Страница 11 из 13
Я накинулся на еду и как-то упустил дальнейшее. Потом, когда я смог оторваться от тарелки, я увидел, что они сидят на низенькой скамье у окна и тихо говорят о чем-то. Окно было открыто, и какая-то злостная птица, не видная в листве, своими трелями заглушала их голоса: так я и не услышал, о чем они говорили, а мне было и впрямь интересно. Годри си-дела у него на коленях, обвив его шею руками, и темными сияющими гла-зами смотрела на него. Это Годри, которая носит кольцо Юпитера, кольцо непорочности! А у него лицо было хмурое и усталое, и только на губах блуждала улыбка.
Через час мы уехали. Я долго помнил то, как они прощались — на до-роге, за воротами замка, совершенно безмолвно. И то, какие были у него глаза. И у нее…
Мы уехали, и она ни разу не оглянулась, хотя Орд долго стоял на пыльной дороге, глядя нам вслед.
Через два дня я снова приехал в замок Хардн. Ехал я со смешанными чувствами и не надеялся на теплый прием, тем более что я не смог бы внятно объяснить причины моего визита. Я и сам не знал, что толкало ме-ня. Что это было? Интерес к знаменитости, к человеку, чье имя было сла-вой и честью легиона? Или любопытство, вызванное его нынешним бедст-венным положением? Я не знал этого, я знал только одно — мне нужно бы-ло повидать его, поговорить с ним, это было то страстное, непреодолимое желание, от которого невозможно отделаться иначе, как исполнив его. Черт! Сколько слышал я об этом человеке! И в дворцовой страже до сих пор служат ветераны, служившие вместе с ним. Я же рос на легендах о его мастерстве и сейчас, сам, тренируя новобранцев, рассказываю о нем…
Подъезжая к замку, я был полон самых мрачных ожиданий: я был уверен, что Орд не захочет со мной разговаривать, он вообще не произвел на меня впечатление разговорчивого человека. И потом я выбрал не самый удачный предлог для визита, но лучшего я не смог придумать. Правда, все, знавшие его, в один голос рассказывали, что когда-то он сильно пил.
Слуга, к которому я обратился, посоветовал мне поискать Орда в са-ду. Пройдя через мрачные комнаты замка, я спустился с заднего крыльца. Передо мной располагалось несколько неухоженных заросших клумб, на которых среди сорной травы цвели поздние харданские маки и удивитель-ной красоты бледно-желтые розы. А за клумбами, на небольшом удалении от них, начиналось то, что здесь называли садом. Среди высокого злаково-го разнотравья росли одинокие деревья, почти не дававшие тени. И под па-лящим июльским солнцем я пошел по траве, вдыхая ее разогретый солн-цем запах. У самых моих колен колыхались пушистые колоски тимофеев-ки, сзади слышались далекие голоса, перекликавшиеся в замке. Местность пошла под откос, впереди замаячила крепостная стена. Скоро я набрел на заросли шиповника, обрывая еще незрелые ягоды, я пошел вокруг и вне-запно наткнулся на Орда.
Он лежал в траве, вытянувшись во весь свой немалый рост, в одной только набедренной повязке, и, похоже, спал или дремал, но, услышав мои шаги, он открыл глаза и поднялся на ноги. Мы оказались лицом к лицу, и я сразу напрягся под его тяжелым взглядом.
— Ее здесь нет, — сказал он.
— Я знаю. Я приехал к вам.
— Ко мне? — спросил он с явной иронией.
Глаза его были очень холодными. Он, как и я, был когда-то замести-телем командира авесты и тренировал новобранцев, и сейчас я представил, каково учиться у такого наставника. Таким взглядом можно заморозить насмерть.
Пришло время прибегнуть к припасенному предлогу. Я вытащил из сумки одну бутылку и показал ему, сказал неловко:
— Это асмодельское красное. Я думаю, вы давно не пили такого вина.
— Я вообще давно не пил, — буркнул он, — Ты, что же, приехал, чтобы со мной выпить?
Я смотрел ему в глаза и молчал. Рассказы, похоже, не врали. Орд от-вел глаза, криво усмехнулся.
— Ладно, — сказал он, наконец, — Пошли. Ничего, что я в таком виде? Самому мне будет трудно одеться.
— Ничего, — сказал я с немалым облегчением.
Он привел меня в большую светлую комнату. Посреди комнаты стояла кушетка, перед ней низенький столик и два плетенных кресла, ни-чего больше в комнате не было, только светлые некрашеные стены и ог-ромные открытые окна, солнечный свет так и лился в них; казалось, что эта комната вовсе не в замке Хардн, а где-то совсем далеко отсюда, ничего в этой комнате не было харданского…
Крикнув слуг, Орд велел принести бокалы и все, что полагается к вину. Через пять минут все принесли, и все это время он, расположившись на кушетке, в упор меня разглядывал.
Наконец, две молоденькие девушки с подносами избавили меня от этого холодного взгляда. На столике расставили плетеные миски с чудес-ным желто-зеленым, спелой прозрачности виноградом, красными яблока-ми, нарезанными четвертинками, и дольками апельсинов, тарелки с жаре-ным мясом, тушеными овощами и ломтями свежего хлеба.
— Ну, что, — сказал Орд, когда девушки ушли, — Разливай.
Я разлил. Рубиновая жидкость заиграла в пузатых бокалах. От угрю-мости Орда не осталось и следа, глаза его заблестели. Я охотно верю в то, что он давно не пил, но он явно был поклонником этого порока. Слишком уж легко он согласился пить со мной.
Орд пил, приподнимая бокал зубами. Сначала он почти не закусы-вал. Мне показалось, что его стесняет мое присутствие, но, потом, захме-лев, он стал есть тоже. Он ел как собака, ртом прямо с тарелки — не слиш-ком приятное, конечно, зрелище, но на некоторых попойках можно уви-деть и не такое.
Постепенно Орд разговорился. С пьяным смехом он рассказывал случаи с солтийской войны, о тогдашней жизни на границе, о дворе Идрая времен последнего восстания. В некотором роде мы с ним были коллега-ми: я, как он когда-то, тоже тренировал новобранцев, приходивших в аве-сту, — мы обсудили и эту тему, осудив новую моду набирать молодежь из городских зажиточных сословий, а не из крестьян, как было раньше. Обсу-дили заодно и девушек, приносивших нам закуски, здесь и впрямь было что обсудить, и Орд, насмешливо приподняв бровь, сказал:
— Выбирай любую. Харданки охочи до этого дела и никогда не отка-зывают.
И я вполне этому поверил: нравы у харданов весьма свободные, и у них не считается постыдным даже замужним женщинам (а женятся и вы-ходят замуж они очень рано) заниматься любовью с кем угодно. Народ этот довольно дикий, не смотря на близость Хардна к столице.
Я хотел спросить его о Годри, но не решался. Я единственный раз только видел их вместе, но нельзя было не понять, что их отношения вы-ходят далеко за рамки отношений учителя и ученицы. И — да, меня мучило любопытство. Я уже два года служил во дворце и достаточно хорошо был знаком с Годри, и — да — меня интересовало то, что происходит между ни-ми. Но когда я сидел вот так напротив него и смотрел в его лицо, я пони-мал, что мой интерес не настолько велик. И уж тем более я не мог задать вопрос ему в лицо. Я и так совершил бестактность… Я разглядывал его оживленное лицо, слушал его обычный легионерский треп и чувствовал, что совершил страшную бестактность, придя сюда и напомнив ему о его прежней жизни. Да, он был легионером, это было видно во всем: в его ма-нере разговаривать, в байках, которые он рассказывал, — но это было в прошлом. Для него все уже было в прошлом. А тут явился я — с вином, краденным из дворцовых погребов, — и заставил его все вспомнить. Потом я уеду, а он останется наедине со своими воспоминаниями и с нынешней своей беспомощностью.
Когда вино, которое я привез, закончилось, Орд крикнул слугам принести еще. Принесли идримское белое, потом еще несколько бутылок розового родосского вина, которое ценители называют мраморным. Честно говоря, мы напились вдрызг.
Я проснулся оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Я лежал на ку-шетке, и голова у меня разламывалась. И первое, что я увидел, приподняв свою бедную голову, были бешеные глаза Годри.
— Ты, что, напоил его?! — прошипела она, — Совсем свихнулся?!
Я молчал. Мне было настолько худо, что не хватало соображения придумать, как оправдаться. Но оправдываться мне — слава всем богам, и живым, и мертвым, — не пришлось, потому что Орд тоже проснулся.