал веклинг, — Он давно уже такой…. Со ста пятидесяти или даже со ста сорока…
— Почему ему в сто пятьдесят не дали сонга? (Это был пограничный, самый ранний возраст для присвоения звания провидца).
— Поссорился с Советом.
— Что, серьезно? — удивилась я (я никогда о таком не слышала, и попробовал бы кто-то у нас поссориться с Советом хэррингов), — У вас такой злопамятный Совет? Уж сорок лет прошло…. И потом, чинить препятствия…
"Идущим по пути Духа", — хотела я сказать. Звание сонга и существует для того, чтобы тем, кто далеко зашел по пути Духа, не было препятствий в их путешествиях, чтобы дела войны больше не отвлекали их. Верхушкой воинской иерархии, в сущности, являются дарсаи — стратеги, сонги не имеют отношения к военным делам, они имеют право жить, где угодно, и заниматься, чем угодно. Но я не стала продолжать фразу, оттого, что не верила веклингу: чтобы Совет держал в действующих стратегах того, кто уже в сто пятьдесят мог стать провидцем? Держал сорок лет — насильно? Он мог только добровольно согласиться на это. Но даже тогда я не подумала о том, для чего это было нужно. Мимо скольких предостережений я прошла, уму непостижимо! Нет, я не жалею о своей судьбе, но лишь поражаюсь тому, какой безвольной игрушкой я была в ее руках. Как тут не поверить в силу предназначения!
— На вас кто-то напал?
— Угу.
— Охотники?
Прекрасное лицо веклинга на миг выразило недоумение.
— Нет, — сказал он, — это были не Охотники. Но бойцы хорошие, мы еле ушли от них.
— Ты их рассмотрел?
— Н-нет… Дело было ночью, да еще и в дождь.
— Но это были не Охотники?
— У них были топоры и кривые сабли, не мечи…
Меня вдруг пробрала дрожь: боевые топоры? кривые сабли? Господи, с кем же они дрались? Ворон внимательно и серьезно смотрел на меня: от него не укрылось мое волнение.
— Ты знаешь, кто это был, тцаль?
— Я не уверена, — пробормотала я.
— Вот как?
Тогда я посмотрела ему в глаза. "А знает ли он сам? — думала я, — Ведь, наверняка, знает, разве не за этим они сюда приехали?" Надо было, наконец, прояснить ситуацию.
— Кое-кто считает, — сказала я, — что вы приехали сюда, чтобы заключить с ними союз.
— С кем?
— С нильфами.
Я ожидала, что он отреагирует на это слово, но не так. Он только замер и насторожился, ничего не выразилось ни в его лице, ни в глазах, я лишь почувствовала его внутреннее напряжение.
— Это так?
— Поговори с дарсаем, — вдруг сказал он тихо, — Может, он тебе и скажет. Извини, я пойду.
С самым равнодушным видом он повернулся было к двери, но я поймала его за рукав. Ворон вопросительно оглянулся.
— Я схожу за сумкой с травами, потом осмотрю вас.
Веклинг безразлично кивнул и ушел. Хлопнула дверь. Я осталась в коридоре одна и, прислонившись лбом к каменной кладке, закрыла глаза. Камень был холодным и влажным. Отчего-то к глазам моим подступали слезы и перехватывало дыхание. Но не хватало мне еще расплакаться в чужой крепости, в коридоре, где кто угодно мог увидеть мои слезы.