Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 63

Судьба столкнула Кэиту с Кондрахиным, когда белведка была все себя от ярости и унижения, а потому, как это у них водится, совершенно лишилась возможности управлять собой. Позже, в более спокойные минуты, разглядев своего освободителя, она была неприятно поражена, даже разочарована: это не принц ее мечты. Лишь страх перед Пач Лу вынуждал ее беспрекословно подчиняться, ведя жизнь затворницы. Но понемногу Кэита присмотрелась к новому хозяину, обнаружив, что тот вовсе не урод, как ей показалось вначале. В его грубом лице было даже нечто пикантное. Но вот его поведение…

Она ожидала, что он будет груб и нетерпелив — что взять с бойца погла? Но, вопреки ее ожиданиям, Юрен вначале почти не замечал ее, воспринимая, скорее, как обузу, а не как неоспоримую ценность. Этим он коренным образом отличался от тех белведов, которых она когда-либо встречала на своем жизненном пути. Кэита терялась: о чём с ним следует говорить, как одеваться. Он не реагировал на ее призывный запах, заставлявший других мужчин плотоядно раздувать ноздри и постанывать от вожделения. Но потом наступала ночь, и начиналась сказка. Никогда в жизни Кэита не испытывала тех ощущений, которые ей дарил Юрен. В первый раз ей было больно, но даже эта боль приносила невыразимое наслаждение.

Самое смешное в том, что никакой заслуги Кондрахина в этом не было. Просто люди и белведы по-разному устроены. Детородный орган человека значительно больше белведского, кроме того большинство землян — и Юрий не был исключением — предваряют половой акт более-менее длительной игрой, что совершенно неведомо белведам. Страсть, овладевающая ими, совершенно лишает их способности к мышлению, а стало быть, выдумке. Какие уж тут игры! Раз — два — и готово.

Однако, секс сексом, но Кэита чувствовала свою беспомощность и бесполезность. Она не понимала Юрена, не знала, чем он живет. Каждый день он уходил, якобы, на работу. Что такое работа бойца погла, она представляла. Но где синяки и ушибы? Только однажды он вернулся домой через три нестерпимо долгих дня со следами травм на лице и груди. Тогда кто же он? Скорее, всего, бандит. Особенно укрепилась она в этом подозрении, когда застрелила незнакомую белведку, проникшую в их дом. Юрен не стал поднимать шум, не вызвал гвардейцев, а тихонько избавился от тела. Перенесенный тогда ужас остался в ней. Она боялась дома, своего одиночества, боялась повторения вторжения.

И вдруг Юрен перевозит ее в новый дом. Высокий забор, за которым ничего не видно. Можно на экране наблюдать за жизнью улицы. Можно самой гулять по саду. Юрен уверил, что теперь незваных гостей не будет никогда, показал ей, где расположены кнопки, нажав на которые она сможет немедленно вызвать его.

Жизнь стала приобретать новый смысл. И всё было бы хорошо, если бы Юрен не читал ее мысли, что, как известно каждому белведу, невозможно. Но еще более пугала ее появившаяся собственная привычка догадываться, о чем думает этот странный, но притягательный белвед с Островов Ледника. Конечно, ей ни разу это не удалось — она не пыталась обмануть себя, но вот чувства Юрена, его настроение, она ощущала даже на расстоянии.

Оба они — человек и белведка — стояли на пороге личных открытий. Кэита Рут открывала в себе способность любить, а Кондрахин…

"Разведчикам, подвизающимся на поприще военно-промышленного шпионажа, надо при жизни ставить памятники", — думал Юрий, осторожно припаивая к плате прибора несколько новых деталей. Накануне в Занкаре побывала небольшая делегация спортивного клуба Ноисце. Юрий провел несколько показательных боев, пообщался с бывшими товарищами по команде. Ноисце неожиданно принялся уговаривать Юрена выступить за команду Университета в любительском погле. Аргументировал он это тем, что такое выступление обеспечит благосклонность руководства Университета к спортивным отлучкам своего студента.

На дорожной сумке своего старого приятеля Треога, прибывшего вместе с хозяином клуба, Кондрахин, пока белвед нежился в ванне, невидимыми чернилами нарисовал схемы основных узлов лабораторного оборудования, на котором работал. Крошечный кристаллик вещества для тайнописи ему в свое время передал Тхан Альфен. Его хватило для приготовления литра чернил. Свои чертежи Кондрахин делал прямо на внешней поверхности сумки, ибо Тхан уверял, что надписям ничто не грозит. Как он в Фитире доберется до необычного "письма", Юрия не заботило.

Он вновь вернулся к своей ленивой мысли. Какая вопиющая несправедливость, что шпионов и в Москве, и в Берлине, и в Лондоне, и в Токио — да где угодно — непременно пытаются расстрелять, повесить, посадить на электрический стул и всё такое прочее. "А ведь именно мы, — размышлял Юрий, — оберегаем мир. Равенство вооружений — вот самая действенная защита от войны".





В лабораторию, как всегда, без предупреждения вошел Кван Туум. В последнее время он почти не расставался с Юрием.

— Как продвигается? — спросил белвед.

— Скоро заканчиваю, — Юрий отложил паяльник на подставку. — Если стендовые испытания покажут, что все в порядке, через час можно выезжать.

Белвед был необычайно доволен. Сама судьба (в лице Муна Коола) послала ему Юрена Островитянина! Правда, было в этом диком таланте и кое-что отталкивающее, неприятное. Например, его наигранный смех. Ведь не может же белвед от души смеяться и думать одновременно. А Юрен думал. Но это не главное, зато у него всё получалось. Что значит голова, не забитая догмами! Другие лаборанты проявляли не меньше рвения, и усидчивости, и дисциплины, но — тщетно. Кван не ожидал столь стремительных подвижек в реализации своего проекта. Он был бы счастлив, если бы группа достигла значимых результатов хотя бы года за два или три. Но, благодаря Юрену, все сроки сдвинулись, как будто ему в самом деле удалось воздействовать на время.

Теперь Кван вполне доверял своему сотруднику. Юрен практически ни с кем не общался. В лаборатории задерживался допоздна. Домой возвращался всегда на автомобиле, несмотря на близость расстояния. Никогда не брал попутчиков. Магазины, которыми пользовался ранее, сменил на те, что ближе к дому или Университету. Никто и никогда, как свидетельствовали камеры наблюдения, не входил на огороженную территорию его особняка. Кэита Рут также не покидала дома. Телефонная связь, проведенная оттуда, могла соединить Юрена или его женщину только с самим Кваном, лабораторией и службой безопасности. И внутри дома — никаких скользких разговоров, ни единого упоминания о работе.

Некоторое время назад, узнав, кого скрывает от посторонних взглядов Юрен, Кван заподозрил было того в нечестной игре. Профессиональная жена стоит прорвы денег, никаких спортивных трофеев на это не хватит. Но и эти подозрения развеялись после переезда Юрена на новую квартиру, нашпигованную "жучками". Квану Тууму довелось прослушать всю сцену соития Юрена и Кэиты. Она продолжалась более часа! Военный физик впал в отчаяние, вспомнив свои немногочисленные двухминутные "подвиги", и понял, что, скорее, белведка платит Юрену, чем он ей.

Две машины медленно тащились по бездорожью вдоль берега озера. Оборудованные купальни остались далеко позади, местность стала холмистой, и автомобилям приходилось выискивать себе путь. Кое-где берег обрывался к воде почти отвесно, заставляя водителей делать большой крюк. Впереди двигалась "легковушка" с водителем и Кваном Туумом на переднем сиденье; позади них разместился Кондрахин, придерживая от тряски несколько небольших ящиков, которые предпочли не ставить в багажное отделение. Следов, в некотором отдалении, ехал фургон, набитый сотрудниками службы безопасности в штатском. По случайному совпадению Кван Туум приказал водителю остановиться совсем недалеко от того места, где вода впадающей в озеро реки приняла в себя тело незадачливой шпионки Лаки Дим.

— Кажется, подойдет, — белвед, оглядываясь, вопросительно взглянул на Юрия.

Кондрахин был здесь глубокой ночью и подъезжал с противоположной стороны, но всё же не мог не узнать этого места. Ему было не очень-то приятно, но рельеф местности предрасполагал к проведению эксперимента. Холмы здесь образовывали глубокую и узкую лощину, воздух в которой должен быть практически неподвижен. Русло пересохшего ручья, прорезавшее глинозем, создавало более-менее приемлемое укрытие.